Бозон Хиггса - Страница 27
И только я собрался это сделать, когда в голове кукукнул звоночек вызова. Сообщение? Чёрт, как не вовремя.
«Очень срочно. Открой дверь, пожалуйста» – вот такой фразочкой порадовал меня красивый красненький конвертик. Лучше бы не радовал. Сообщение было с незнакомой линии, но я пребывал в слоновой уверенности, что отправитель не кто иной, как пришелец с Марса.
Я зевнул. Потом ещё раз зевнул, отключился от Кисоньки, натянул джинсы и черепашкой поплёлся вниз – срочно систему безопасности отключать и двери открывать.
Как и ожидалось, моим ночным гостем оказался Марсианин.
– Прости за беспокойство, – заявил он с порога с невозмутимостью кирпичной стенки. – Но мне больше идти некуда. У меня проблемы.
– Ага. Тебя хотят убить злобные… как ты их там называл? Во, вспомнил – клерки, – хохотнул я.
– Не думаю, что мне грозит полное устранение, но суть происходящего ты выразил верно.
– Ты это шутишь так?
– Нет. У меня отсутствует чувство юмора. И я не стал бы приходить в гости среди ночи без веской причины. Мне нужно спрятаться, но не здесь. Ты знаешь какое-нибудь укрытие в городе?
– Знаю… Но давай я утром тебя туда отведу? Я спать хочу. Ночь сейчас, понимаешь? А здесь – безопасно. Поверь, никто не будет ломиться в дом к Стальной Гадюке. Разве что зелёные человечки с Марса.
– Если ты имеешь в виду меня, то я не зелёный. А укрыться здесь – не самая лучшая идея. В силу определённых обстоятельств я не могу доверять твоей опекунше.
– А мне – можешь? – Я насмешливо посмотрел на его непробиваемое лицо.
– Я никому не могу доверять. Но из всех, с кем мне довелось встретиться на Земле, ты внушаешь меньше всего опасений. Поэтому, да, можно сказать, я тебе могу доверять.
– А я – тебе? – На этот раз я обошёлся без насмешливых взглядов. – Я тебе могу доверять?
Марсианин вздохнул так, словно собирался выиграть у Кисоньки соревнование по самым тяжёлым вздохам, и всем видом изобразил озабоченную устрицу.
– Ты по-прежнему не веришь в то, что я с Марса?
– Ну-у-у, – протянул я. Хороший вопрос, однако. Простой такой – проще уже некуда. Я ещё раз прогнал в мозгу всю полученную информацию, размышляя размышлялку, сопоставляя сопоставлялку и… сам изумился собственному выводу.
А Марсианин всё так же стоял в дверях, глазами хлопал.
– Ладно, пошли, – сказал я, подхватывая куртку. – Отведу тебя в одно место, там и поговорим. Только разговор будет долгим. Про жизнь. На Марсе.
Мы шли вдвоём по пустынному переходу между станциями «Центральная кольцевая» и «Центральная», практически в полной темноте, не считая света от встроенных в мою куртку люменов. Неяркий зеленоватый огонёк выхватывал из темноты разбитые стёкла, защищавшие истёртые плакаты, – как я понимал, это были средства наглядной агитации тех времён, когда внедрять агитки напрямую в мозг ещё не умели.
– А здесь приятно, – сказал Марсианин, глазея по сторонам. Круть – туда, круть – сюда. Как только голова от шеи не открутилась?
– Мне тоже нравится. Раньше здесь была станция метро. Когда еще метро существовало.
– Метро? Как я понимаю, речь идёт о части земной транспортной сети?
– Ага, – я подошёл к краю платформы, свесил ноги вниз, кивнул в темноту. Видишь туннель. Там раньше поезд ходил, людей возил – на работу, погулять или ещё куда. Раньше люди любили погулять…
Я плюнул вниз, на рельсы, прибавил освещения – чтоб лучше было видно огромный зал, длиннющую платформу…
Как-то раз Призрак Оперы притащил уникальнейший артефакт – подборку старых фильмов на допотопных дисковых носителях. После того как Кэш нашёл нам переходник для извлечения информации, мы почти неделю на улицу не вылезали. Сидели всей компанией и смотрели старое кино – совсем не такое, как современные «сериалы подключения». Во время киносеанса глаза у нас были квадратные, рты – открытые, а из них слюна капала. И нервным хохотом то и дело заходились. Потому что нормально воспринимать это невозможно. В той жизни, которую нам показывали, всё было не так, всё наизнанку. Так, как просто не бывает и быть не может! Больше всего меня впечатлила сцена в одном из фильмов: забитая людьми станция метро. Герой пробирался сквозь толпу, а она всё толпела и толпела. Люди входили в поезд и выходили из поезда, поднимались по движущимся лестницам, стояли в очереди у турникетов… Столько людей в одном месте я никогда уже не видел, даже на общих собраниях в воспиталке. А герой фильма бежал и бежал – между людей, касаясь их, расталкивая их локтями. Это было по-настоящему жутко, настолько, что у Пончика даже рвота началась. Да и мне не по себе стало, хотя это было то самое прошлое, о котором я думал так часто и бурно, что оба мозга чудом в один не сплавлялись. И каждый раз, оказываясь здесь, в больших подземных залах с высокими потолками, я вспоминал тот фильм. И представлял себе перрон, народом утыканный… От таких представлялок даже дрожь пробивает!
Я поёжился. Поскольку дрожь меня пробила в самом прямом смысле. Это на поверхности – всё ещё под сто градусов, а тут… Словно в холодильную камеру залез. Апчхи!
– Ты замёрз? – участливо спросил Марсианин.
– Ещё чего! – Я поплотнее закутался в куртку.
– А мне прохладно… Система кондиционирования воздуха здесь не работает?
– Ну ты скажешь тоже! Кто станет заниматься обогревом заброшенного объекта? Люди уже лет тридцать как подземными поездами не пользуются. На фига они кому сдались? Сейчас большинство работает по Каналу, не вставая с дивана. А для тех, кто куда-то ещё таскается, наземного транспорта более чем достаточно. Невыгодно такую махину содержать… Вот и забросили, как всё остальное. А у вас на Марсе есть метро?
– Если учитывать, что мы проживаем в подземных тоннелях, то у нас весь транспорт можно назвать «подземкой», – отчеканил Марсианин. Будь у него чувство юмора, подобную фразу можно было бы счесть попыткой пошутить. – Только у нас в тоннелях светлее. И теплее намного.
– Не бойся, я тебя тут до смерти морозить не собираюсь. Там дальше служебные помещения – мы одно из них под запасной штаб оборудовали. Там у нас тепло, светло и даже кофеварка есть. Айда!
Я уверенно пошёл вперёд, ёжась от холода. Впрочем, метро – это такое блюдо, которое можно подавать и холодным. И пусть здесь раньше толпы толпились, сейчас было пусто и загадочно. Отовсюду тянуло стариной, романтикой древности.
Еще в младшей школе мы с Зубастиком и Пончиком все городские подземелья облазили… И плевать на то, что обвалы туннелей случались всё чаще и чаще. Это только придавало остроту нашим приключениям. Может, именно тогда я полюбил «игры со смертью». Когда реальная опасность на каждом шагу паслась. А уж после истории с колодцем…
До сих пор не могу это забыть. Два дня кромешной темноты, пробирающий до костей холод, голод, жажда, боль в сломанной ноге… И одиночество – такое завораживающе жуткое, что хуже всего остального вместе взятого, и в то же время – такое желанное. К Каналу подключиться нельзя – сигнал в подземелье не проходил. Тогда я впервые осознал, что возможна она – жизнь без Канала, без постоянного зудения внутри кибер-мозга. Тогда я впервые почувствовал себя собой. Свои собственные мысли делать научился. Своими собственными ни к чему не подключёнными мозгами. Словно нежить какая-то! Или человек из того самого прошлого, которое для меня как сказка волшебная.
Потом мой тогдашний опекун долго глотку драл на тему: «Вот теперь ты понимаешь, что значит лезть куда ни попадя! Это будет хорошим уроком!» Уж не знаю, чего он в виду имел, но с тех пор меня из метро и вовсе стало не выманить. Что я там искал – а фиг его знает. Воспоминания о своей сказке-мечте? Свидетельства того, что наш мир скоро откинет копыта? Возможность быть самим собой? Да какая разница! Это был мой мир – не внедрённый Каналом внутрь моего кибер-мозга, а тот, который я сам для себя нашёл. И сейчас я, как король, шагал по своим владениям – к теплу, свету и кофеварке.