Бросок в Европу - Страница 22

Минна танцевала у меня за спиной, хлопала в ладоши, заливалась истерическим смехом. Те немногие охранники, что оставались на ногах, забыли про оружие. Думали только об одном: как бы увернуться от обезумевших латышских гимнасток.

У них не было ни единого шанса.

Снаружи вновь завыли сирены. А внутри сражение подходило к концу. Охранников взяли не числом, а классом. Их не готовили к отражению гимнастической атаки, и они просто не знали, что делать. Не прошло и нескольких минут, как мы с Минной вышли из укрытия, переступая через неподвижные тела. «Христиане» записали на свой счет четырнадцать очков, «Львы» — ни одного. Лишь одна девушка, кажется Линя, чуть потянула ногу и теперь прихрамывала. В остальном мы обошлись без потерь.

Девушки сияли от гордости. Милан, смущенно улыбаясь, направился ко мне.

— Я нарушил приказ, потому что заподозрил ловушку.

— Ловушки не было, — ответил я. — Пограничники арестовали Андерса, а потом я сам заварил эту кашу.

— И что теперь?

— Нам надо выбираться отсюда. Сюда едет отряд МВД. И одному Богу известно, что творится за этими стенами.

— Так нам бежать к автобусу, Ивен?

— А потом куда? На автобусе нам из России не выбраться.

— Мы сможем спрятаться.

— Где?

— Не знаю.

Мысли у меня путались. Мы в здании, двери закрыты, но рано или поздно кто-то сумеет проникнуть внутрь. Если мы сами откроем дверь, они, конечно же, могут войти...

Но и мы сможем выйти.

То есть поначалу шансы были равными. Я подошел к двери, открыл ее. Увидел перед собой солдат. Больше — никого. Тишину ночи рвал только вой сирен.

«МВД, — подумал я. — Легки на помине».

— Наконец-то прибыли, — прорычал я.

— Но мы здесь давно, — ответил, как я понял, офицер. — Дверь...

— В здание! — оборвал его я. — Быстро!

Они поспешно выполнили приказ. Я же подхватил Минну, шмыгнул за дверь. Девушки и Милан последовали за мной. Дверь я запер.

Что теперь?

На стене здания увидел металлическую коробочку, закрытую стеклянной крышкой. Рядом с коробочкой на цепочке висел маленький молоток. Пожарная тревога, догадался я. Задался вопросом, а как наказывается в Эстонии ложный вызов пожарных. Решил, что это будет самым безобидным из совершенных мною противоправных действий.

Молоток я трогать не стал. Разбил стекло рукояткой пистолета и дернул за находящийся за ней красный рычажок.

Что тут началось. Вспыхнули все огни. Из зданий валом повалили люди. Они бежали ни к нам, ни к источнику пожарной тревоги. Непонятные мне механизмы готовились к работе, ракеты устанавливались на направляющие, каждый занимался важным и ответственным делом. Милан спросил меня, что происходит.

— Я не уверен, — ответил я, — но...

— Что?

— Такое ощущение, что готовятся к бою. Занимают положенные по инструкциям позиции и ждут дальнейших приказов.

— Не понимаю.

— Наверное, я поднял не пожарную тревогу.

— Тогда...

— Думаю, боевую. Уж не знаю, хорошо это или плохо.

Русские реагировали на сигнал боевой тревоги точно так же, как и в любой другой армии. Гудели разогреваемые моторы самолетов, ракеты поднимались на направляющих, все знали, что, как и когда надо делать.

Только мы не принимали никакого участия в царящей вокруг суете. Стояли, сбившись в кучку, тогда как остальные полностью нас игнорировали. Но я понимал, что это ненадолго. Каким бы некомпетентным ни был командир базы, рано или поздно он обратил бы внимание на пятнадцать человек — двух мужчин, двенадцать женщин и одну девочку, стоявших столбом, тогда как вокруг шла методичная подготовка к третьей мировой войне.

Вот тут в голову и пришла жуткая мысль: а может, мне удалось начать войну. В Македонии моими стараниями началась местная революция, но сейчас мои действия могли привести к тому, что советские ракеты полетят к Вашингтону и Нью-Йорку. Но я решил, что такого просто не может быть: у русских наверняка есть надежные системы блокировки, предотвращающие такое развитие события. Не может ложная пожарная тревога инициировать глобальный конфликт. И однако...

— Что же нам делать, Ивен?

Я повернулся к Милану.

— Не знаю.

— Но что-то надо делать.

— Да.

— Возвращаемся к автобусу? — повторил он. С такой интонацией, будто питал к последнему самые теплые чувства.

— Об автобусе забудь. Нам нужно более быстрое средство передвижения. Которое поможет нам выбраться из этого ада и доставит в безопасное место. По прямой. Кратчайшим расстоянием между двумя точками. Да только кратчайшее расстояние не всегда прямая. Иногда это дуга. Общество плоскоземцев это отрицает, но эти дуги проходят через полюса. Раз, два, три — и привет, Аляска. Господи!

— Ивен!

— Следуйте за мной, — крикнул я и побежал к летному полю, рядом с которым высилось здание, из которого мы только что вышли.

Остальные последовали за мной.

Сопровождало нас и множество взглядов. Но нас никто не окликнул, не остановил, не преградил дорогу. Потому что не мог покинуть боевую позицию. Я уже знал, что нам нужно. Разумеется, самолет. Самолет, который мог доставить нас из России в Америку. Хороший, быстрый самолет, который взлетит, прежде чем кто-либо сообразит, что к чему. Но большие самолеты обслуживал большой экипаж, и я представить себе не мог, как нам удастся захватить один из них, не говоря уж о том, что мы с ним будем делать. Я с трудом довел автобус из Риги в Таллинн. И не льстил себя надеждой, что смогу, сев за штурвал, поднять самолет в воздух и долететь из Таллинна до Америки.

И вот тут в дальнем конце я увидел свою мечту. Огромный самолет, с работающими двигателями, готовый к взлету.

Но самое главное, вокруг него не суетились механики. У трапа стоял лишь один человек, в сапогах и летном костюме, держа в одной руке шлем, а в другой дымящуюся сигарету.

Почему?

Теперь я бежал к нему, остальные — за мной. Пистолет я держал в руке, но не знал, чем он мог мне помочь. Если в я застрелил пилота, кто бы сел за штурвал?

Он наблюдал за нашим приближением, последний раз затянулся, отбросил окурок. Я же лихорадочно думал, с чего начать разговор.

— Ты, — рявкнул на русском. — Что ты тут делаешь?

По всем раскладам этот вопрос следовало задать ему, потому что именно я вел себя более чем странно. Но он об этом даже не подумал.

— Выполняю глупый приказ, — ответил он, молодой парень, лет двадцати пяти, с шапкой черных растрепанных волос, черными глазами, длинным носом ливерпульского певца.

— Глупый приказ, — повторил он. — Ну почему они устраивают учебные тревоги исключительно ночью? Если уж американцы нападут на нас, то точно не ночью. Американцы же не сумасшедшие. Они выберут более подходящее время. Так чего ставить всех на уши по ночам?

Значит, я не развязал третью мировую войну; к таким тревогам здесь привыкли. На душе полегчало.

— И почему, если уж без учебных тревог не обойтись, я должен принимать участие в этом маразме? Мой самолет экспериментальный. Бомб на нем нет, только место для бомб. У меня нет штурмана, нет второго пилота, нет механиков. Никого нет. Так почему я должен вылезать из теплой постели?

— Действительно.

— Но нет. Глупый приказ все равно приказ. Я должен приходить сюда, запускать двигатели, надевать летный костюм, быть готовым к немедленному взлету. Даже если начнется война, чего мне взлетать? Я же ничего не смогу разбомбить. Глупость.

— Так это экспериментальный самолет?

Он кивнул.

— Бомбардировщик. Дальнего действия, — он высыпал на меня кучу цифр, стремясь поразить мое воображение летными характеристиками своего бомбардировщика.

— И ты можешь взлететь на нем? Один?

— Это моя работа. Я всегда летаю на нем один.

— Без экипажа?

— Экипаж только путается под ногами.

Я поднял пистолет. Нацелил на молодого летчика. Он совершенно не испугался. Посмотрел на пистолет, потом на меня.

На его лице читалась скука.