Бразильская мелодия - Страница 7

Я тоже молчу, рассеянно разглядывая застывшую перед столом руку с сигаретой. Рука красивая, сильная, с хорошо вылепленными, длинными пальцами. Рука говорит о многом. Насколько это верно, не знаю, но мне кажется, что я вижу перед собой руку волевого, собранного человека, а досье показывает совсем другое.

— Не волнуйтесь, — говорю я, хотя не улавливаю в ее голосе никакого волнения. — Не вижу причин для беспокойства. А теперь позвольте мне задать несколько вопросов, на которые Марин, как брат Филипа, отвечать отказался, но на которые бы могли ответить вы, если вы настоящий гражданин.

Выражение «настоящий гражданин» на какой—то миг вызывает у Доры скептическую улыбку, но только на миг. Потом она кивает и смотрит на меня своими темными глазами:

— Хорошо, постараюсь ответить.

— Прежде всего, об отношениях между братьями.

— Их отношения никогда не были хорошими. По крайней мере со стороны Филипа. Марин всегда был к брату великодушным. Взял его к себе, поддерживал материально, когда тот учился, давал свою машину. Но у Филипа все это вызывало скорее злобу, чем благодарность… «Надо просить у него двадцать левов, чтобы он дал десять…» «Надо ему кланяться, чтобы что—то получить… Он благодетель, а я нахлебник…» Такие слова я слышала тысячи раз. И эту ревность, или зависть, или не знаю что он, похоже, носил в себе с детства. С годами это чувство росло. Марин был в доме любимцем, «умным» и «способным», а потом стал «умным» и «способным» в самостоятельной жизни. Известный архитектор, крупные заказы, заграничные командировки… Да и художником-то Филип решил стать из-за желания переплюнуть брата. Но Филипу не повезло, и в конце концов он стал рисовать фирменные знаки и этикетки.

Дора на минуту замолкает, последний раз затягивается и гасит сигарету.

— В сущности, я узнала Филипа, когда он уже закончил учебу. Потом произошла ссора, и Филип переселился в барак.

— Какой барак?

— Домишко у них есть в Симеоново. Раньше там жила их мать, а когда она умерла, поселился Филип.

— Из-за чего произошла ссора?

— Из-за денег. Но эти деньги лишь конец целой истории. Как я говорила, Филип не испытывал к брату благодарности, его даже раздражала доброта Марина. Он, казалось, искал повода вывести его из терпения. Ему хотелось доказать, что Марин не такой добрый, как кажется, и его братская любовь — сплошное лицемерие… Все это, конечно, лишь мои наблюдения. Вы не должны на них всецело полагаться. Но ведь вы сами хотели, чтобы я рассказала все.

Она снова замолкает.

— Продолжайте, — говорю я. — Рассказывайте так, как вам удобно. Нам торопиться некуда.

— О том, что я думала, я вам уже рассказала. Осталось перечислить факты. Филип брал машину Марина, когда ему хотелось, даже не спрашивая брата. Однажды, когда Марин предупредил, что машина ему понадобится по делам, Филип угнал ее и два дня не показывался. Тогда Марин и подал заявление о пропаже. А когда понял, что виноват Филип, взял заявление обратно. В другой раз Филип продал фотоаппарат Марина. Потом вытащил у него деньги. И, наконец, доллары…

— Доллары?

— Да. Марин должен был ехать за границу. Накануне отъезда он положил в пиджак валюту, паспорт, авиабилет. Но Филип встал раньше его и вытащил половину суммы. Марин этого не заметил. Мы, само собой, понятия не имели обо всей этой истории. И вот наш Филип является торжественно в «Берлин» — тогда вся компания ходила в «Берлин» — и предлагает нам пройтись в «Кореком», [1]чтобы порадовать нас подарками.

— Щедрый юноша!

— И правда, он не скупердяй. Только он выкидывал такие штуки не от щедрости, а для того, чтобы выделиться. В этом весь Филип: блеснуть, произвести впечатление, чтобы перед ним все пали… Может быть, эта страсть к эффектам родилась оттого, что он всегда был в тени брата, а может, от характера — дай ему только возможность чем—то блеснуть…

— И блеснул?

— Блеснул и… треснул. Марин впервые вышел из себя и, вернувшись, домой, фазу предупредил Филипа, что заявит в милицию. Часть денег была из казенных, на покупку некоторых материалов. Марин не смог выполнить это поручение, и получалось, что он истратил эти доллары на себя. Вообще Марин был просто взбешен, и Филип впервые испугался.

Дора замолкает, вынимает из сумочки пачку сигарет «Кемел», и я понимаю, что мои она курила лишь из любезности. Она чиркает зажигалкой и дважды глубоко затягивается, как бы набираясь храбрости.

— А потом?

— Потом… — Дора замолкает. Молчу и я.

— Как—то пошли обедать… Тогда мы уже ходили в «Бразилию»… Филип явился, как побитая собака. Он начал говорить, что нужно найти способ вернуть доллары, потому что все мы влипли в скверную историю и теперь вместе должны из нее выкручиваться. Только тогда он объяснил, откуда были эти деньги, и мы, конечно, проглотили языки… И тогда Спас говорит: «Пусть Магда задурит Марину голову…» А Филип отвечает: «Ты не знаешь, что он за человек. Если Дора возьмется за это дело, есть шанс всем нам выкарабкаться». Вначале я подумала, что они просто так болтают. Но когда поняла их план, просто оторопела. Ведь у нас с Филипом все было по—серьезному. Я воображала, что он меня любит и мое прошлое осталось позади… И тогда я сказала ему при всех: «А почему бы и нет. Я пойду. Если я получила на эти доллары шерстяную кофточку, надо расплачиваться». Я подумала, что это его заденет, но он скорее обрадовался, и я сказала себе: «Значит, все равно мне не вылезти из болота, а тогда почему бы и не пойти…»

Дора снова замолкает, все так же уставившись на свои туфли.

— Так что я пошла. Конечно, вела я себя подобающе. Разыграла номер точно по сценарию. Говорила Марину, что Филип попал в дурную среду, что сейчас он на грани нервного потрясения. Если ему простить, то положение может поправиться… Марин по натуре своей добряк. Вместо того, чтобы беспокоиться о долларах, он стал беспокоиться о Филипе. Он сказал, что денежные дела сам как—нибудь уладит. Сейчас важно удержать Филипа от непоправимой глупости.

Она, наконец, смотрит на меня темным, как бы погасшим взглядом.

— Вот и все. Остальное, думаю, вам неинтересно.

— Разумеется. Хочу уточнить лишь одну деталь.

— Какую?

— О связях Филипа и вашей компании с иностранцами вроде Асенова…

— Лично мне известно лишь о двух связях.

— А именно?

— Одна с Асеновым. Филип не на шутку решил женить Асенова на Магде.

— С какой целью?

— Трудно сказать. Может быть, чтобы оторваться от Магды. Или обеспечить себе приглашение в Мюнхен. Или добыть доллары. Не знаю!

— А вторая?

— Вторая, или, точнее, первая, с одним австрийцем — Кнаусом. Возможно, у того тоже была связь с Магдой. Но скорее отношения Филипа с Кнаусом держались на выпивках — бар «Плиска» и прочее. Филип нравился австрийцу, тот приглашал его в гости в Вену. И одно время Филип и вправду начал добывать себе заграничный паспорт…

— Что—то предпринимал в этом отношении или только собирался?

— Он хотел, чтобы паспорт достал брат. Но на этот раз Марин был тверд. Это озлобило Филипа окончательно, и кража долларов последовала вскоре после истории с паспортом.

— А почему Филип сам не обратился за паспортом?

— Именно тогда произошла осечка у Спаса. Спас хотел поехать в Югославию. Филип подучил его, он смотрел на поездку Спаса как на пробную операцию. Но у Спаса сорвалось, и Филип отложил дело до лучших времен.

— Ясно. Благодарю за откровенность. И простите, если я вас замучил.

Дора встает, устало кивает и, не глядя на меня, уходит.

Да—а, все эти истории дают богатый материал для изучения характеров, но с точки зрения порученного мне дела не очень—то полезны. Особенно если учесть, что время поджимает, а все мои находки далеки от центра. А центр, как вы догадываетесь, — там, на пятом этаже, в уютной квартирке, где на широкой тахте застыла вопросительным знаком человеческая фигура.