Бриллианты на пять минут - Страница 8
Я встал. Граф Свешников горячо пожал мне руку, а напоследок высказал просьбу:
– Не соблаговолите передать записку Маше?
– Я не представлен этому семейству, поэтому обещать – обещаю, а вот когда удастся передать… не могу знать.
Мы простились. Тотчас я пошел в следствие, но нужных людей не застал. Потом стал искать предлог нанести визит баронессе. Зачем? Меня тронула печальная история молодого человека, несправедливо будет, если он безвинно пострадает. В его рассказе основное место отводилось баронессе, следовательно, она, как заинтересованное в возврате колье лицо, должна принять участие в судьбе графа Свешникова и помочь ему, а заодно и себе. Предлога не нашлось, ну да я все равно отправился к ней. Откажет – я не гордый человек, поеду домой.
Я прибыл по адресу. На звонок вышел лакей, важно сообщил:
– Барыня не принимают-с.
– А все же доложи, любезный. – И я протянул ему карточку. – Скажи, у меня к ней неотложное дело.
Лакей взял карточку и замер, не мигая, словно мраморный истукан на кладбище, забыв опустить руку с визитной карточкой. Я, признаться, едва не рассердился и не дал ему тумака, но вдруг вспомнил, что передо мной не просто слуга, а слуга баронессы-иностранки. Я усмехнулся, сунул ему целковый, после чего лакей заискивающе заулыбался и попятился задом к двери. Что за противная порода!
Баронесса согласилась принять меня. Я спешно отдал шляпу и трость лакею, бросил ему перчатки, а шубу скинул с плеч прямо на пол – слишком торопился увидеться с баронессой фон Раух. Она встретила меня в домашнем платье, а не в трауре, приветливо улыбнулась, протянув руку для поцелуя, и спросила:
– Что привело вас ко мне, сударь? Признаться, удивлена. Прошу вас, садитесь. Чаю выпьете? – Она позвонила в колокольчик, приказала вошедшей горничной: – Грушенька, чаю!
– Не откажусь, – ответил я, стараясь блюсти приличия и не рассматривать ее, как потешку на ярмарке. Думаю, получилось это плохо. Сам же я был удивлен до крайности. Баронесса не походила на женщину, убитую горем, а ведь у нее, во-первых, муж умер, во-вторых, колье пропало, а втретьих, любовник очутился в тюрьме. Чтобы замять свою неловкость, я сказал: – Простите, баронесса, вы так хорошо говорите по-русски…
– Так ведь я русская. И давайте без титулов, я же, как и вы, из простых – мещанка. А баронессой стала в Германии. Меня воспитывала богатая дальняя родственница, уехавшая с дочерьми и со мною в Германию, чтобы удачно выдать нас замуж. И выдала. Муж умер…
– Да-да, знаю, – придал я своему голосу печали. – Он умер совсем недавно…
– Бог с вами! Муж мой умер четыре года тому назад.
– Но… ваш спутник… барон… разве он не умер? И разве он не муж вам?
– Барон? – рассмеялась она. – Муж? Бог с вами! Барон Фридрих – брат моего мужа, любезно согласившийся сопровождать меня в Россию. И с чего вы решили, что он умер? Слава богу, он жив и чувствует себя превосходно.
Надо ли говорить, какие смешанные чувства заполнили меня? Я был сражен и ничего не понимал, лишь вымолвил извинительным тоном:
– В свете говорят…
– Да, только свет способен сочинить такие сплетни! – рассмеялась она. – Барон хворал, некоторое время не выезжал, вот вам и причина сплетен. От безделья все. И, наверное, оттого, что я мало кого принимаю, а визитов вообще не делаю. Скучно с ними. Вас вот приняла с удовольствием. Вы не из общества, и лицо у вас человеческое, а не маскарадная маска. Вы мне интересны.
– Благодарю вас, сударыня.
– А давайте по-простому: Агнесса Федотовна. Надеюсь, и вы не станете возражать, ежели я буду по имени-отчеству вас звать?
– Я только рад… Скажите, Агнесса Федотовна, вам известно, что граф Арсений Сергеевич попал в крайне тяжелые обстоятельства, что он…
– В тюрьме, – закончила она, слегка огорчившись, но не более. – Да, знаю. И ходила навестить его, отнесла смену чистого белья, кое-что из еды.
– Неужто он убил тех несчастных людей?
– Трудно об этом говорить. Мне он был симпатичен, хотя и горяч без меры, вспыльчив, фрондер. Но его застали на месте преступления, что уж тут поделаешь.
– Я только что от него. Состояние Арсения Сергеевича внушает мне опасения. Вы полагаете, что человек прекрасного воспитания способен убить? К тому же колье не нашли при нем.
– Не понимаю, о чем вы ведете речь, – вроде бы удивилась баронесса, и взор ее был действительно непонимающим.
– Как же! – воскликнул я, находясь в растерянности. – Ведь Арсений Сергеевич пошел к мастеру забрать ваше колье, которое вы заказывали…
– Что вы! Я забрала его накануне тех ужасных событий, то есть вечером. – Поскольку лицо мое наверняка выдавало потрясение, она встала. – Погодите…
И ушла. Горничная принесла чай, варенье и мармелад. Я чувствовал, что попал в щекотливое положение, оттого испытывал неловкость и вспотел. Я отер лицо и шею платком, принялся разглядывать гостиную, дабы отвлечься от неловкости. Заметил, что квартира у баронессы скромная, мебель старая. Впрочем, она приехала в Россию погостить, так зачем тратить лишнее, а потом все бросить? С моей точки зрения, подобный подход вполне разумен. Я признал, что для женщины это редкое качество – экономия, как вдруг заметил шевеление шторы.
Вошла Агнесса Федотовна, неся в руках черный футляр.
– Мне кажется, за шторой кто-то есть, – сообщил я тихо.
– Вот скверный старик, – без раздражения сказала она и повысила голос: – Мон ами, тебя разоблачили, выходи уж! Чаю хочешь, Фридрих?
– Я… я… – смущенно проговорил барон в знак согласия, выходя из-за шторы.
– Барон безумно любопытен, я поначалу сердилась, прогоняла его. Но без него мне совсем тоска. Он очень забавен и абсолютно безвреден, простите ему шалость. Садись, Фридрих, и слушай открыто, раз тебе интересно, у меня от тебя секретов нет. Грушенька, принеси еще чашку для барона!
– Агнесс, я хотель кофе! – брюзгливо проворчал барон.
– Тебе нельзя кофе, – строго сказала она. – От кофе у тебя повышается сердцебиение. Чаю выпей. Знаете, Влас Евграфович, родственники не любят барона из-за его любопытства, хотели из него сделать сумасшедшего, а я не дала. Он никому не делал худа. А мне завещал свое состояние, да только я люблю получать подарки, вот и берегу его здоровье. А то, не дай бог, помрет – мне с его родственниками не управиться. Но взгляните, Влас Евграфович.
Она передала мне открытый футляр… и я ахнул. На черной поверхности бархата лежало дивное колье, не похожее на те украшения, которые мне доводилось видеть. Даже человек, мало сведущий в камнях, определил бы, что это редчайшее сокровище необыкновенной красоты. Сразу в глаза бросается крупный камень прямоугольной формы и три подвески потрясающей прозрачности и чистоты. В обрамлении белого металла с цепочками из разноцветных алмазов по сторонам, точь-в-точь по описаниям графа, эти четыре камня сверкали поистине волшебно. Думаю, бриллиант невозможно спутать ни с каким другим камнем. Только бриллиант имеет такую способность околдовывать.
– Великолепно, – произнес я, легонько наклоняя футляр в разные стороны, отчего колье сказочно сверкало. – Толк в камнях я знаю, как-никак имею дело на Урале, где и алмазы добывают. И скажу со всей ответственностью: это необыкновенные камни. Наверное, ваше колье баснословной стоимости?
– Да уж, недешевая вещица… – горделиво улыбнулась Агнесса Федотовна, довольная произведенным на меня впечатлением. – Четыре камня мне подарил барон, за то и люблю его, он щедр… Остальные подобрал мастер.
– Простите мое любопытство, Агнесса Федотовна, – не мог я скрыть волнения, – но в чем же причина убийства? Арсений Сергеевич давеча говорил, будто бы поехал за колье и нашел в доме мастера три трупа, а его арестовали…
– Но колье вот, – указала она глазами на футляр в моих руках. – Вечером, накануне убийства, я забрала его, тому свидетель сам Арсений Сергеевич. Право, я не понимаю, зачем ему обманывать вас? Я расплатилась с ювелиром, забрала колье и приехала домой.