Братья с юга Мейсон-Диксон (ЛП) - Страница 41

Если бы у меня была возможность исполнения одного желания, я пожелала бы спасти их. Над детьми издеваются. Сексуально и физически. Дети не должны страдать. Они должны жить в безопасности. Боль и страх должны приходить в более поздние периоды жизни, не должны становиться частью детства.

Мои ноги несут меня вперёд. Не контролирую своё тело. Как будто оно знает, что должно произойти. Я направилась сюда без всякого плана. Тот факт, что я в футболке, ничего не доказывает. Мне нужно было оказаться здесь с этим дневником перед этими демонами. Этот ад был всем, что я знала до Дикси. Пока её родители не разрешили мне приходить в их дом. Даже не догадываясь, они дарили мне единственную радость, которую я когда-либо испытывала. Семейные ужины, частью которых я стала с ними, научили меня, что жизнь — не испорченное место. Что наркомания и сексуальные надругательства — не норма. Что есть настоящие семьи.

Я стою на крыльце. Ему нужна покраска. Белая яркая наружность шелушится и кажется заброшенной. Забытой. Мой отец отказался от поддержания внешнего лоска. Мою мать это никогда по-настоящему не заботило. Ей просто нужна была очередная доза. Если у неё был заначка наркотиков, она была хорошей.

Я держу розовый дневник в руках. Он немного влажный из-за того, что сильно сжала его, пока шла от машины до дома. Это крошечная книга хранит секреты этого дома. Воспоминания, которые я хочу стереть. Прошлое, которое я мечтаю, чтобы было не моим. Или чьим-либо ещё. Даже злейшему врагу я не пожелала бы такой жизни.

Мой палец нажал на дверной звонок. Знакомый звон громко раздался. Она здесь. Её машина припаркована у дома. Я даже не знаю, который сейчас час. Я оставила свой телефон в трейлере. У меня нет ничего, кроме внутренней силы. Я больше не та маленькая девочка.

Дверь открылась через несколько минут. Прежде чем я снова нажала на звонок. С похмелья, стареющая и потрёпанная моя мать открыла дверь. Она прищурилась, как будто я разбудила её в шесть утра. Уже полдень.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — она растягивает свои слова. Женщина, которая родила меня, никогда не хотела меня. Она хотела жизни, которую никогда не получит.

— Это, — сказала я, держа розовый дневник в левой руке. — Я здесь из-за слов в этом дневнике. Дневнике ребёнка, мама. Слов, написанных маленькой девочкой, у которой никого не было. Ни одна чёртова душа на этой планете не заботилась о ней. Не защищала её. Ни одна! — Мой голос стал истеричным. Я слышу нотки истерики. Мне всё равно, что я кричу. Всё равно, услышат ли меня соседи. Где они были раньше? Когда мужчины приходили и уходили из этого дома, в котором был ребёнок. Где они были?!

— О чём ты говоришь? — она огрызнулась на меня, всё ещё щурясь от дневного солнца. Её морщины слишком рано начали указывать на её возраст. Тон кожи ближе к жёлтому, чем к загорелому. Наркотики старят быстрее, чем время.

— Секреты моего детства. Страх. Ужас, из которого состоял мой мир. Вот о чём я говорю. Моменты, когда ты использовала меня для удовлетворения своей зависимости. Когда я должна была играть с куклами без слёз на глазах, — я замолчала и глубоко вдохнула. У меня ком в горле.

— Ты здесь, чтобы пожаловаться мне на это? Боже, Скарлет. Ты выжила. Тебе понравилось, — выплюнула она. — Только посмотри на шлюху, в которую ты превратилась. Гоняешься за такими парнями, как Брей Саттон. Ты ничем не лучше меня. Давай, суди меня, девчонка. Но ты не планировалась. Я не нуждалась и не хотела ребёнка. Но ты всё равно появилась. Я должна была найти способ справиться с этой дерьмовой жизнью.

Её слова должны причинять боль. Должны навредить мне. Но эти времена давно прошли. Я оставила эту женщину позади. Я не потеряна. Не мертва. Не непривлекательная.

Продолжать разговор кажется бессмысленным. Я пришла сюда не для того, чтобы слушать её. Я возненавидела её голос много лет назад. Вместо этого я засунула дневник под руку и скользнула рукой в карман за спичками. Затем зажгла спичку. Загорелось оранжевое пламя, и я взяла дневник своего прошлого и держу его над огнём, пока страницы не загораются. Оранжевое свечение становится больше, и я зачарована возникающими чувствами. Видя, как ужасные истории медленно сгорают.

— Какого чёрта ты делаешь? — закричала моя мать.

Я зажгла ещё одну спичку и бросила её на сухой гниющий ковёр под ногами, а затем отступила, когда пламя начало распространяться по старой соломе. Слышу, как моя мать кричит на меня, но игнорирую её. Так же, как она в детстве игнорировала мои крики. Когда мужчины, которых я не знала, прикасались ко мне в определённых местах, причиняя боль. В местах, где взрослый не должен касаться ребёнка.

Я зажигаю спичку за спичкой, затем бросаю к своим ногам, после чего отступаю, ожидая, когда они загорятся на крыльце. Наконец-то получилось. Пламя с ковра достаточно сильное, чтобы переметнуться на дерево крыльца. Спустившись, я начинаю поджигать кусты. Спасибо за мою удачливость, что этой весной было очень мало дождя.

Вдалеке я услышала сирены. Слышу, как моя мать кричит мне, чтобы я остановилась, когда выбежала на дорогу, чтобы быть в безопасности. Я всё слышу. Мне просто насрать.

Вид, как эта часть моей жизни горит, чертовски очищает меня. Это месть? Не знаю. Но ощущаю освобождение. С каждым огоньком, с каждым мерцанием пламени, с каждым потрескиванием дерева, в котором заключаются мои кошмары, я освобождаюсь.

— Слышал что-нибудь от босса Скарлет? — спросил меня Брент.

Я покачал головой, стоя с руками, зарывшимися в передние карманы джинсов. Даллас на операционном столе уже шесть часов. Всё, что мы знаем, — внутреннего кровотечения нет. Этель не сообщила о Скарлет, и когда я снова позвонил, женщина, которая ответила, повесила трубку, прежде чем я успел закончить предложение. Она просто сказала: «Мы заняты».

— Обед только что закончился. Она, наверное, была занята. Больше не час-пик. Дай ей время. Уверен, она позвонит. — Попытка Брента успокоить меня могла бы быть удачной, если бы я не был грёбаным комком нервов.

Скарлет не отвечает на звонки. Мой брат в операционной борется за свою жизнь из-за грёбаного мустанга, от которого я сказал ему держаться подальше, и я не могу быть в двух местах одновременно. Как я могу уйти отсюда, пока не узнаю, что с Далласом? Я не знаю, что со Скарлет что-то не так. Она не отвечает и не звонит. Чёрт, она может злиться, что я сбежал. Ничто из этого не оправдает моего ухода из больницы, пока моя семья ждёт известий о Далласе.

— Ага, — наконец пробормотал я. Не верю в это. Этель уже должна была позвонить. Что-то случилось. Что-то, о чём мне никто не говорит.

Мы стоим в тишине. Наблюдаю, как Стил шагает возле окна, где я раньше стоял. Мама сидит на своём месте с опущенной головой, а её губы движутся в безмолвной молитве. Ашер стоит в углу и шёпотом разговаривает с Дикси. Её глаза покраснели от слёз, но перед ним она пытается казаться сильной.

Я вытащил свой телефон, чтобы ещё раз проверить. Ничего. Ни сообщения. Ни звонка. Ничего.

Я проглотил проклятие, которое хочу выкрикнуть от разочарования. Мне нужно знать, что Скарлет в безопасности. Я, блять, должен был успокоиться этим утром и всё обдумать. Записки недостаточно. Я был так чертовски взволнован и напуган, что убежал. Моей единственной мыслью было желание увидеть его. Я не хотел потерять брата, и я точно не хочу потерять его, не увидев ещё раз. Не сказав ему того дерьма, которое должен был сказать, когда у меня был шанс.

Доктор вошёл в зал ожидания, пока я борюсь за контроль над собой, и ничто другое не имеет в данный момент значения. Мы все успокоились. Никто не говорит. Боясь что-либо сказать, мы ждём. Молясь. Перестав дышать. Всё что угодно, лишь бы спасти Далласа. Следующие слова, которые мы услышим, будут, мы знаем, самыми мощными с тех пор, как умер наш отец.

— Он справляется, — сказал доктор. Но этого недостаточно. Мы все остались на своих местах. Ждём большего. Это значит, что он выживет? Что всё ещё находится в критическом состоянии? Нам нужно больше деталей. — У Далласа перелом черепа. Не самое худшее, с чем я сталкивался, но не то, от чего можно отмахнуться. Он находится в медикаментозной коме и будет находиться в ней от нескольких часов до нескольких дней. Мозг приспосабливается. Исцеляется. Он, однако, не останется в коме. — В моей груди появилась лёгкость. Кислород начал легче поступать. Мы всё ещё ждём полной картины. — Даллас будет страдать от моноплегии. Не из-за травмы позвоночника, а из-за травмы головного мозга. Хотя спина будет болеть и получила ушиб, это не вызвало проблем с позвоночником.