Бронзовая Жница (СИ) - Страница 98
Которые будут.
А если не сработают — он отпустит поводья, даст волю своей ненависти.
«Никто из тех, кто измучил меня, унизил и навредил мне — никто не выйдет победителем из схватки со мной, Седым Змеем Альтары».
Громкий шорох разогнал его думы. Вранг вздрогнул и выпрямился.
— Папенька? — прозвучал неуверенный голос от лестницы. Вранальг показался в блеклом свете из коридора. Мальчик девяти лет, бледный и седой, с голубым бликом на волосах и огромным родимым пятном на половину лица. Его светлые глаза смотрели настороженно, но повинно — будто он пришёл сдаваться.
Вранг вздохнул и спросил сухо:
— Чего тебе?
«Надеюсь, сопляк не слушал моё бормотание. Обычно я не позволял себе говорить сам с собой, но нынче я слишком свободно себя чувствую, чтобы запрещать себе такие малости. И всё же этот чёртов особняк плохо хранит тайны».
Вранальг поджал губы, поправил ворот своего кафтана и аккуратно спустился. Он поклонился перед отцом и, не поднимая головы, молвил:
— Я хотел извиниться за сказанное. Клянусь, я ничуть не восхищался Мором и никогда не буду. Я о драконах речь вёл и о союзах с ними…
— Брось уже это, — отмахнулся Вранг и отвернулся к гробу.
— Я не буду больше поминать Скару.
— Вообще брось, Вранальг. Последний доа — это старик на троне. Помрёт он — и разразится война меж Гангрией и Рэйкой, где драконы, никем не управляемые, передерутся и переубивают друг друга. А выжившие — улетят. Не будет их больше, драконов, не будет!
Он хотел этого прежде всего для себя.
Он хотел, чтобы миром правили ум и дальновидность, а не эфемерные связи с хищниками и сумасбродство подобных Мораю. И он был не один такой.
Вранальг понурился. А Вранг заявил ему:
— Если думаешь, что ты когда-нибудь сядешь на дракона, то напрасно. Хотя, теоретически, если у тебя получится подойти к диатрийской стае и не положить голову на плаху — это будет неплохо, — Вранг пожал плечом и поморщился от боли, что стрельнула в отрубленную руку. — И всё же — не сильно на это рассчитывай.
— Понимаю, папенька. Диатры хорошо стерегут своих драконов, чтобы никто не завладел ими. Но неужели доа и впрямь переведутся в природе? — спросил мальчик печально.
— Хорошо бы, — покривился Вранг. — Хорошо бы, потому что власть должна принадлежать не сильным, а мудрым.
— Но разве драконы не мудры?
— А те, кто сидят на них?
— Однако Скара…
Вранг не выдержал и резко поднялся на ноги. Вранальг испуганно попятился, а маргот склонился к нему, оскалившись, и прошипел:
— Слушай, дружок. Слушай молча. Слушай, как слушал я всю жизнь. Пока не добьёшься своего права хоть о чём-то говорить и рассуждать. Молчи и впитывай, внимай и обдумывай. И не смей подходить ко мне со своими глупостями. Чтобы говорить со мною о правлении, проживи с моё. Проживи как я, — рычал он, сам не замечая, какой ненавистью искажено его лицо. — Побудь грязью, побудь ничтожеством, побудь ошибкой и наказанием. Право говорить ещё надо заслужить. А до тех пор — молчи. Молчи. И ещё раз молчи.
«Иначе я решу, что и ты мне мешаешь».
Вранальг испугался и поклонился низко-низко, давая отцу долгожданное чувство власти и безнаказанности.
Которому суждено было только расти и расти.
***
Холодный ветер кусал лицо сэра Миссара. Верхом на верном гнедом мерине рыцарь преодолел Брезу и Брит, выехал за пределы Долины Смерти через множественные заставы и отправился по границе Маята в черноту еловых лесов. При нём был внушительный запас пропитания, драконья флейта, огромный короб спичек и фляга с серебряным нутром. С таким набором он мог ехать хоть в ржавые горы.
Он не хотел этого. Но туда, судя по всему, и направлялся Мвенай. Шипастый красно-зелёный дракон реял над лесами, нарочно не торопясь прощаться с родными краями. И потому Миссару удавалось поспевать за ним.
Но если дракон принял решение отправиться туда, где не было жизни — в земли ржавой воды, которую не пересёк ни один даже самый подготовленный путник — это было большим, нежели миграция. Это было возвращение на вотчину предков.
По легенде, первых драконов породила Великая Мать в помощь Богу-Человеку в борьбе со тьмой, что населяла мир. Саваймы, духи, дикие звери точили тогда ещё слабых, неумелых людей. Природа была едина с демонами, природа была жестока и не оставляла шанса. Драконы озарили её своим огнём.
Словно высшая воля послала их на помощь; на помощь именно людям. Ведь при всём своём могуществе они почему-то снижались с небес, чтобы нет-нет да и принять лётный брак со стороны избранного ими человека. И было в этой связи нечто потустороннее. Человек заключал с ними союз, подобно контракту с демоном. Он больше не смел никогда обратиться к другому дракону; и дракон мог сменить множество всадников, но человек был, как жена, верен лишь одному до самой своей смерти. И он платил высокую цену, ведь дракон отрешал его от людей; не всякий легко переносил то, что огненные хищники сжигают их подданных и наводят свои порядки.
Но всё же они не были животными. Мистический узор судьбы сплетал их с людьми, пускай люди были перед ними ничтожны; однако непостижимый драконий разум находил в мелких двуногих нечто, что было ему потребно.
Что-то, что тянулось из глубины времён, когда молоды были даже боги.
На своём одиноком пути Миссар беспрестанно думал и об этом, и о многом другом.
Ланита и Вранальг остались в руках ожесточавшегося маргота, и он должен был исполнить выданное ему поручение как можно быстрее, чтобы вновь оказаться рядом со своей семьёй.
Но его точило смутное сомнение.
«Не должен ли я был просто забрать её и Вранальга и бежать? Не оставил ли я их на расправу?» — терзался он. — «Нет, маргот никогда доселе не был похож на своего брата-изувера; конечно, он не тронет своих близких; но почему моя чуйка доахара так мучает меня страхом?»
Было уже поздно сходить с курса. Он должен был нагнать Мвеная и убедить его вернуться. Но на протяжении всего пути трели его флейты были бесполезны; дракон не реагировал на них. Ни на призывную мелодию, ни на дружескую, ни даже на приказную. Он просто неуклонно продолжал свой путь, неспешно заходя то на один круг, то на другой вблизи приближавшихся скал.
На рубеже ржавых гор Миссар понял, что его поручение убийственно. Он встал на ночлег, набрав в ближайшем роднике ещё чистой воды, и сел у костра думать, что делать.
«Вранг просто избавляется от меня», — понял он. — «Ежели так, я не помогу Ланите, отправившись выполнять его приказ. Но если я вернусь ни с чем, мне не сносить головы. И всё же я, как рыцарь, должен…»
Вдруг заросли папоротника прошуршали где-то сбоку. Миссар вскинул голову и обернулся.
И тут же ощутил холод лезвия на шее. Кто-то обманул его весьма ловким путём, видимо, кинув камень в противоположную сторону.
Доахар привык уворачиваться от драконов, а не от людей. Поэтому он не распознал этот манёвр и попался в ловушку. Он схватил стиснувшие его руки и прошипел:
— Какого…?!
Однако лукавый голос над ухом сам ответил на вопросы:
— Не дёргайся, доахар; я здесь не для того, чтобы покончить с тобой. Я пришёл говорить.
— И как я буду говорить с тем, кого не вижу?
— Как-нибудь, как-нибудь, — непринуждённо просмеялся незнакомец у него над ухом. Это был смешливый, угрожающий и поистине дьявольский голос. — Слушай внимательно, доахар. Дракона к Врангу не приводи. Вообще не ходи за ним. Пускай улетает прочь, как надо.
— Ага! — ругнулся Миссар и дёрнулся, но хватка не шибко могучих рук держала его неожиданно умело, не давая ему вернуть равновесие. — Хорош будет рыцарь, что не исполнил приказа суверена!
«Если я не справлюсь, это будет ещё один повод ему отыграться на Ланите и Вранальге…»
Миссар содрогнулся, понимая, что видит рассуждения нынешнего маргота такими же бесчеловечными, как и у прошлого.
«Нет, я не должен. Маргот Вранг, несомненно, учтёт ошибки брата…»
— Хорош будет рыцарь, который трахал его жену, а теперь думает, что сможет вернуться и жить припеваючи эдакой непристойной семьёй на троих, — издевательски хихикнул незнакомец.