Божественные "кошмары", или живая легенда (СИ) - Страница 1

Книга 10 цикла 'Джокеры — Карты Творца'.

Традиционно напоминаю:

1. В ЭТОМ РОМАНЕ НЕТ НИ ОДНОГО ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО ГЕРОЯ.

2. БЛЮСТИТЕЛЯМ НРАВСТВЕННОСТИ ЧИТАТЬ НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ

(Философский и скучный пролог, к прочтению не обязательный. Действие начинается с первой главы).

Огонь. Есть в языках пламени какая-то первобытная власть, подчиняющая, манящая, завораживающая не только смертных, но и богов. Вечный танец, длящийся с начала времен, влекущий и пугающий одновременно, такой постоянный в своей изменчивости. Согревающий, обжигающий, живительный и губительный, как каждое истинное чувство, глубоко трогающее душу.

Богиня Любви, принцесса Элия сидела в одиночестве, наблюдая из-под полусомкнутых длинных ресниц за танцующим в плену каминной решетки огнем, своим тезкой. Альдена, искаженное староджарское Альда, то есть 'пламя' на языке темных вампиров, слово, означающее и всепоглощающую страсть, и грозный огонь, имя, доставшееся богине в наследство от матери.

Мягкое, глубокое кресло, запросто способное вместить и какого-нибудь здоровяка-великана, вроде брата Кэлера, нежило богиню в бархатных объятиях. Скинув туфельки на высоченном, остром, как спица, так волнующем кузена Лейма, каблуке и безразлично смяв длинный подол роскошного платья, чей цвет балансировал между черным и сталью, женщина поджала ноги и машинально перебирала кончиками пальцев звенья черненого серебряного браслета на узком запястье. Дорогая заколка с россыпью бриллиантов, сверкающих как звезды в темном серебре, была отброшена на низкий стол рядом, медовые волосы небрежно рассыпались по спинке кресла волной, тонко благоухающей персиком, свежестью и розами альтависте.

Семейный Совет на Олонезе завершился. Буйные родственники снова умчались в миры или остались гулять на очередном из бесконечных городских праздников. Зиф — сильф-мажордом, ворча что-то деловито-укоризненное под нос, принялся наводить порядок в ставшем подозрительно пустым доме, а Элия смогла передохнуть. Из массы изящных, приятных глазу комнат, богиня выбрала именно эту с камином и старинной, почти безыскусной и тяжелой, потемневшей от времени мебелью, внушающей покой одним своим основательным видом, создающим иллюзию защиты и постоянства.

Легчайший шорох у закрытых дверей отвлек ее от тщетной попытки расслабиться. Принцесса повернула голову к закутанной в теневой плащ, словно сотканной из тумана фигуре и, почти не удивившись, кивнула с толикой намека на иронию:

— Дядюшка-жнец.

— Не помешал, девочка? — принц Моувэлль, официально признанный покойным всеми инстанциями Лоуленда, а на деле оставивший семью ради высшего долга служения Силам Равновесия и Творцу прошел вперед к камину и встал у массивной фигурной решетки, обратив лицо к огню.

— О, ничем противозаконным, а тем более нарушающим Равновесие Вселенной, я не занималась, даже не жгла переписки, компрометирующей мое доброе имя, — тень улыбки скользнула по губам богини, привычно ушедшей от настоящего ответа.

— Я ненадолго, — извинился все превосходно понявший мужчина. Он не позабыл правил старой и любимой игры. — Хотел лишь сказать тебе спасибо, племянница. Впервые за многие годы я чувствовал себя на своем месте среди семьи. Не думал, что мне настолько этого не хватало. Пусть даже мы рядом лишь ради миссии сбора великой Колоды Джокеров, назначенной Творцом, но и это неслыханная роскошь, о которой я не смел и мечтать.

— Ну, если эта миссия назначена ИМ, значит и спасибо не по адресу, дядюшка, — задумчиво заметила богиня.

— Если б ты не притащила меня сюда, точно упрямого мула, никто другой не смог бы убедить меня в истинности внушаемого чутьем. Я никогда не узнал бы о своем предназначении Всадника-Жнеца, решил бы, что схожу с ума, прикрывая собственную слабость и желания ощущением правильности пути, — Моувэлль покачал головой и неожиданно сочувственно спросил: — Устала, девочка?

— Да, — на сей раз честно призналась богиня, не став юлить.

— Тебе нужен отдых, — наставительно, с родственной заботой посоветовал жнец.

— Я знаю. Хотела бы удалиться на год-другой на Лельтис или даже Эйт, просто скрыться в мирах под какой-нибудь маской, забыть обо всех обязанностях, но не могу себе этого позволить, — губы богини изогнулись в ироничной полуулыбке, словно женщина смеялась над собой. — Хорошо еще, что я не твоя дочь, дядя Вэлль, а то, не имея возможности уединиться лет на десять кряду и отдохнуть от общества, стала бы и вовсе невыносимой.

— Да, ты многое значишь для семьи, милая. Но неужто полагаешь, что в твое столько краткое отсутствие все пойдет прахом? А я-то считалсебя фанатиком долга, — укоризненно посетовал Моувэлль и пошутил:

— Может, я искал своего наследника-жнеца не там, где следует?

— А если в мое краткое отсутствие приключится что-то подобное болезни Рика или недугу Лейма? Если нужно будет не выискивать и звать меня по мирам, а действовать здесь и сейчас? Если я опоздаю? — ответила пулеметной очередью терзавших ее вопросов богиня.

— Не знаю, — признал жнец, передернув плечами. Повернувшись к племяннице, он откинул капюшон неизменного плаща, и Элия разглядела искреннее сочувствие и тревогу за нее на исхудавшем, мужественном лице, удивительно похожем даже сейчас на лицо Лимбера. — Ты права в своих тревогах. Возможно, ОН избрал нашу семью для сбора Колоды не только потому, что она — часть ее, но и потому, что ты часть семьи, не только Советница, но и истинная Хранительница.

— Вот и Злат говорил о том, что я та нить, на которую собирают бусины, только оберегать и защищать не по моей части и не в моем божественном призвании, дядя Вэлль, я устала, — вздохнула принцесса, поглаживая подлокотник. — Жить было бы куда проще, если бы не проклятое чувство долга и бесконечное беспокойство за моих шальных родичей, никогда не думающих о собственной безопасности.

— Не могу с тобой не согласиться, девочка, — скорбно качнул головой Моувэлль. — Только, боюсь, в твоем случае, как и в моем собственном, выбирать не приходится. Все уже давно решено за нас.

— Пожалуй, ты прав, дядюшка, но от сознания этого мне подчас хочется визжать или даже орать в голос, — фыркнула Элия, сложив изящную ладонь в кулак и пристукнув им по подлокотнику.

— Хорошо, что не хочется петь, милая, — уже во второй раз за краткий срок разговора пошутил дядя Вэлль и заметил, выгибая бровь: — Ты всегда казалась мне самой уравновешенной в семье, по-настоящему невозмутимой, а не прикрывающейся хладнокровием, как маской. И если тебе хочется только визжать и орать от непомерного гнета обязанностей, то я, пожалуй, не ошибся в своих выводах.

— Вот только надолго ли хватит моего спокойствия, — богиня запустила пальцы в волосы и с силой сжала виски. Тонкий профиль, освещенный пламенем, казался четким, строгим и одновременно невыносимо хрупким. У Моувэлля защемило сердце от желания обнять и утешить принцессу, он даже шагнул к креслу и положил руку на плечо племянницы, бережно погладил его и сказал очень серьезно и почти торжественно:

— У тебя все получится, Элия. Если ты веришь в промысел Творца настолько, что смогла восстановить веру в него у отчаявшегося жнеца, значит, должна знать и сама, он никогда не дал бы тебе задания не по силам и противного желаниям твоей души.

— Я люблю Лоуленд и семью. Моя жизнь, душа, сила всегда принадлежали в первую очередь им, а потом уже мне самой. Только признаваться в этом перед кем-то, кроме собственного подсознания, не слишком привычно, — вздохнула Элия и вновь решительно вскинула голову.

— Нам всегда бывает больно или, по меньшей мере, неловко говорить о высоких чувствах, гораздо удобнее прятать их за циничными шутками и безразличием, — скорбно подтвердил Моувэлль, вспоминая собственный метод притворства 'я мечтательный, погруженный в себя философ, которому нет дела ни до чего реального, существующего вне сферы грез'.