Бремя командира (СИ) - Страница 4

Все курсанты были встревожены, и я не винил их. Сначала инцидент с Андреем, затем — Катерина. Еще во время зарядки звучали нервные шуточки на тему, кто будет следующим, а дежурные офицеры казались злее обыкновенного.

— Смотри, Шереметева! — прокатилось по строю, и все вытянулись по струнке.

Глава Спецкорпуса не должна была присутствовать на построении, и ее появление вызвало еще большее напряжение. Генерал-лейтенант быстро спустилась по лестнице и подошла к Ланскому.

— Господа курсанты, вчера ночью в Восточной кордегардии произошел немагический инцидент, — начала она, всматриваясь в наши лица. — Один из курсантов отправлен в лазарет с подозрением на отравление ртутью. В связи с этим объявляется внеочередная проверка всего личного состава. В течение сегодняшнего дня всем явиться в медсанчасть и сдать повторные анализы.

Я услышал, как Лева резко выдохнул.

— Также в целях безопасности мы усиливаем меры охраны, — продолжила Шереметева, чеканя слова. — С сегодняшнего дня патрули удваиваются, а перемещение по корпусам после отбоя будет строго ограничено. Все личные вещи будут повторно проверены, включая ваши комнаты и шкафчики. Доступ к учебным и спальным помещениям будет разрешен только по служебным коридорам, под наблюдением дежурных офицеров.

Я обменялся коротким взглядом с Феликсом. Похоже, ночные вылазки теперь станут еще сложнее.

— И последнее, — добавила Шереметева. — Любые сплетни и разжигание паники недопустимы. Распространение непроверенной информации без разрешения командования приведёт к строгим дисциплинарным мерам. Спокойствие — это залог безопасности для всех.

После этих слов она кивнула Ланскому, и тот коротко приказал:

— Курсанты, разойдись в столовую.

Едва закончив завтрак, мы с Левой поспешили в лазарет, пока Феликс вызвался занять для нас места в аудитории. У нас было не больше пятнадцати минут до лекции, и следовало поспешить. Я доедал бутерброд на бегу.

— Осторожнее, курсанты! — Прикрикнула на нас медсестра, когда мы ворвались в отсек и едва не снесли ее.

Ночь выдалась тревожной, ни мне, ни Лёве, да и никому из нашей комнаты не удалось нормально поспать. Все слишком беспокоились за Катерину, и вот теперь, едва забрезжило утро, мы уже стояли перед дверью кабинета Сумарокова, требуя встречи.

Нас остановила другая медсестра. Она устало посмотрела на нас и покачала головой:

— К Романовой? Девушке сейчас нужен покой. В палату вход запрещен.

— Но… — начал Лёва, но я успел остановить его взглядом.

— Мы к его высокоблагородию, — нашелся я. — Львов — получить задание, я, Николаев — на осмотр.

— Ладно. Его высокоблагородие должен освободиться с минуты на минуту. Ждите у кабинета. Сейчас у него гость.

Она проводила нас к уже до боли знакомой двери, и я, набравшись наглости, постучал.

— Николаев, ваше высокоблагородие! Разрешите войти?

Медсестра наградила меня укоризненным взглядом, но тут ее окликнули, и она вернулась в другой кабинет.

— Заходите, Николаев, — раздалось из-за двери.

Мы зашли в кабинет Сумарокова — я первым, за мной просочился Лева — и замерли.

В кресле напротив него сидел человек, которого я никак не ожидал здесь увидеть. Артем Юрьевич Заболоцкий из военно-медицинской академии. Именно он помогал вытащить несчастного реставратора.

— Артем Юрьевич? — искренне удивился я. — Вот так встреча.

Он поднял на меня взгляд и, узнав, слегка кивнул.

— Рад снова видеть вас, Алексей Иоаннович, хотя предпочел бы другие обстоятельства.

Сумароков, заметив наше замешательство, жестом предложил нам подойти ближе.

— Мы как раз обсуждали состояние вашей одногруппницы Екатерины Романовой, — сказал он. — Я пригласил Заболоцкого, потому что ситуация сложная и требует знаний в области магической токсикологии, а Артем Юрьевич обладает настоящим талантом к распознаванию химических веществ в магической диагностике.

— Шереметева на построении сказала, что подозрение на отравление ртутью, — я шагнул вперед. — Удалось что-то выяснить?

Заболоцкий взглянул на Сумарокова, получая молчаливое разрешение, затем заговорил, медленно и тщательно подбирая слова:

— Первоначальная диагностика действительно указала на отравление ртутью. Симптомы действительно совпадали: тремор, спутанность сознания, ломота в костях. Но мы решили провести более глубокое исследование, не дожидаясь результатов из лаборатории. Следы ртути в крови действительно были, но в недостаточном количестве, чтобы вызвать такую острую реакцию.

Я нахмурился, не понимая, к чему он клонит.

— Но если это не ртуть, тогда что?

Заболоцкий продолжил, его взгляд помрачнел.

— Таллий. Очень ядовитый металл. Симптомы отравления таллием и ртутью схожи, особенно на начальной стадии. И, полагаю, именно на это надеялся отравитель. Он попытался замаскировать свое преступление, чтобы направить нас по ложному следу. Ведь пациентка принимала ртуть в форме лекарства для нейтрализации аномальной энергии…

Лёва издал короткий вздох ужаса.

— Значит, кто-то хотел убить Катерину⁈ Таллий? Не могу поверить…

— Соберитесь, Львов, — шикнул на него Сумароков. — Вопрос серьезный, и я требую от вас собранности. Разумеется, если желаете и дальше работать моим помощником.

Лева быстро взял себя в руки.

— Прошу прощения, ваше высокоблагородие.

Заболоцкий рассеянно листал какой-то большой медицинский справочник.

— Я крайне редко ошибаюсь в своей диагностике, но для уверенности хочу видеть отчет из лаборатории. Острое отравление таллием — крайне опасно. Однако мы обнаружили яд вовремя и сейчас работаем над его нейтрализацией. У пациентки есть высокий шанс на выздоровление, хотя она надолго выпадет из учебного процесса.

Лева пробормотал что-то про волосы.

— Нет, господин Львов, волосы за одну ночь не выпадают, — приглашенный лекарь слегка улыбнулся, приятно удивленный его познаниями. — Это характерно для длительного и постепенного процесса. Здесь же отравление было острым. Не меньше двух граммов. Даже для мага это смертельная дозировка. Девушке очень повезло, что ее соседки по комнате так быстро отреагировали и попытались помочь.

Я сжал кулаки. Кто-то в нашем окружении оказался настолько жесток и изощрен, что решился на подобное. И он не останется безнаказанным.

— Катерина выкарабкается? — спросил я.

— Прогноз выживания хороший. Мы делаем все возможное, — отозвался Заболоцкий, — но нам понадобится время. Главное, что мы теперь знаем, с чем имеем дело.

Сумароков добавил:

— И это знание в корне меняет дело. На жизнь курсанта Спецкорпуса совершено покушение. Как только я доложу об этом ее превосходительству, будут введены меры для поиска виновного. У меня была возможность убедиться, что я могу вам доверять, Николаев. Но будьте готовы, что вам станут задавать вопросы.

— Разумеется, ваше высокоблагородие, — кивнул я. — Я могу как-нибудь помочь Романовой?

— Нет, ваша помощь пока никому не требуется. Копите эфир.

Сумароков принялся снимать с меня показания и записывал данные в журнал. Тем временем Лева воспользовался случаем, чтобы пообщаться с Заболоцким.

— Ваше благородие, таллий — это не тот материал, который лежит в свободном доступе, — сказал он, скрестив руки на груди. — Его нет ни в химических лабораториях, ни в учебных классах. К нему даже преподаватели не имеют легкого доступа. Курсантам тем более. Его вообще не должно быть с Спецкорпусе! Или я чего-то не знаю?

— Вы верно рассуждаете, господин Львов, — отозвался из-за ширмы Сумароков. — Таллия на территории Спецкорпуса быть не должно. Это чрезвычайная ситуация. Нужна полномасштабная проверка всех помещений, в особенности женской кордегардии.

Внезапно я поднял глаза на главного лекаря.

— Но если он настолько токсичен, то как отравитель с ним контактировал без рисков для себя? Полагаю, Катерину травили не в лабораторных условиях. Думаю, все сделали быстро и, быть может, даже за ужином или вечерним чаем. Может ли быть такое, что таллий попал и в организм отравителя?