Ботаники не сдаются (СИ) - Страница 5

— Ну все, Сердюкин! И чтобы больше не обращался ко мне за помощью! Фиг тебе, а не реферат по английскому! Все равно в загробном мире он не понадобится!

Послышались шаги, и дверь тут же отомкнулась. Вот так бы сразу! Понимая, что я смету его с пути, длинный и тощий Сердюкин распластался по стеночке и затих. Я вломилась в комнату, выдернула из розетки шнур аудиосистемы, и как следует треснула сестру подушкой по башке. По не очень сообразительной (к нашему семейному огорчению), но хорошенькой головке.

— Ой! — возмущенно пискнула Лялька, сразу вспомнив как меня зовут. — Катька, тебя что, шиза укусила? С ума сошла!

Подушка была мягкой и больше сработала в воспитательных целях. Пришлось добавить еще раз: кажется я предупреждала!

— Эй, — донеслось сзади от Костика, — лежачего не бьют!

— Ты тоже хочешь? — я воинственно зажала орудие мести в руке и, не удержавшись, швырнула подушку в парня. Посмотрела на парочку. — Признавайтесь: кто взял мои Push-наушники?! Почему я должна слушать вашу дурацкую музыку, когда у меня своя есть, еще хуже?!

Предполагалось, что из этих двоих — черных, волосатых и накрашенных существ с густо подведенными черным глазами, ногтями и губами, мужчина все-таки Костик, потому что именно он рискнул ответить.

— Мы медитировали, и нам требовалось особое состояние тишины.

— Правда? — я деланно изумилась. — Медитировали под рок, надев наушники?

Зашибись логика! Заметили?

— Под «Черных ангелов», — уточнил Костик и пожал у стеночки плечами, как будто это все объясняло. — А что тут такого? Первый раз, что ли? Чего ты взъелась именно сегодня?

Нет, не первый. Но!

— Да потому что именно сегодня в моей жизни кое-что произошло! И я, как любой нормальный человек, рассчитывала, что приду домой, расстроюсь, позлюсь в одиночестве, а вы со своим роком мне даже упиться трагедией не дали! Взяли и все испортили!

— Трагедией?! — Глаза Ляльки восторженно расширились и она «восстала из гроба». То есть поднялась из своей постели, обшитой атласными малиново-черными рюшами, которые сама же и пристигала (да так неудачно, что все это отрывалось и болталось на нитках), как панночка в Вие в полуночный час. — Катька, повтори, что ты сказала?

Вот жаль, что я уже запустила подушку в ее Котэ. Так и захотелось снова шмякнуть младшей по черной башке. Но вместо этого я сказала Ляльке: «Подвинься!» и села рядышком на кровать. Почему-то стоило лишь вспомнить университет, обидные слова девчонок и цель спора — Ваньку Воробышка, как всю злость из души ветром выдуло. Осталась только печаль и пустота.

Э-эх, а как же хорошо сегодня все начиналось!

Видимо, на моем лице отразился непривычный для меня спектр чувств, потому что Лялька неожиданно спустила ноги с постели и придвинулась ближе, пощекотав мое плечо длинными черными прядями. На тонкой шее звякнули металлические цепочки с подвесками в форме летучих мышей. В ушах тоже закачались серебряные серьги-мыши. Я вдруг с завистью посмотрела на шипованный браслет и дюжину колец, унизавших длинные пальцы младшей сестры. Эх, красота! Накрасил ногти, подвел глаза, нацепил напульсники, кожаные берцы, и вот ты уже «особенный», «не такой, как все» и весь мир тебе должен. А я, чтобы быть не такой как все, старалась всю свою жизнь, и к чему в итоге пришла?

Та же серая мышь. Правда не летучая и не в субкультуре, но все равно малопривлекательное создание, да еще и в очках. Плоское страшило, которому в личной жизни ничего не светит. У Ляльки вон хоть побрякушки есть и верный лопоухий Котэ (сегодня гот, а завтра, если Ляльке приспичит — байкер или скаут), а у меня что? Только книжки.

Я обвела взглядом спальню сестры, сплошь заполненную готической атрибутикой. От постеров героев «Семейки Адамсов» (я их, кстати, тоже люблю) до Мерилина Менсона и героя фильма «Ворон». Темных, задрапированных штор, кельтских символов, смотрящих с предметов мебели, и сумок-сундучков с серебряными пряжками.

Ну и где справедливость?!

Возмущенный голосок, принадлежащий совести, осторожно напомнил о домашней библиотеке, которая занимала широкую стену центрального зала нашей большой квартиры, и была богатой в самом прямом значении этого слова — спасибо папе, постарался. Итальянская мебель из красного дерева, а в ней — знаменитые имена в самой лучшей бумаге и печати. Редкие коллекционные издания, особенные книги, толстенные словари, научные труды и популярная литература. Художественные каталоги. Вот только оценить это богатство было под силу не каждому. Ольке (то есть Ляльке, как называли сестру домашние) на эти книги было глубоко начхать!

— Кать, — младшая придвинулась ближе. — А что случилось? Расскажешь?

Я вздохнула. Наверно, можно.

— Твою сестру сегодня обозвали не очень умной с точки зрения жизненной позиции, и она сильно расстроилась.

— Светку, что ли? — голубые глаза Ляльки распахнулись. — Так я давно знала, что она у нас с приветом. Подумаешь!

— Нет, не Светку, — я напряглась и Лялька тоже.

— А кого? — уставилась на меня.

Хм-м. Странный вопрос, не находите? Особенно, если учесть, что загадка с тремя неизвестными, не про нас. До сих пор нас у родителей было трое.

У меня даже плечи опустились, и глаза закрылись от секундного желания продемонстрировать своей грусти наглядный фейспалм. Впрочем, время от времени в общении с Лялькой это желание возникало у всех домашних.

Пришлось повторить слова, которые с детства вгоняли сестру в ступор.

— А ты подумай.

Ох. Иногда мне с трудом верится, что у нас с Олькой всего лишь год разницы, общие родители, и что мы с ней родные сестры, столько отличий всегда разделяло нас. Если я в четыре года уже бегло читала, она в шесть еще не могла запомнить буквы. Если я обожала книги с картинками и дрожала над ними, как Кащей над златом, то Олька их терпеть не могла и зашвыривала под диван. Если меня до колик доводили шутки семейной юмористки Светки, то ее напротив — злили до слез. В общем, сейчас, когда я училась на четвертом курсе университета и собиралась летом поступать в магистратуру, Олька только заканчивала выпускной класс и училась, мягко скажем, из рук вон плохо, доводя родителей и репетиторов до тихой истерики. Зато с самого детства была до невозможного хорошенькой, как кукла, за что ее и прозвали Лялькой. А еще на удивление цепкой, и если уж решила, что какая-то вещь или человек будет принадлежать ей, то держалась за это «свое» зубами.

Но, слава богу, жадной Лялька не была, разве что подозрительной и крайне обидчивой.

Вот и сейчас ее нижняя губа вдруг поджалась и задрожала.

— М-м-меня?

Что?! Я моргнула. А впрочем… Уголок рта криво приподнялся.

— Оль, а видно, что ты расстроилась? Хоть по какому-то поводу?