Брачный сезон в Уинчестере (СИ) - Страница 15

Дальнейшие встречи на званых обедах и музыкальных вечерах только усугубили её влюблённость.

Почти то же самое произошло и с мисс Элизой Харди, юной и весьма темпераментной особой, которую Вивьен пленил тем удивительным шармом, что рисовался ей обязательным для обаятельного молодого человека. Ей ничуть не понравился виконт Шелдон — да, слов нет, красив, но такой чопорный. Ничего романтичного!

Нежное чувство одаряет душу тем восприятием, которого нельзя ждать от равнодушия. Мисс Гилмор скоро заметила, что тот, чьё присутствие заставляло её сердце колотиться в груди, отдаёт предпочтение вовсе не ей. Они с Корой не были подругами, воспитывались в разных пансионах, но вражды между ними никогда не было. Теперь Энн почувствовала раздражение. Она видела, что на самом деле Кора предпочитает Раймонда Шелдона, да и всё общество полагало, что они созданы друг для друга — оба красивы и богаты — чего же лучше? Заигрывания мисс Иствуд с мистером Монтэгю казались Энн пустым кокетством, но когда мисс Коре, улыбаясь, протягивал руку Вивьен Тэлбот, Энн трепетала. Сидя напротив Коры за столом, она наблюдала за ними троими и то, что она видела, совсем не радовало. Мисс Кора была раздражена поведением виконта, мистер Монтэгю пожирал её глазами, мистер Вивьен Тэлбот был остроумен и обаятелен, и его внимание было всецело поглощено мисс Иствуд. Мисс Гилмор грустила, хоть истории и анекдоты Вивьена были игривы и заставляли всех улыбаться.

При этом ни она, ни Тэлбот, ни мисс Кора не заметили нескольких весьма странных взглядов, брошенных на них Лоренсом Иствудом. Как не хотел Лоренс породниться с Шелдонами, он не особо препятствовал приятелю Вивьену в его ухаживаниях за Корой, но, заметив внимание мисс Гилмор, обращенное на Вивьена, помрачнел. Пьяные кутежи и попойки, плата за азарт — карточные долги, тайная подружка, горничная его матери, стоившая весьма недёшево, навязчивая тяга к роскоши и мотовство — всё это вконец расстроило состояние Иствуда. Только женитьба могла основательно поправить его дела, но приличное приданое, способное это сделать, было только у мисс Сейвари-младшей и у мисс Гилмор. Но Глэдис была, по его мнению, ничем не краше тэлботовой сестрицы, и десять тысяч, на которые её приданое было больше того, что давали за мисс Гилмор, не окупало в его глазах уродства, что, кстати, давало ему основание считать себя бескорыстным.

Не то, чтобы Лоренс Иствуд был эстетом и ценителем красоты, но ему, во-первых, хотелось считать себя таковым, а, во-вторых, кто же хочет, чёрт возьми, ложиться в постель с жабой? Немалый опыт порочности подсказывал мистеру Иствуду, что, жаба, сколько её не целуй, принцессой не станет. Мисс же Энн Гилмор была хорошенькой, что делало приятной не только перспективу получения сорока тысяч приданого, но и позволяло с улыбкой думать о предстоящих радостях семейной жизни, кои Иствуд ещё не пробовал.

Отказываться от этих планов Лоренс не собирался. Решение было простым, и осуществил его Иствуд без малейшего труда. Надо было только не дать Вивьену ближе познакомиться с мисс Гилмор. Пусть уж лучше увивается вокруг Коры. Но для этого надо, чтобы и Кора приветливо улыбалась ему, не отвлекаясь на Монтэгю. Такого зятя ему не надо — и небогат, и дерзок, и ещё строит из себя святошу. А между тем, Вивьен рассказывал достаточно… Да и не только он.

Иствуд заговорил о Монтэгю с сэром Чилтоном, старший сын которого тоже закончил Кембридж, постаравшись, чтобы разговор услышала Кора. Сэр Остин, крестный Коры, как-то при нём уже высказывался на счёт Монтэгю и сейчас Иствуд полагал, что сэр Остин скажет достаточно, чтобы перепугать сестру. И впрямь, сэр Чилтон, лениво рассматривая свой портсигар, подтвердил слышанное от своего старшего сына Эдгара, что слухи о распутстве мистера Монтэгю далеко вышли за пределы Кембриджа, а о некоторых его извращенных склонностях и говорить омерзительно.

Кора побледнела. Брату она могла бы и не поверить, но сэр Чилтон, её крёстный, всегда судил обо всех вещах правильно. Кора замерла, сердце её болезненно сжалось, она почувствовала странную пустоту в душе. Да, корсар… сундуки-то, и в самом деле, со скелетами. Как глупо она поступила, пытаясь пробудить ревность мистера Шелдона! Но это было полбеды. Знай Кора, что мистер Монтэгю — распутник, она никогда даже из пустого каприза не стала бы заигрывать с ним. Она не только поступила глупо, но и — пусть и минутным предпочтением такого человека — скомпрометировала себя. Однако, какой лицемер! Подумать только, какие высоконравственные слова говорил он братцу! Можно подумать — миссионер-проповедник. Что ж, добродетельная наружность негодяя и его слова о высокой морали заставляют предполагать, что в нём одним пороком больше. Кора дала себе слово, что больше ни разу не улыбнется мистеру Монтэгю и, приняв столь благое решение, с удвоенным вниманием стала прислушиваться к льстивым словам мистера Тэлбота. Заметив это, Лоренс довольно потёр руки и успокоился.

Что касается мисс Харди, она, кроме мистера Тэлбота, не видела абсолютно ничего.

Между тем Монтэгю, тая от близости той, что сводила его с ума, быстро заметил охлаждение мисс Иствуд. И ничего не понял. Что за существа эти женщины? Джулиан никогда и ни от одной женщины не добивался любви, привыкнув просто платить за удовольствие, но теперь, когда ничего не мог купить, оказался бессилен. Он не знал, как понравиться, что говорить, чем привлечь внимание Коры. Но ему показалось, что вначале она смотрела на него с интересом, теперь же его слова не находили её души, скользили мимо и растворялись в пустоте. Он что-то сделал не так, но что?

Вскоре Монтэгю заметил, что её взгляд не только охладел, но и стал выказывать явную неприязнь к нему. Что случилось? Однако в неведении Монтэгю находился не более получаса, пока мистер Диллингем фамильярно не полюбопытствовал у него, о каких это его извращенных склонностях только что рассказывал сэр Чилтон? Говорят, некоторые джентльмены в Рединге были весьма охочи до девочек, не к тому ли склоняется и он? Или мальчишки? Джулиан помертвел. Ему потребовалось необыкновенное усилие воли, чтобы взять себя в руки и спокойно спросить болтливого идиота, кому это сэр Чилтон рассказывал подобные нелепицы? Лоренсу Иствуду, просветили его, тот как раз спросил о нём, ну и он, Диллингем, услышал, потому и интересуется. Мисс Кора, та ничего не сказала, просто отошла.

Земля на миг расступилась под ногами Монтэгю. Конечно, Эдгар Чилтон… Он был старше Монтэгю, пуританин с богословского. Второй Шелдон… Весь вечер Джулиан чувствовал себя просто убитым. «Ведь щеки шлюхи, если смыть румяна, не так ужасны, как мои дела под слоем слов красивых…» Теперь Монтэгю боялся подойти к мисс Коре, опасаясь услышать нечто столь резкое, что пришлось бы просто ретироваться. Для многих мужчин несчастная любовь, лишенная наслаждения, становилась поводом к наслаждениям, лишенным любви. Но Монтэгю давно изведал последние в их дурной полноте и теперь оказался в пустыне духа и плоти.

Раймонд устал от шума. Его душа была несуетна и молчалива, Шелдон любил тишину библиотек и уединение ученических келий Кембриджа, тихие шорохи под стрельчатыми арками и музыку колоколов. Жаль, что всё это невозвратимо. Раймонд незаметно удалился от веселящихся, прошёл по весеннему парку и углубился в ближайшую из аллей. Она привела его к небольшому озеру, около которого густо росли буки. Раймонд сел на скамью и, ни о чём не думая, разглядывал рябь на озерной глади. Лунные лучи чуть золотили её, и он снова вспомнил Пэт. Нет. Нельзя. Сердце зашлось тупой болью. Он замер в молчании и около получаса просто слушал музыку ночи.

Неожиданно вспомнил сначала лицемера Вивьена, потом — свои извечные препирательства с Джулианом Монтэгю.

«…блуд вы называете грехом, Раймонд, но так говорит лишь тот, кто не познал плотской любви. Кто изведал её, никогда не поверит, что плотская любовь — удел скотов. Как может быть грязным то, что дарует наслаждение? Здесь нет ни грязи, ни запретов, лишь желание и наслаждение. Кто вы, чтобы судить меня? Кто вы, чтобы судить любовь?»