Божественный яд - Страница 64
— Чем, простите?
— Так сказать, повивальным искусством, с помощью которого мы поможем родиться истине! — Ванзаров посмотрел на своего помощника, старающегося осмыслить новое для него понятие, и улыбнулся. — Дорогой ротмистр, за неимением собственной мудрости, как говорил Сократ, я буду задавать вопросы, а вы отвечать. Таким образом мы попробуем найти истину. Согласны?
Джуранский не возражал. Напротив, ему стало очень интересно.
— Только прошу вас, на простые вопросы должны быть простые ответы.
И с этим ротмистр немедленно согласился.
— Итак, дорогой друг, знаем ли мы, как была убита Мария Ланге?
— Думаю, да, — неуверенно ответил Джуранский.
— И как же?
— Она приняла большую дозу сомы.
— Согласен! — Ванзаров засунул руки в карманы пальто. — Допустим, Марию убила Валевска, дав ей смертельную дозу. Но если Валевска убийца, то у нее должен быть на это существенный резон?
— Конечно!
— К примеру, ради чего она опоила сомой двух несчастных англичан?
— Ради денег… ради больших денег!
— Вот! Это понятный и вразумительный повод! — Ванзаров остановился. — Деньги ей нужны для революции или на шляпки. А какой повод был отравить меня и мою семью?
— Она боялась, что вы поймаете ее! — воскликнул Джуранский.
— Правильно! А теперь скажите: зачем Валевской понадобилось убивать безобидного гермафродита?
— Не знаю…
— Нет, Мечислав Николаевич, отвечайте точно!
— Возможно, Мария что-то видела, или слышала, или подозревала.
— А конкретнее?
— Она могла понять, что Валевска не пила сому.
— И что из этого следует?
— Ну, Ланге могла пожаловаться профессору, он бы отказал Валевской… выгнал бы ее… да мало ли что…
— Допустим, это так, — Ванзаров взял Джуранского под руку. — Но как вы считаете, о чем может думать человек в том состоянии, в котором были профессор и Мария?
— Только о новой порции сомы.
— Вот именно! Будет ли Марии дело до какой-то Ольги Ланской и так далее?
— Наверное, нет.
— И какой у нас остается повод убийства госпожи Ланге госпожой Валевской?
— Никакого! — признал Джуранский.
— Пойдем дальше. Что узнала Валевска о результатах воздействия сомы, наблюдая за Серебряковым и Ланге?
— Сома полностью подчиняет волю человека.
— А как было совершено покушение на профессора?
— Его заставили идти к проруби! — ответил Джуранский, словно прилежный ученик.
— И какой мы можем сделать вывод? — мягко спросил Ванзаров.
— Что Ланская, то есть Валевска, и отправила Серебрякова в прорубь! — торжественно заявил ротмистр.
— Значит, мы делаем вывод, что Валевска и есть убийца. Тем более, она наглядно показала, что готова, не задумываясь, применить оружие.
— Согласен! — кивнул ротмистр.
— А позвольте спросить: кем был профессор для нашей пламенной революционерки?
— Дойной кобылой… то есть коровой… нет… — Джуранский запнулся. — Я хотел сказать: курицей, несущей золотые яйца.
— Конечно! Ведь с помощью сомы Валевска могла заработать в Петербурге и в любом крупном городе России и даже Европы колоссальные деньги. Другой вопрос — сколько из них пошло бы на революцию. К началу января сома у Валевской заканчивалась. Не зря они с Фаиной ездили на дачу. Они могли искать только одно — скрытый профессором запас сомы!
Ротмистр кивнул.
— Получается, что Валевска была заинтересована в соме, но уничтожила профессора — единственного «поставщика» этого напитка. Может такое быть?
— Никогда! — твердо сказал Джуранский.
— И какой мы делаем вывод?
— Она не причастна к смерти профессора!
— Заметьте, не я это сказал! — хмыкнул Ванзаров. — А что позволило нам думать о виновности Надежды Уваровой, то есть Фаины Бронштейн?
— Во-первых, она явилась в участок убедиться в смерти профессора, во-вторых…
— Стоп, коллега! По порядку. С чего вы взяли, что Фаина хотела убедиться в смерти Серебрякова?
— Ну, как же! Я сам видел! — возмутился Джуранский.
— Что вы видели?
— Она вбежала с криками «Помогите!», потом увидела профессора, оттолкнула городовых и тут же выскочила! — рассказывал ротмистр с жаром.
— А в чем тут ее вина? — спокойно спросил Ванзаров.
— Да хотя бы… — начал Джуранский и вдруг замолчал.
— Так что же, Мечислав Николаевич? — настаивал сыщик.
— Вы меня запутали… — признался помощник.
— И не думал! Ведь если Фаина сама столкнула профессора в прорубь, зачем убийце было так рисковать и лезть в пасть волку, то есть в полицейский участок?
— Она хотела убедиться, что профессор мертв…
— Допустим. А могла она за то кратчайшее время, почти секунды, понять, мертв Серебряков или нет?
— Честно говоря, она ничего не могла понять. — Джуранский вздохнул.
— Что можно увидеть за несколько секунд?
— Лицо!
— А зачем Фаине надо было увидеть его лицо?
— Чтобы узнать, что это — профессор!
— То есть она не была уверена, кого притащили Щипачев и городовой? — не отступал сыщик.
— Выходит, так…
— Почему Фаина была не уверена, что это — Серебряков?!
— Этого я не пойму, — грустно проговорил Джуранский.
— Но ведь это очевидно! Мечислав Николаевич, голубчик, смелее…
— Только одно: Бронштейн не убивала профессора… — нехотя произнес ротмистр.
— Конечно! Она увидела на льду мужчину, похожего на Серебрякова, испугалась и решила проверить, что не ошиблась. Вот и все! Был ли у Фаины какой-нибудь иной, чем у Валевской, повод убить Марию Ланге и профессора?
— Думаю, нет. Ведь ей тоже были нужны деньги для революции.
— Конечно! А на чем держалась уверенность Серебрякова, что Марию убила Фаина?
— Она осталось с Ланге в ночь убийства.
— А вы помните утверждение профессора, что он якобы был на новогоднем балу Бестужевских курсов?
— Само собой! Я сам проверял! — с гордостью сказал Джуранский.
— Почему он соврал?
Ротмистр резко остановился:
— Да ведь профессор, как пить дать, был под сомой, и ему могло и не такое примерещиться!
— И что из этого следует? — вкрадчиво спросил Ванзаров.
— У нас нет ни мотивов, ни улик против Бронштейн! — выдал пораженный Джуранский.
— Браво, ротмистр! — без всякой иронии сказал Ванзаров. — Бронштейн, как и Валевска, пошла против своих опекунов из Особого отдела, и все ради того, чтобы убить профессора?! Это — абсурд! Следовательно, мы полагаем, что ни Хелена, ни Фаина не совершали — ни вместе, ни по отдельности — двух убийств. Что из этого следует?
— Что профессор сам убил Марию в беспамятстве, а потом наложил на себя руки. Других вариантов нет.
— И при этом вынес из квартиры все личные вещи и фотографии, но оставил на самом видном месте улику — скатерть-домотканку?
— Да, как-то странно… — согласился Джуранский.
— Значит, и эта идея не годится. Кто же тогда является настоящим преступником?
— Кто-то четвертый! — неожиданно сказал Джуранский.
— Вот именно! — обрадовался Ванзаров. — Я это окончательно понял во время допроса Валевской. Она наговаривала на Бронштейн и пугала следы, только ради того, чтобы мы не догадались о еще одном, скрытом от нас, участнике этих событий. Как, впрочем, поступила и Фаина.
— А ведь и правда… — задумчиво проговорил ротмистр.
— Все указывает на это! — очень серьезно сказал Ванзаров. — Во-первых, исчезновение ключа из кармана Марии Ланге. Ни Фаине, ни Валевской он был не нужен. Ключ взял тот, кто планировал скрытно пробраться в квартиру профессора. Во-вторых, тело Ланге было брошено возле дома. Преступник явно рассчитывал на быстрое обнаружение трупа. Это сразу бросало бы тень на профессора. Кроме того, нанесло ему тяжелую моральную рану. Мы видели, как искренне Серебряков был привязан к Ланге. Что скажете, ротмистр?
— Железная логика, — согласился Джуранский.
— Это далеко не все! В ночь первого убийства дворник Пережигин был беспробудно пьян. В ночь второго — спал как младенец. Совпадение?