Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Страница 137

Авгурова попыталась сменить разговор:

— И это не опасно для детей? Вот так… С плакатами!

— Вообще — то у нас спокойно. По крайней мере так было. Пока не открылся великий этот морской путь из Лимасоли в Хайфу… Ты уж нас извини!

Супруги неодобрительно относились к последним веяниям в регионе, к транзитникам из Союза в Израиль, к заигрыванию Комитета сторонниц антивоенного движения с сионистским государством.

Сократис заметил серьезно:

— Им дай палец, они всю руку отхватят! Я эту публику знаю. Поставили всех под ружье! Вы небось насмотрелись…

— Было…

Она сидела расслабленная. Ни о чем серьезном думать не хотелось. На израильских военных она действительно насмотрелась. И в Иерусалиме, и в Тель–Авиве…

В субботу они заполняли центральные улицы — солдаты, офицеры — все, до генерала, в одинаковой форме, все друг с другом на «ты» и по имени.

Горбоносый гид все об этом рассказал.

" Йоси …» — так мог обратиться солдат к генералу Иосифу Пеледу, которого из–за его фамилии русскоязычная печать называла не иначе, как Иосиф Сталин.

" Арик» — к легендарному Ариэлю Шарону.

Гид объяснял им все очень подробно.

Агурова не очень прислушивалась, но тем не менее что–то застряло.

— Эти солдаты, — напрягал своих слушательниц гид, — знают, против кого они воюют и что им грозит в случае поражения — поголовное истребление! Армия, не умеющая ходить строем, разрешающая солдату сдаться, разгласить военную тайну под угрозой смерти или насилия… — Он мотивировал: — Шифры сменят. Коды тоже. Если солдат останется жив, его обязательно вытащат из плена, обменяют одного к десяти, к ста, к тысяче…

Нину Романиди интересовало другое:

— Не перегибают ли у вас с гласностью? Иногда в ваших газетах такое пишут, что мы, коммунисты, тут просто не знаем, как объяснять людям… Она развела руками. — Вот сейчас! В докладе Горбачева опять — Узбекистан, Киргизия…Повальное взяточничество, коррупция в высших эшалонах партии…

Они атаковали ее вдвоем:

— Буржуазная пресса уже основательно погрела на этом руки. Как у вас там это не понимают?! Мы ведь тут живем этим. И работать приходится все труднее…

Сократис взглянул на часы. Их циферблат украшало цветное изображение Саддама Хусейна.

— Надо ехать. Думаю мы еще успеем сегодня послушать Москву. Трансляцию со съезда… Представляю, что сейчас творится в Москве! Заключительный день!

НИКОЛА

К приезду высокого начальства на вокзале все менты и приданные им силы уже стояли на ушах.

Никола торчал на втором этаже, в зале для транзитных пассажиров. Народу было не очень много. Столицу закрыли. В Москву ехали только по командировкам, по оказии. И те — кто как–то ухитрился взять билеты.

Транзитные без конца что–то жевали. Читали, слонялись по залу. Пялились в ящик. На экране поднятого к потолку телевизора передавали все ту же одну бесконечную канитель. Выступления, обращения, отклики…

Никола и головы не подымал.

" Неужели им еще не надоело, в натуре?!»

Кроме Николы, было в зале много и других тихушников разных служб, рассаженных в зале среди пассажиров — с газетками, с книжками.

Менты зыркали по сторонам.

«Книги берут, а сами и не разворачивают!..»

Никола старался не встречаться с ними глазами.

Место его было против лестницы, у окна. Всегда безопаснее, когда контролируешь подходы. Ему–то с его стремной работой нельзя было не заботиться об этом ежесекундно…

За окном, уже горели светильники.

Никола видел, как вдоль перрона проехала патрульная машина ГАИ. Он узнал номер.

" Игумнов с Баклановым. Сейчас ментов соберут на контрольный инструктаж: депутаты поедут…»

Съезд Николу не колебал. Он знал главное по жизни:

" Вор — украдет, фраер — заработает.»

Отсюда и мысли каждого, кто понимает жизнь, должны быть всегда только существеными:

" Для фраера — как заработать. Вору — где украсть.»

Занятия эти нельзя было путать:

" Ворам — не следовало вкалывать, фраерам — воровать.»

Для фраеров, которые все же решались красть, у ментов наготове были припасены хитроумные ловушки.

Была такая и тут, в зале.

Рядом с одной из скамей, у стены, около часа уже стоял как бы оставленный кем–то без присмотра чемодан. Импортный, аккуратный, на колесиках. С кожаной уздечкой в торце.

Чемодан был с сюрпризом.

Младший инспектор Карпец, который работал со спецчемоданом, сидел неподалеку, спиной к нему. Если бы чемодан потащили — мгновенно проснувшаяся бы в нем сирена в состоянии была бы поднять на ноги весь вокзал…

Постояв у окна, Никола решил спуститься на перрон.

Мимо главной лестницы он прошел к боковой — тихой, со сплошным бордюром, отделанным мраморной плиткой. Лестница делала два крутых колена и дальше терялась в лабиринте административных помещений. Пассажиров тут было мало. Никола предпочитал всегда пользоваться только ею.

Спуститься он, однако, не успел.

На последнем марше из–за крутого поворота лестницы возникла фигура. Гибкий, с вытянутым черепом, с грубыми, выдавшимися надбровьями мужик поднимался навстречу. Разминуться было невозможно.

Никола узнал «залетного мокрушника, разыскивавшегося якобы милицией за кражу из универмага в городе Нерехте, с которым накануне сидел в камере.

— Привет!

— Здоров…

Тот был не один.

Николу поджидала и другая, более опасная неожиданность.

Вслед за «мокрушником» поднималась команда кавказцев, катал.

Первым шел другой знакомец Николы — коренастый с усиками…

" Эдик!»

С ним Никола тоже познакомился в камере, но в другом месте — в Истре.

— Ты на воле… — Кавказец не удивился.

У Эдика были все основания его подозревать как стукача. Хотя Никола попал тогда в камеру в Истре за преступление, а не как наседка.

Менты действительно доставили его с пустого стадиона. Там, за футбольными воротами, он пил в одиночку и по пьянке калякал сам с собой. Никому не мешал. Молодой неученый жизнью нахал принял его за тихого безобидного пенсионера, над

которым можно безнаказанно поиздеваться. Гоняя мяч, он приблизился, вместо мяча врзал по бутылке…

Никола сделал единственное, что научен был делать…

Что в очередной раз повторил с амбалом у магазина перед тем, как попал в 33–ье.

Нож вошел нахалу чуть выше бедра. Потом говорили, что задета селезенка.

Николу задержали прямо там же, на стадионе.

Подрезанный им парень выжил, хотя надолго и остался инвалидом. Потом он получил от Николы компенсацию — цветной телевизор и забрал назад заявление…

Свободу Никола добыл себе сам, потому что внимательно слушал все, о чем говорили не в меру расхваставшиеся сокамерники — Эдик и другой Алексей, местный отморозок…

Николу отпустили, потому что с его помощью менты раскрыли грабежи, которые весь год висели у них нераскрытыми.

Оттуда же из истринской камеры от Эдика потянулась и ниточка к убийцам — ночным охотникам за одинокими женщинами: Эдик и Муса встретились с ними в такси и Эдик рассказал об этом в камере…

Кавказец, естественно, об этом всем не догадывался.

За «мокрушником» и каталой по лестнице поднимались еще несколько их кентов.

Шедший последним — низкорослый, в тесном пиджаке — нес на плече короткий, в черном чехле зонт.

Эдик явно что–то знал и хотел разобраться.

— Человека зарезал на стадионе и не сидишь…

— Зачем мне сидеть? — ответил вор. — Пусть мусор сидит…

— Есть вопросы.

— Это всегда можно… — Никола уже понял, что разборка с кавказцами не будет легкой и потребует от него напряжения всех сил. — Только вот. Воры есть среди вас? С ворами я готов всегда объясниться…

— Это на сходке у вас, у воров… А мы поговорим так. Помнишь Алексея, который сидел с нами в Истре? — Катала смотрел чужими нерусскими глазами. — Его должны были освободить, но в последнюю минуту завернули. Сейчас срок тянет…

Никола не отвел взгляд. Бесцветно–желтоватые, как у уличного кабелька, зенки его ничего не выражали.