Божье око (сборник) - Страница 4

Но еще я, перечитывая эти рассказы снова и снова — а это мне не раз приходилось делать, готовя книгу к печати, — бывал поражен тем, как они отлично написаны, даже по сегодняшним меркам. Во всем сборнике нет рассказа, который я не принял бы к печати, если бы он впервые попал ко мне на стол. А потому я не думаю, что эта книга — всего лишь приступ ностальгии стареющего читателя, хотя и это, конечно, тоже. Мне кажется, что выбранные мною рассказы — как и любые хорошие рассказы — времени не подвластны. И я надеюсь, что эта книга — давно уже переставшая печататься, пылящаяся на полке у букиниста, может быть, потрепанная и без обложки, ждущая покупателя, достаточно любопытного или скучающего, чтобы стряхнуть с нее пыль, — по-прежнему будет готова занять и развлечь читателя через пятьдесят лет от сегодняшнего дня.

Итак, садитесь в удобное кресло, вскройте пакет чипсов или рожок с мороженым (или налейте себе рюмку бренди, если вам так больше нравится) и получайте удовольствие. Очень мало вещей (если вообще они есть), написанных в любом приключенческом жанре, лучше тех, что вы сейчас прочтете. Они выковывались в кузнице того рынка, где рассказы конкурируют друге другом по занимательности, а если ее нет — их не купят.

Вот вам Старая Добрая Фантастика. Читайте и наслаждайтесь.

Гарднер Дозуа

Стояло лето, и это было второе детство Пири. Первое, второе, какая разница? Его тело было молодо. Он не чувствовал себя таким живым с вёсен своего первого детства, когда солнце теплело и воздух начинал таять,

Он проводил время на рифе Раротонга, в Диснейленде, Пацифика. Пацифика все еще строилась, но Раротонгу уже использовали экологи как испытательный полигон для строительства грандиозного барьерного рифа на юге, чуть в стороне от «Австралийского» побережья. В результате Раротонга была более устоявшейся, чем другие биомы. Она была открыта для посетителей, но пока здесь жил только Пири. «Небо» приводило в замешательство всех остальных.

Пири все это не интересовало. Он был вооружен новехонькой игрушкой - полнофункциональным воображением, избирательным чувством любопытства, которое позволяло ему не замечать те моменты его окружения, которые не соответствовали его теперешней фантазии.

Его разбудили лучи тропического солнца, пробивающиеся сквозь пальмовые листья и падающие на его лицо. Он построил грубое жилище из разных обломков, найденных на берегу. Не для того, чтобы защитить себя от стихии - руководство Диснейленда полностью контролировало погоду, и Пири мог бы спать на открытом воздухе. Но потерпевшие кораблекрушение всегдастроят какое-нибудь жилище.

Он вскочил с той живостью, которая бывает, когда ты молод и живешь близко к центру событий, стряхнул песок со своего обнаженного тела и побежал к бурунчикам, окаймлявшим узкую полоску пляжа.

Походка Пири была неуклюжей. Его ступни были в два раза длиннее, чем должны были быть, а гибкие пальцы были соединены плавательными перепонками. Сухой песок осыпался вокруг его ног, когда он бежал. Его безволосая кожа была цвета кофе со cливками.

Пири нырнул прямо в воду, изящно скользнул под волну, вынырнул по пояс и остановился. Он зажал нос и начал махать руками вверх и вниз, выдувая воздух через рот и сглатывая. Длинные безволосые шрамы между нижними ребрами раскрылись, внутри них стала видна красно-оранжевая бахрома, которая постепенно опала. Он больше не был воздуходышащим.

Он снова нырнул - с открытым ртом, и на этот раз не вынырнул. Его пищевод и трахея закрылись, и новый клапан вступил в дело. Он пропускал воду только в одном направлении, так что диафрагма теперь функционировала как насос, затягивающий воду в рот и выталкивающий ее через жаберные щели. Вода, проходящая через нижнюю часть грудной клетки, заставила жабры напитаться кровью и стать пурпурно-красным и, а легкие сократились в верхней части грудной полости. Пузырьки воздуха заструились с его боков, затем это прекратилось. Его превращение завершилось.

Вода вокруг него стала казаться более теплой. Сначала она была приятно прохладной, теперь она не имела температуры вообще. Это было результатом того, что температура его тела понизилась Под воздействием гормонов, выброшенных искусственной железой в его черепе. Он не мог позволить себе сжигать энергию в том же объеме, как он делал на воздухе, - вода была слишком хорошим охладителем. Его артерии и капилляры сократились по мере того, как организм перешел на менее энергоемкий режим функционирования.

Ни одно из естественно эволюционировавших млекопитающих не переключалось с воздушного дыхания на водное, так что для осуществления проекта понадобились все ресурсы биоинженерии. Но каждая часть тела Пири была полностью функциональной. Потребовалось два полных дня, чтобы все установить.

Он не знал тонкостей химических процессов, которые поддерживали его жизнь там, где он должен был быстро умереть от потери тепла или кислородного голодания. Он знал лишь, как радостно плыть стрелой над белым песчаным дном. Вода была чистой, голубовато-зеленой в отдалении.

Дно удалялось от него, пока внезапно он не достиг волнующейся воды. Он поплыл вверх вдоль стеньг рифа, пока голова его не оказалась над поверхностью, цепляясь за выпуклости и уступы, вскарабкался наверх и встал на солнечном свете. Он глубоко вздохнул и снова стал дышать воздухом.

Изменение вызвало у него некоторый дискомфорт. Он подождал, пока пройдет головокружение и приступ кашля, немного дрожа, пока его тело быстро перестраивалось на режим теплокровного существа.

Наступило время завтрака.

Он провел утро, рыская по водоемчикам, образованным приливом. Там были десятки растений и животных, Которых, как он знал, можно есть сырыми. Он плотно поел, запасая энергию для дневной экспедиции на внешний риф.

Пири избегал смотреть на небо. Небо его не тревожило, не приводило в замешательство, как и других. Но он должен был поддерживать иллюзию, что на самом деле он находится на тропическом рифе в Тихом океане, потерпев кораблекрушение, а вовсе не отдыхает в пузыре с искусственной средой обитания под поверхностью Плутона.

Вскоре он снова стал рыбой и нырнул с внешней стороны рифа.

Вода вокруг рифа была насыщена кислородом из-за постоянного волнения. И тем не менее даже здесь он должен постоянно оставаться в движении, чтобы через жабры проходило достаточно воды. Но он мог двигаться медленнее, прокладывая свой извилистый путь в темные глубины вдоль отвесной поверхности рифа. Красные и желтые цвета его мира были поглощены зеленым, синим и фиолетовым. Тихо. Здесь были звуки, но его уши не адаптированы к ним. Он медленно двигался сквозь лучи синего света, поддерживая самый минимальный поток воды.

Он заколебался на десятиметровой отметке. Он собирался в свою Атлантическую Пещеру, проверить, как идут дела на крабовой ферме, Потом он подумал, что, может быть, лучше разыскать Окко Осьминога. На какую-то паническую минуту он был поражен ядом детства - невозможностью решить, чем себя занять. Или это было нечто худшее, подумал он. Возможно, это был знак взросления. Крабовая ферма показалась ему скучной, по крайней мере сегодня.

Он колебался несколько минут, лениво гоняясь за крошечными красными рыбками, которые заигрывали с актиниями. Так ни одной и не поймал. Это было совсем не здорово. Где-то в этой волшебной стране его обязательно ждало приключение. И он должен его найти.

Вместо этого приключение само нашло его. Пири увидел что-то, плывущее в открытой воде, почти на пределе видимости. Это- был длинный и бледный снаряд чистой смерти. Его сердце панически сжалось, и он быстро забился в углубление в рифе.

Пири звал его Призрак. Он много раз видел его в открытом море. Это были восемь метров рта, утробы и хвоста: персонифицированный голод. Некоторые утверждали, что большая белая акула - самое жестокое из всех плотоядных животных. Пири верил этому.