Братья по крови - Страница 2

По мнению матери, десятилетним мальчикам требовались свежие фрукты, домашнее овсяное печенье (кстати, довольно вкусное), полдюжины сваренных вкрутую яиц, пакетик крекеров «Ритц», превращенных в сэндвичи при помощи арахисового масла «Джиф», стебли сельдерея, морковка (фу!), а также громадные сэндвичи с сыром и ветчиной.

Ко всему этому прилагался термос с лимонадом, пачка бумажных салфеток и две коробки сладких пирожков «Поп-тарт», которые мать умудрилась втиснуть в корзинку для завтрака.

– Мама, нам не грозит голодная смерть, – жалобным голосом произнес Калеб, пока она с задумчивым видом стояла перед раскрытым буфетом. – Мы будем прямо на заднем дворе Фокса.

От этой лжи ему стало немного стыдно. Но мать ни за что не отпустила бы его, скажи он правду. А ему, черт возьми, уже десять. А если точнее, то завтра исполнится.

Франни Хоукинс подбоченилась. Привлекательная блондинка с голубыми глазами цвета летнего неба и модной завивкой, мать троих детей; Кэл, единственный сын, был ее любимцем.

– Дай-ка я проверю твой рюкзак.

– Мама!

– Милый, я просто хочу убедиться, что ты ничего не забыл. – Безжалостная в своей доброжелательности, Франни расстегнула молнию темно-синего рюкзака сына. – Смена белья, чистая рубашка, носки… хорошо, хорошо… шорты, зубная щетка. Кэл, а где лейкопластырь, который я велела тебе взять, и репеллент?

– Но мы же не в Африку собрались.

– Не имеет значения. – Франни характерным жестом отправила Калеба за недостающими вещами, а сама вытащила из кармана открытку и сунула в рюкзак.

Кэл появился на свет – после восьми часов и двенадцати минут тяжелейших родов – через минуту после полуночи. Каждый год ровно в двенадцать она подходила к его кровати, целую минуту смотрела на него спящего, затем целовала в щеку.

Теперь ему исполняется десять, а у нее не будет возможности соблюсти ритуал. От этой мысли в глазах защипало. Заслышав шаги сына, она отвернулась к безупречно чистой столешнице и вытерла выступившие слезы.

– Я все взял. Порядок?

Широко улыбаясь, Франни повернулась к нему.

– Порядок. – Она шагнула к сыну и провела рукой по его коротко стриженным мягким волосам. В младенчестве он был светлым, подумала Франни, но волосы постепенно темнели и в конечном счете наверное, станут светло-каштановыми.

Как у нее, если бы она не пользовалась краской для волос.

Привычным жестом Франни поправила сползшие с переносицы сына очки в темной оправе.

– Не забудь поблагодарить мисс Бэрри и мистера О’Делла, когда придете туда.

– Не забуду.

– И завтра, когда будете уходить домой.

– Да, мама.

Она обхватила ладонями лицо сына и сквозь толстые линзы очков посмотрела в серые, как у отца, глаза.

– Веди себя хорошо. – Франни поцеловала его в щеку. – Счастливо. – Затем в другую. – С днем рождения, мой малыш.

Обычно Калеб обижался, когда мать называла его своим малышом, но теперь почему-то растрогался – ему было приятно.

– Спасибо, мама.

Он надел рюкзак, подхватил тяжелую корзину для завтрака. Как, черт возьми, он потащится через Хоукинс-Вуд с половиной бакалейного магазина на велосипеде?

Парни его просто засмеют.

Но делать нечего, и он понес корзинку в гараж, где на стене аккуратно – по распоряжению матери – был подвешен велосипед. Подумав, Калеб взял два отцовских эластичных шнура и привязал корзинку для пикника к проволочному багажнику велосипеда.

Затем вскочил в седло и поехал по короткой подъездной дорожке.

Фокс закончил пропалывать свой участок огорода и взял ведерко с раствором, который еженедельно приготавливала мать, чтобы отпугнуть оленей и кроликов от бесплатного шведского стола. Смесь из чеснока, сырых яиц и кайенского перца пахла так отвратительно, что Фоксу пришлось задержать дыхание, пока он разбрызгивал жидкость на грядки бобов и лимской фасоли, на картофельную и морковную ботву, на листья редиса.

Потом Фокс отошел в сторону, набрал полную грудь свежего воздуха и оглядел свою работу. Мама была очень строга насчет обязанностей в огороде. Говорила, что нужно уважать землю, жить в гармонии с природой и все такое.

Но Фокс знал: дело не только в этом. Требовалось довольно много еды и денег, чтобы прокормить семью из шести человек – и всех, кто придет в гости. Вот почему его отец и старшая сестра Сейдж стояли за прилавком, продавая свежие яйца, козье молоко, мед и домашнее варенье, которое варила мать.

Он посмотрел на младшего брата Риджа, который разлегся между грядок и играл с сорняками вместо того, чтобы их выдергивать. Мама была в доме и укладывала спать их младшую сестренку Спарроу, и поэтому за Риджа отвечал он.

– Давай, Ридж, выдергивай эту гадость. Мне нужно уходить.

Ридж поднял голову, и взгляд его мечтательных глаз остановился на брате.

– А почему мне нельзя с тобой?

– Потому что тебе всего восемь и ты даже не можешь прополоть эти проклятые помидоры. – Раздраженный Фокс переступил через несколько грядок и, оказавшись на участке брата, принялся за прополку.

– Я тоже могу.

Как и предполагалось, обида подстегнула Риджа, и тот принялся за работу. Фокс выпрямился и вытер руки о джинсы. Он был высоким, худощавым мальчиком с копной темно-каштановых волос, обрамлявших подвижное худое лицо. В карих глазах теперь светилось удовлетворение.

Он принес опрыскиватель и поставил рядом с Риджем.

– Не забудь разбрызгать эту дрянь.

Потом Фокс пересек двор, обогнув остатки – три короткие стены и кусок трубы – старого каменного домика на краю огорода. Домик зарос жимолостью и диким вьюнком, но матери так нравилось.

Он миновал курятник и бродивших вокруг него наседок, загон с двумя худыми, утомленными козами, обогнул материны грядки с лечебными травами и направился к черному ходу дома, который построили его родители. Все столы на просторной кухне были завалены консервными банками, крышками, тюбиками со свечным воском, клубками фитилей.

Фокс знал, что большинство жителей Холлоу и окрестностей считали их семью чокнутыми хиппи. Это его не беспокоило. Почти со всеми удавалось ладить, и люди с удовольствием покупали у них яйца и овощи, материно шитье, самодельные свечи и безделушки или нанимали отца для строительных работ.

Вымыв руки, Фокс порылся в буфете, потом заглянул в просторную кладовую в поисках хоть чего-нибудь, что не относилось бы к здоровой пище.

Черта с два.

Придется заехать на велосипеде на рынок – прямо за чертой города, по дороге – и потратить часть своих сбережений на сухие закуски «Литл Деббис» и печенье «Наттер Баттер».

Вошла мать.

– Закончил? – Она отбросила длинную каштановую косу с обнаженного плеча, выглядывавшего из летнего сарафана.

– Да. Ридж заканчивает.

Джоанна подошла к окну и, глядя на младшего сына, автоматически пригладила волосы Фокса, завитками спускавшиеся на шею.

– Там есть печенье из рожкового дерева и вегетарианские сосиски – возьми, если хочешь.

Ага. Блевотина.

– Нет, спасибо. Я не хочу.

Фокс знал: она знает, что при первой же возможности он набросится на мясные продукты и рафинированный сахар. И еще он знал, что она знает, что он знает. Но мать не будет об этом говорить. Выбор всегда был за ним.

– Счастливо.

– Ага.

– Фокс? – Она стояла на прежнем месте, возле раковины, и солнечные лучи, падавшие из окна, превратили ее волосы в светящийся нимб. – С днем рождения.

– Спасибо, мама. – Продолжая думать о печенье, он выскочил из дома, схватил велосипед, и приключение началось.

Когда Гейдж собирал свой рюкзак, старик все еще спал. Сквозь тонкие, облупившиеся стены в тесной, обшарпанной квартире над клубом «Боул-а-Рама» Гейдж слышал его храп. Старик мыл здесь полы, туалеты и выполнял другую работу, которую находил для него отец Кэла.

Гейджу только завтра исполнится десять, но он знал, почему мистер Хоукинс держит старика и не берет арендной платы, – не считать же таковой обязанность присматривать за клубом. Мистер Хоукинс жалел его. И Гейджа тоже, потому что матери у него не было, а отцом был никчемный пьяница.