Божья Матерь в кровавых снегах - Страница 16

Но как он ни спешил, как ни торопился, все же опоздал. Не успел. Перед самым его приездом в Екатеринбург красные, приспешники сатаны, расстреляли государя. Уничтожили его семью. И тогда он понял: это конец.

Окончательно погибла Россия. Пропала Россия. И вместе с ней пропал и русский народ. Надежды на спасение рухнули. И жизнь его утратила всякий смысл. Ему хотелось умереть. И умереть достойно. Он не боялся смерти, но был не настолько слабым человеком, чтобы взять и просто застрелиться. Ведь все его предки были военными. И если умирали, то погибали в бою, защищая свое Отечество. Отец воевал с японцами. Дед принимал участие в Крымской кампании 1854–1855 годов, защищал Севастополь. Прадед сражался с Наполеоном. И ему следовало, сохранив традиции, погибнуть в бою и кануть в небытие вслед за погибшей Россией. Так он пришел к Александру Васильевичу, Верховному главнокомандующему в Сибири, с которым был давно знаком. Вступил в его армию. Ходил в атаки, лез в самое пекло, но пули обходили его стороной. Если и задевали, то как бы ненароком, слегка царапали его мертвеющее тело. Физических страданий он почти не чувствовал, поскольку болела душа, и душевная боль за гибель страны затмевала все остальное. Но при этом он старался до конца остаться человеком, хотел сохранить человеческое лицо, лицо русского человека. В спину никому не стрелял, безоружных не трогал. А в бою был на равных с противником: или он мог убить, или его самого. Тут уж кому как повезет. Красные убивали его, он убивал красных, точнее, русские убивали его, и он, русский, убивал русских. Это была гражданская война, кровавая война. Видит Бог, он не хотел участвовать в ней, ибо знал, что победы не будет и Россию из бездны не вытащить. Но, однако, в ожидании конца попал в водоворот войны, а конца все нет и нет. Пуля его не брала, осколки не находили, клинок не доставал. А между тем русские без царя озверели, утра-тили человеческий облик. Красные, обезумев, озверев, будто в каменном веке, разрывали своих врагов на части, устраивая кровавые пиры, возвели убийство в ранг человеческой морали. Впрочем, белые потом тоже ожесточились.

Но, в конце концов, он дождался своего — пуля ударила его в грудь во время атаки. Сгоряча пробежал еще несколько шагов, а потом уткнулся лицом в мокрую грязную землю, вдохнул в последний раз запах прелых листьев и с мыслью в гаснущем мозгу, что погибает на поле боя, потерял сознание.

Выходила его семья сельского священника. Как выяснилось, пуля прошла навылет, не задев сердца. Значит, судьбе угодно, чтобы он еще походил по белому свету. Лечили его в основном молитвами, поскольку лекарств в деревне не было.

Пока он встал на ноги, утекло немало воды и случилось немало событий. Александра Васильевича уже не было в живых: красные расстреляли его, а остатки его частей оттеснили на Дальний Восток, в Приморье. Завершалась гражданская война. Точнее, кровавая бойня русских с русскими. И оказалось, что опять он никому не нужен.

Царя, которому он присягал служить верою и правдою, нет. Царя растерзали. России, которую он обязан был защищать, тоже нет. Российское государство рухнуло. Дома свое-го у него не стало. Имение разграбили озверевшие мужики, а библиотеку и картины сожгли. Слава Богу, хоть семья успела уехать в Европу.

Залечивая раны в доме священника, он много размышлял о том, ради чего и кто затеял эту кровавую бойню. Ради чего? Кому это нужно? Кто и что получил от российского разора? Время у него было, размышлять никто не мешал.

«Ради чего?» Этот вопрос мучил его больше всего. Ради чего проливалось море крови, отнимались миллионы жизней, разрушались дворцы и храмы, уничтожались картины и книги? Ради чего так рьяно и жестоко русские убивали русских?.. И по всему выходило, что все это было сотворено ради того, чтобы небольшая группа каких-то проходимцев получила власть, села в Кремле и правила обезглавленным и обезличенным русским народом, точнее, тем сбродом, что остался от народа. Ибо лучшую часть народа, что имела высокую душу, прикончили в пору кровавой бойни. На главу Российской державы замахнулись не те, кто хотел блага своему отечеству и народу, а те, кто хотел заполучить власть для удовлетворения собственных амбиций и набивания живота себе и своим близким.

Он знал историю. Ни одна революция не принесла блага ни государству, ни народу. Революционная верхушка завязнет в вечной борьбе за власть. Она сама, разделяясь на группки, начнет пожирать себя. Первых уничтожат вторые, вторых — третьи, третьих — четвертые. И так бесконечно. Разница только во временных интервалах. Это могут быть месяцы, годы или десятилетия. Захочется править кухарке и сапожнику, уголовнику и вору, душевнобольному и прочим. Жизнь народа и дела государства никого не будут интересовать. Россия рухнула в эту бездну. При государе это было бы невозможно. Поэтому его и растоптали.

Кому это нужно было? Конечно же, не друзьям России. Когда он воевал против Германии, то знал, что она не победит. Победить русского, защищающего свое Отечество, невозможно. Впрочем, нельзя победить любой народ, обороняющий свою землю. Немцы не могли одолеть русских лоб в лоб. Но они оказались намного коварнее, чем он мог предположить. Они взяли не в лоб, а с тыла. Когда немцы поняли, что пушками и штыками русских не взять, они вложили свои деньги в большевиков, которые успешно разрушили российскую державу изнутри.

Ничего не скажешь, хорошо было придумано. То, что не смогли сделать немецкие солдаты, сделали красные большевики. Они заставили русских воевать с русскими. Если в 1914 году он, русский офицер, шел на немца, то теперь наставил винтовку на красного русского, который стал выполнять кровавую работу немецкого захватчика. Никто и никогда в истории человечества, пожалуй, так ловко не воспользовался российской доверчивостью и добротой, вернее, доверчивостью и человечностью русского государя Николая Александровича.

Много чего достанется нашим врагам от российского разора. Во-первых, нет Российской державы. Великой державы. Стало быть, кто-то другой займет это место. Во-вторых, можно запустить руку в российский карман — это земли и недра. Если одна верховенствующая группа в Кремле этого не позволит, можно поставить другую. Если с другой не договоришься, можно ставить на третью. Для этого все уже подготовлено. В-третьих, нет больше совестливого русского народа. Точнее, уничтожена его совесть.

Рана его зажила, но душевная боль не проходила. Он все еще жил вопреки желанию, точнее, существовал. Без царя, без Родины, без дома. Вспомнил о семье. Она, как ему казалось, уже могла обходиться без него: дети подросли, крыша, хоть и на чужбине, у них была. А он все думал о России, о ее бесславном конце… Война закончилась, а он все еще живой, все еще дышит, ходит по земле, обильно политой русской кровью, кровью белых и красных.

И эта окровавленная земля жгла ему пятки. Еще в доме священника, прислушиваясь к молитвам хозяина, пришел к мысли, что надо бы помолиться за своих товарищей, погибших за Россию на поле брани. Но немного позже он понял, что в первую голову нужно денно и нощно молиться за безвинно убиенного русского государя и его детей. Может быть, на том свете их души обретут покой и немного полегчает им в загробной жизни.

«И моя вина есть в том, что все они преждевременно погибли страшной мученической смертью, — вздохнул Белый. — Моя вина в том, что я вовремя не приехал, не сумел их спасти, не успел поднять всех тех людей, кто помог бы им выжить».

Так легло на нас страшное клеймо народа-цареубийцы, страны-цареубийцы.