Бронзовая Жница (СИ) - Страница 10
Госпожа Грация появилась, как чёрт из табакерки. Она тут же устремилась вперёд и присела в глубоком реверансе, как и все её воспитанницы.
— Могучий маргот, — с неприкрытым восхищением произнесла она. — Честь для нас видеть вас сразу после новостей о победе.
— Почтенная Эйра, — Морай сделал витиеватый жест рукой, в шутку приветствуя маман будто знатную леди. — Всё такая же почтенная.
«Он в хорошем настроении, аж улыбается с порога», — подумала Эйра-Жница. — «Только кровь и звон мечей могут ублажить его по-настоящему».
Она поймала пытливые взгляды двух его солдат. Те явно были из его гарнизона в Покое, драки не видели, а потому их снедали скука и похоть.
Но при марготе они не смели даже шевельнуться без его приказа.
— Решил сегодня зайти к тебе, — продолжил Морай и, шаркая опалёнными огнём сапогами, прошёлся по ковру. Он посматривал то на одну, то на другую девушку, но ни на ком не задерживался взглядом.
— Вы не пожалеете о своём решении. Сегодня любая из моих дочек пребывает в радости от ваших успехов и подарит вам множество улыбок!
— Угм… — согласно произнёс Морай. Секунда, две; больше ему не требовалось, чтобы решить. Он махнул пальцем Угрюмой и Печальной и тут же развернулся обратно к выходу.
«Некоторые богатеи любят отдыхать в стенах “Дома культуры”, с вином и угощениями, но маргот всегда зовёт девушек на ночь в Покой, свой особняк на развалинах старого замка», — Эйра проводила их взглядом и улыбнулась сама себе. — «Словно дракон, он всегда тащит добычу в своё логово. Далеко не каждый из тех, кто наделён кровью доа, способен заключить лётный брак с драконом; и далеко не каждый, кто способен, сумеет применить все свои знания, чтобы сделать это и остаться в живых, не рассердив чуткого зверя. История знает: из сотен кандидатов остаётся один преуспевший. И зачастую это бывает странный человек, больше родственный огненным хищникам, чем людям. Не внешне, не даже характером, а чем-то… глубоко внутри».
Поскольку это был единственный драконий всадник, которого ей когда-либо доводилось видеть — и касаться — о доа у неё сложилось странное, но манящее впечатление.
Во всех трёх королевствах остались считанные единицы таких доа. То были в основном лишь короли старой закалки: диатр Рэйки, диатр Маята, диатр Гангрии… и маргот с его кузеном марпринцем. Из всех Эйра видела лишь одного Морая и не могла судить, возникает ли от остальных доа такое же ощущение внутри.
«Но мне и не нужно знать других. Я вообще создана не для этого; у меня есть надежда на свободный вечер, а значит, я смогу заняться тем, что мне действительно важно».
Дверь за ними закрылась, и Болтливая тут же всплеснула руками с отчаянным видом:
— Ну и почему он взял Печальную, почему не меня?! Она же ненавидит его!
— Она держится молодцом, — цыкнула на неё Грация.
— Но во мне-то что не так? — Болтливая кинулась к Эйре Чёрной, вертясь перед ней, будто перед зеркалом, и поправляя корсаж на упругой груди. — Ну ты, Жница, ты скажи — как ты к нему попала?
Эйра усмехнулась:
— Легко. Он увидел и сказал: «Ого, чёрная! Дайте её сюда». А второй раз он сказал своему другу, сэру Лионаю: «Помнишь, я говорил тебе про чёрную? Дайте её нам!» Вот и всё. Сделай так же — мигом всё получится.
— Как? Стать чёрной? Я что, метиска какая-нибудь, чтоб у меня такое вышло? — с искреннем возмущением воскликнула Болтливая. Эйра посуровела, а Грация отвесила болтушке подзатыльник:
— Все на места, остальных посетителей никто не отменял!
Девушки послушались её и вновь расположились кто как в гостиной. Но Эйра несколько обиделась.
«Я правда метиска, но никто этого не знает», — подумала она. — «Когда-то в приюте мне сказали пару слов о том, откуда я взялась. Моя мать была чёрной проституткой, а отец — местным проходимцем не шибкого достатка, который только такую и мог себе позволить. Его кровь придала мне черты, которые делают меня экзотикой, а не обычной куртизанкой из Цсолтиги».
Теперь дверь скрипела без остановки. Внутрь заглядывали какие-то горожане, обвешанные саблями разбойники и просто любопытные. Но от гостиной их скрывала плотная штора, и потому к девушкам попадали лишь те, кого охранник Чаркат — мрачный лысый громила — пропускал.
Эта штора прятала не только продажных жриц любви от жадных взглядов. Но и улицу от самих жриц.
«Дом Культуры» был первым поворотом с площади перед городским храмом, триконхом, в переулке Роз. И от входа можно было видеть то, что творилось на этой площади.
Словно в насмешку над милостью богов, маргот велел привязывать приговорённых к разного рода наказаниям людей к столбам напротив храмовых ступеней. Наказания редко проводились по принятому в королевстве протоколу. Привязанных не бил палкой палач и не позорил какой-нибудь крикун. Никто не оглашал провинностей этих людей и никто не приводил в действие приговор как таковой. За рядом столбов следила лишь пара мечей Мора. Они не позволяли никому отвязывать наказанных или подавать им воды и еды. Но одновременно не отгоняли тех, кто желал поглумиться над ними. А также крыс, собак и вороньё.
Про некоторых маргот словно забывал. У пары столбов давно уже остались обглоданные гьеналами скелеты. Лишь некоторым было уготовано совершенно определённое наказание.
«Не выходите на улицу», — в такие моменты говаривала Грация сурово. Потому что площади Божьей Милости было не миновать, а увидеть там можно было то, от чего кровь стыла в жилах.
Четыре года назад, когда Эйру только привезли в «Дом», на этой площади произошло жуткое событие. У одного из столбов оказалась девушка, дочь нобеля Куолли. Тот слыл давним сторонником маргота. И его дочь, Халиса, уже второй год служила кравчей при марготе, она подносила ему еду и вино. По слухам, маргот не раз воспользовался ей как женщиной, но так и не попросил её руки невзирая на намёки нобеля Куолли.
Достаточно было одного визита нобеля Куолли в соседнее королевство, в Маят, чтобы маргот моментально усомнился в его верности.
«Нобель Куолли мечтает, чтобы его дочь стала моей женой», — процитировал маргота городской герольд. — «Я не беру себе кого попало. Убедитесь, мои верные подданные, что она будет мне достойной супругой».
Прекрасная Халиса скончалась от усилий нескольких сотен душегубов, что испробовали её. Убитому горем отцу позволили забрать её тело лишь тогда, когда в ней уже поселились мухи.
Подобных случаев было не счесть.
Конюха, что плохо затянул подпругу на коне маргота, привязали с надетым на спину седлом. Всякий мог посидеть на его хребте и постучать пятками по его бокам. После этого конюх надорвался, но всё же остался жив; чего не сказать о старом кастеляне, что в срок не организовал починку сквозящих дыр в особняке.
«Дед не смог найти подходящих кирпичей, чтобы довершить постройку», — провозгласили герольды. — «Помогите ему».
Не было и дня, чтобы с площади Божьей Милости не доносились мольбы и стоны привязанных. И хотя куртизанки вообще нечасто выходили за пределы «Дома Культуры» на злачные улицы, иногда они специально оставались внутри, все до одной, лишь бы не застать какой-нибудь подобной экзекуции.
Страшна была не казнь. Страшно было осознание того, что палачи в Брезе — это сами брезийцы, ибо никто не терзал приговорённых, кроме самих горожан. Убийцы и миряне дышали одним воздухом на одних и тех же улицах. Безопасность обитала лишь где-то в стенах домов, защищённых покровительством нобелей, атаманов или богатых купцов — и больше нигде.
Поэтому они ожидали внутри и никогда не показывались даже на пороге, как бывало в заведениях подешевле.
За некоторыми приходили гонцы, что передавали Грации деньги и записку от хозяев. Другие являлись за определённой Эйрой лично. А третьи выбирали прямо на месте. Один такой, явно новый в городе, сразу заинтересовался Эйрой-Жницей. Он подошёл к ней, звеня золотом в карманах, и спросил с усмешкой:
— Ты та самая Чёрная Эйра из Дома, не правда ли?