Боярышня Дуняша 2 (СИ) - Страница 68

Еремей усмехнулся, огладил бороду. Дуня не сочла нужным говорить, что все женщины с уважением поглядывали на Семена, а Ванюшка чуть ли не трепетал, слушая науку о приручении животинки

— Ишь ты!

— А ещё он всегда провожал её взглядом, а она видела это. Я бы сказала, что как только она убеждалась в том, что он смотрит на неё, то становилась… — Дуня задумалась, подбирая подходящее определение тому, чему была свидетелем и не придавала значения, пока дед не спросил, — …нарочито безразличной.

— Вот оно как…

— Ага, — просияла боярышня, поняв, что всё это было непросто так.

— Значит, не зря ко мне отец Семёна подходил…

Еремей насупил брови, а Дуня насторожилась:

— Деда, ты не торопись решать Машкину судьбу. С ней надо осторожно, а то втемяшит себе что-нибудь в голову, нам не разгрести будет.

Еремей хмыкнул, подмигнул внучке и усмехнулся:

— И в кого ты такая разумница?

— В тебя, — тут же ответила Дуняша и обняла деда — Ванюшкины ухватки по манипулированию не прошли мимо неё.

— Это точно, — с радостью согласился он. — А насчёт Машки не волнуйся. Мы теперь высоко стоим, и женихи валом повалят. Волчье семейство тоже приподнялось, но не так, как мы, так что покочевряжимся.

— Князь их в думу ввёл?

— Не, им пока доверили каких-то новых воинов готовить, чтобы те умели в поле и в лесу воевать, в города проникать и в замках не теряться.

— Ого, — скромно отреагировала Дуня, никак не давая понять деду, что без её россказней о чудо-богатырях в её собственном понимании не обошлось. Княжич наслушался, загорелся и сумел донести до отца новые мысли о том, какими незаметными и умелыми могут быть воины. А как уж они там её идеи доработали и сделали реальными для жизни, ей самой хотелось бы посмотреть. Но семейка Григория Волчары — самая подходящая для вбивания воинской науки в молодых ребят, и они лучше всех её знают.

Еремей благодушно продолжал:

— По военной стезе им почёт, но с достатком скромно у них.

Дуня тяжело вздохнула, показывая, что понимает затруднения семьи Семёна. Им сейчас вкладываться и вкладываться, а когда будет отдача — неизвестно. Но, с другой стороны, их влияние растёт, и чем дальше, тем больше. Шутка ли, готовить волкодавов для князя!

— Да, к тебе они все с большим уважением, — довольно обронил дед. — При них никто не смеет слова худого о тебе сказать. Сабелька из ножен у них лихо вылетает… так-то вот.

— Ого, — Дуня приосанилась.

— Отец Кирилл снял послушание с Семёна, ещё когда вы в дороге были.

— Это я уже знаю, — покивала головой внучка.

— Скучать не будешь?

Дуня пожала плечами. Во-первых, ей некогда скучать, а во-вторых, Семёна она все равно будет чаще видеть, чем родного отца. Так что всё относительно.

— Деда, а что насчет турниров?

— О! — обрадовался Еремей и лицо его оживилось. Дуня даже заподозрила его в обретении статуса «болельщика» одной из команд. — Ты не представляешь, что у нас творится! Все на ушах стоят с этим клюшкованием, — совсем неправдоподобно возмутился дед. — Княгиня со своими ближними боярынями так развернулась, что теперь каждое воскресенье весь город собирается на берегах Можая*, чтобы смотреть битву команд. (*Москва-река)

— Ого! А церковь не осуждает?

— Осудила, — чинно согласился дед, мол, как не осудить, обязательно осудила, — но… — тут он хитро посмотрел на внучку, — наша Мария Борисовна поговорила с митрополитом и теперь у нас есть команда батюшек под стягом Николая Чудотворца и Георгия Победителя.

— Офигеть!

— Ну-ка! — Еремей тихонько ударил по столу. — Не смей поганить язык дрянными словечками!

— Ой, прости деда, не сдержалась! — Дуня быстро перекрестилась, глядя на икону и шепча слова покаяния, а потом нетерпеливо развернулась к деду: — Это что же получается, княгиня руководствовалась правилом: не умеешь остановить, то возглавь?

Еремей аж крякнул и весело посмотрел на Дуньку:

— Говорят, что именно так княгиня и сказала владыке. Она ещё многое говорила ему, и похоже, что убедила.

— Вот не зря я со всем уважением к Марии Борисовне, — важно произнесла Дуня. — Это очень умная и начитанная женщина.

— Княгиня, — поправил её Еремей, хотя сам только что тепло назвал её «наша Мария Борисовна». Так-то Дуняшке разрешалось именовать членов княжеской семьи, но злоупотреблять этим не следовало.

— Княгиня, — согласилась девочка. — Она прекрасно понимает нужды народа, и увеселение не должно быть отдано в руки скоморохов.

— Ты прямо как отец Варфоломей про скоморохов-то, — хохотнул Еремей.

— Ой, деда, ну ты скажешь! Нашему свет-Варфоломеюшке всё бы запретить, и чтобы все к нему на поклон, да с вопросом — нельзя ли ещё чего запретить?

— Дунька, не начинай! — хлопнул по столу Еремей. — И не тебе судить!

Боярышня быстро-быстро закивала и замахала руками, показывая, что сама не хочет вспоминать нехорошего человека.

— Вот что с тобой делать? — досадливо воскликнул дед. — Как ты не поймешь, что опасно так говорить, да и незачем, — боярин немного помолчал, но внучка смотрела на него с раскаянием и, смягчившись, он продолжил:

— Команд по Москве собралось много, даже торговые гости решили поучаствовать в забаве. На площади висит расписание и каждый день кто-то сражается, а в воскресенье лучшие из лучших бьются между собой.

— Ух ты, — сияя глазами, воскликнула Дуня. Не сдержавшись, подскочила, отбила победную чечетку, хлопнула в ладоши и гордо выкрикнула: — От мы каковы! Знай наших!

Еремей улыбался, а прибежавшая на топот ключница, заворчала, коря неугомонный нрав боярышни. Только лицо её при этом выражало гордость, мол, вот у нас Дуняшка какая!

— Все жители собираются в эти часы и волнуются за сражающихся, — с удовольствием продолжил рассказывать Еремей, — а потом расходятся по шатрам на площадях, чтобы обсудить увиденное.

— Так-так-так, — встрепенулась Дуня. — Ишь как всё деловито! Что за шатры?

Довольный произведённым эффектом, дед важно пояснил

— В воскресные дни по повелению княгини на всех площадях ставят шатры с горячими напитками и закусками. Угощение готовят княжеские и боярские слуги и соревнуются между собой. Люди знают об этом и стараются успеть везде попробовать медовухи, чтобы сравнить и своё слово сказать.

— Я не поняла — бесплатно, что ли, пробуют?

— Да какое там! Но кто ж пожалеет денег, чтобы попробовать княжеский мёд или пирог? И я тебе по секрету скажу: княжеский казначей прямо светится от довольства в эти дни.

Еремей вытянул руку вперед и демонстративно начал загибать пальцы по мере перечисления новых способов пополнения казны.

— Бояре арендуют место на площади, — один палец согнулся, — чтобы там поставить шатёр, который тоже арендуют у князя, — к первом пальцу быстро добавился второй.

— Княжьи слуги сами ставят его и приглядывают, чтобы добро не испортили, — третий палец присоединился к первым двум, показывая, что пригляд не вошел в стоимость места и аренду шатра. — Добавь к этим доходам налог с проданного за воскресный день, который не уменьшишь, если хочешь победить, — сложенные пальцы уже походили на кулак. — Потому что побеждает тот, у кого больше других выпили и съели. Подсчёт выручки и есть голосование.

— Голосование рублем! — воскликнула Дуня.

— Так и есть! Хитра и рачительна наша княгинюшка!

— Деньги не великие для княжьей семьи, но приятные во всех отношениях, — согласилась внучка.

Еремей рассмеялся. Знала бы егоза, как радуются бояре, когда в воскресный день их слуги делают наипервейшую выручку! Те же Плещеевы тысячами ворочают, а в воскресенье всей семьей идут в свой шатёр, покупают свою же медовуху с пирогами, а вечером нетерпеливо считают, сколько наторговали в шатре. А потом всей толпой идут слушать, сколько продано у других, и до драки доходит, если их кто-то опередил. Очень уж лестно высокородным боярам обойти князя хоть в малости и быть у всех на слуху!

— Как интересно! — просияла Дуня, услышав, что княгиня ловко всё устроила с турнирами. — А что про князя слышно?