Бригантины поднимают паруса - Страница 10

– Большинство населения, – спросила она, – не понимает, что мир превращается в империю?

– Да, – подтвердил я. – Только это всеземная империя, что вроде бы уже не империя, хотя империя. На планете вообще не останется независимых государств.

– Совсем?

Я посмотрел на нее с сочувствием.

– Сразу о своем Израиле?..

– А ты как думал?

– Увы, – сказал я с сочувствием, – хотя независимость Израиля продержится дольше всех и падет последней…

– Что-что?

– …но участь твоей страны менетекелфарестнута, – договорил я.

– Не матерись, – сказала она сердито. – Хотя бы за кофе.

– А Библию не читала, – уличил я.

– Библию читала, – возразила она. – Только Новый Завет не Библия.

– Это в Старом, – сказал я. – Ну да ладно, у тебя хорошая женская память. Пойми, империя не может позволить существовать на планете хотя бы клочку земли, где могут делать в подвале опасный вирус. Тем более не может позволить независимость государству, у которого ядерные бомбы.

– Официально их нет.

Я отмахнулся.

– Девяносто пять процентов всей политики делается неофициально. И не только в Израиле. То, чем мы здесь занимаемся, тоже политика, но кто в мире о ней знает?.. Ты ешь, ешь. У тебя есть места, где можно поправиться без вреда для фигуры.

Она покачала головой:

– Нет уж, с лишним весом я не доживу до прихода обещанного тобой бессмертия.

– Да? – спросил я с интересом. – А вот мне повезло. Если с открытием бессмертия дело затянется, то получу его не в семьдесят-восемьдесят, а в сто – сто десять лет, что вообще здорово!..

Она посмотрела в недоумении.

– И где везение?

Я пояснил довольно:

– Таким образом стану одним из самых старых людей планеты! Всего человечества!..

– Тебе нужен рекорд?

Я отмахнулся.

– В анус рекорды!

– А что тогда?

– У меня будет бесценный опыт, – пояснил я, – как это – быть молодым, средним и совсем старым, в то время как младшее поколение такого богатства не обретет!

Она ела дальше молча, но я видел в ее глазах невысказанную реплику типа того, что еще доживи до ста лет, это не так просто…

Ее сомнения вполне понятны, но, зная, какими темпами развивается медицина, особенно направление, в котором работаю, твердо верю, что если не бессмертие, то продолжительность жизни к моему восьмидесятилетию возрастет в два-три раза, а с ней точно доживу до бессмертия.

Я расплатился за обед и кофе, Эсфирь так же молча направилась к автомобилю и села за руль. Я опустился на правое сиденье, на улице тихо, предложил деловито:

– Гони! Но давай срежем вон через тот двор.

Она послушно повернула руль, но когда автомобиль ускоренно несся через тесный дворик, спохватилась:

– А он проходной?

– Почти.

– Это как?

– Сарайчик, – ответил я. – На дороге. Деревянный, просто жми на газ.

Она сдвинула брови, через мгновение автомобиль на большой скорости ударился в дощатую стену.

Треск, машину чуть тряхнуло, во все стороны брызнули мелкие обломки досок. Автомобиль освобожденно выметнулся на широкую улицу, Эсфирь спохватилась:

– А ты откуда знал, что в сарайчике никого?

– Откуда бы я знал, – ответил я успокаивающе. – Так, предположил… Рулетка.

– Скотина, – сказала она с чувством.

– А что, – сказал я, – их восемь миллиардов…

– Скотинища!

– Да ладно, – бросил я, – время намаза, не заметила?.. А люди в этих домах религиозные, видно же! Потому на улице пусто, время обязательной молитвы.

Она чуть перевела дух, но поглядывала рассерженно.

– Скотина, и шуточки у тебя скотские.

– Я отношусь с уважением к местным обычаям, – напомнил я. – А ты?

– А они того заслуживают?

Я сдвинул плечами.

– Обычаи никакие не заслуживают, потому что из старины. А я, как человек будущего…

Она прервала:

– За дорогой смотри!

– Да смотрю, – пробормотал я. – Еще как…

Конечно, смотрю, она не подозревает, что смотрю одновременно и со спутника, потому заранее увижу, если где возникнет «пробка», и успею просмотреть все варианты объезда, но здесь, к счастью, таких проблем нет.

Да и вообще спутники обозревают всю поверхность планеты, а видеокамеры на дорогах позволяют следить за трафиком и нарушителями, а установленное в офисах, в аэропортах и на вокзалах оборудование дает возможность видеть, кто прибывает и отбывает, так что чувствую себя всемогущим…

Одна только тревожная мысль: а как это свойство впишется в общество, если отработать эту операцию на генах и таких людей станет много? Или такими будут все?

Понятно же, большинство используют сразу в личных целях, корыстных. Вон даже я, представитель чистой и благородной науки, сразу же и участок в элитном поселке приобрел, и огромный роскошный дом в нем построил, осталось только павлинов в саду завести.

Оправдываюсь, что деньги увел с тайного счета наркокартеля, но все-таки не заработал, а преступно украл у настоящего преступника. Ладно, это мелочь, никому никакого какого вреда, но другие с моими возможностями могут повести себя безбашенно и без тормозов.

И поведут, сказал я себе мрачно. Потому, пока не будут заранее придуманы средства их обуздывать, нужно просто наращивать свои возможности.

Потому что я Контролер.

Пока она неспешно вела автомобиль вдоль ряда небольших магазинчиков с сувенирами, что выдвинули прилавки прямо к проезжей части, я водил пальцем по тачскрину айпада, а когда решил, что сумел показать титанические усилия, сказал с чувством:

– Хиггинс в доме. Вот что значит хорошо пообедать!

– Он уходил на обед?

– Мы уходили, – напомнил я.

Она спросила озадаченно:

– А какое это имеет отношение…

Я сказал с горестным вздохом:

– Чувствуется, что ты женщина… я имею в виду, без классического научного образования… Разве не прослеживаешь связь, что, пока мы там торчали терпеливо, Хиггинс не появлялся, а стоило отлучиться на обед, как он будто шайтанчик из коробки?

Она пробормотала:

– Но это же случайность!

– В науке не бывает случайностей, – сказал я наставительно, – даже в жизни все закономерно и взаимосвязано. Ты, наверное, даже не слыхала про закон бутерброда?

– Немец какой-то? – спросила она. – Нет, не слыхала.

– Или еврей, – предположил я. – У евреев у всех фамилии немецкие.

– А если французские?

– Все равно немецкие, – отрубил я авторитетно. – Ты не знаешь этимологию слова «немец», так что молчи и похрюкивай в две дырочки.

Она вывела на широкую дорогу и некоторое время гнала на приличной скорости, пока особняк Хиггинса не приблизился. Перед воротами не остановиться, места нет, стоянка запрещена, но есть благоустроенное место в полусотне шагов.

Эсфирь направилась туда, я выждал, когда остановились, кивнул в сторону бардачка.

– Не пропей и не прогуляй.

Она буркнула:

– Ты тоже там… не входи в загул. Дом красивый! Людей не жалко, но здание не взрывай.

– И землю трясти не буду, – пообещал я. – Езжай домой. Жди звонка.

Она молча смотрела, как я выбрался из машины и захлопнул дверцу, а я ощутил, как мозг сразу начал анализировать ощупывающие нас лучи радара.

По ним моментально заглянул в дом, как же хорошо, когда все напичкано автоматикой и сверхсовременными приборами, а каждый уголок под видеонаблюдением! Чувствуешь себя хоть и не всемогущим, но по крайней мере всевидящим.

На воротах тоже видеокамера, из будочки вышел молодой парень с автоматом наперевес, взгляд оценивающий и очень серьезный, что и понятно, на Востоке начинают взрослеть с детства, как только берут в руки оружие, а берут с того момента, как могут поднять с пола.

Я приветливо помахал рукой.

– К мистеру Хиггинсу.

Он ответил таким резким и командным голосом, что либо он старше, чем выглядит, либо уже успел поруководить в боевых операциях:

– Стоп!.. Ни шагу дальше.