Босиком в голове - Страница 15

Изменить размер шрифта:

Катание со смеху

Мы признаемся им в своей любви
И они будут смеяться до слез
Мол, лев решил соблазнить голубку
Они будут ржать как кони
Они усаживаются в свои машины только затем
Чтобы поржать
Попробуй открыть перед ними банку сардин
Они будут кататься со смеху
Что же случилось со старой доброй прямой?
Впрочем, не нашего ума это дело
Хватает забот и без нее.
Посмотри вокруг
Когда правит не разум
Кривы не только линии — верно?
Скажи им страшные, мол, ныне времена
Они будут смеяться до упаду
Ну а при слове любовь и вовсе
Они будут кататься со смеху
Они будут кататься со смеху

Топография неудачного свидания

ТО

МЕД

ИЛИ

ОГОНЬ

МНОГОЗНАЧНАЯ АВТОСТРАДА

Поток образов захлестнул ее. Фил Брейшер, ее супруг, становился все агрессивнее — он чувствовал, что сила покидает его, переходит к этому странному чужеземцу. Чартерис обладал тем, чего так недоставало Филу, — у него был яркий Gestalt.[11] Уверенность, красота, сила. Он был самим собой. Может быть, это и есть святость? Как тут о нас, грешных, не вспомнить… Вот уже пара недель, как безумная толпа, разинув рты, ловит каждое его слово — здесь, в Лофборо, никого так не слушали, даже ее мужа. Сама она его не понимала, но это не значило ровным счетом ничего — она ведь тогда не здесь была, когда бомбы упали. Если она что-то и чувствовала, так это его силу. Силищу.

Он то и дело представлялся ей нагим.

Нервы на пределе. Арми Бертон, соло-гитарист, проплывает перед ее мысленным взором, шепчет: «Пора в поход!» Помигивая, мимо фонари, черточки деревьев, мохнатые бодростки. Мужчин она не слышала. Они сошли с раздолбанного застенчивого тротуара и теперь шли по обочине дороги — мимо с ревом неслись машины, обдававшие их потоками гари и грязи. Ей хотелось кричать — своим вторым зрением она видела огромный грузовик, что несся прямо на ее супруга; визжат тормоза, но поздно — поздно… Она видела даже номера на борту: машина эта шла из Глазго в Неаполь. Транзит. Раз за разом, снова и снова она сбивала Фила, и тот превращался в ничто, в кровавое месиво, так и не закончив своего спора с Чартерисом, спора о многомерных логиках.

— Я должен уничтожить Чартериса! — проблеял Брейшер. Чартерис с немыслимой скоростью пожирал его будущность. Брейшер видел воочию, как тают его потенции, — когда-то то же самое произошло и с этим крысаком Роббинсом. Этот козел Роббинс до самой последней минуты корчил из себя святошу, делал вид, что ничего не замечает. Ну а потом было уже поздно. Этот хмырь, которого он решил сделать своим учеником, своим преемником, был могуч, словно восходящее светило. За несколько дней он успел переворотить все — то прекрасное, что являлось Филу из будущего, исчезло совершенно. Черствые корки. Сухость и холод. Все мертво, повсюду и все — мертвая зона — только этот треклятый рождественский кактус, внушавший ему отвращение своей бессмысленностью, он все цвел и цвел цветком могильным. Полыхнув ненавистью, Фил прошипел:

— Я убью этого гада!

— Не горячись, не кипятись, уймись, — ответил Чартерно на своем удивительном английском, мозг странен и холоден. — Помнишь, у Успенского о снимках нашей индивидуальности? Это крайне важно. У тебя, так же как и у всех прочих людей, существует масса альтернатив — условно их можно назвать двойниками.

Насколько он помнил, об этом они и говорили весь этот долгий день. Впереди высокая глухая стена. Грязный людный город, прогнивший насквозь, черный. И все же город этот источал радужную ауру возможностей, для которых Брейшер был явно мелковат. Чартерис уже начинал улавливать общую схему мироздания. Подобно отважному матросу встречал он валы, катившие на него из будущего, — он был не столько выше, сколько дальше их — олуха Брейшера и его супруги Ангелины, женщины с бледными бедрами, что шла параллельным курсом. Множество вариантов, множество альтернатив — об этом он и будет говорить в следующий раз. Силы его росли час от часа — он в очередной раз изумился этому обстоятельству, вспомнив попутно о том, что некогда нечто подобное происходило и с его отцом. Брейшер схватил его за ворот промокшего насквозь плаща и поднес к лицу кулак. Неистовый безмозглый человек.

— Слышишь, ты! Я тебя убить должен!

Мимо несутся машины. Проспект Великого Освобождения.

Кулак прямо перед носом; дышит, полуоткрыв рот; желтые кривые зубы. Впрочем, все это блажь, лучше подумать о том, как он им это преподнесет. Вы, жители центральных графств, отличаетесь от всех прочих обитателей этой планеты.

Вы — избранники судьбы. Я приехал к вам издалека — с самых Балкан — вы знаете, где это? Я приехал именно затем, чтобы сказать вам: вы — избранники судьбы! Теперь о дорогах. Они построены не сегодня и не вчера, мы умираем на них и живем ими. Это нервные волокна нового мира. Вы спросите меня — почему я говорю о дорогах? Я отвечу вам. Вам, избранникам, надлежит повести за собой весь этот мир. Мы должны вернуть ему определенность — это наш долг! Нет, нет — так не пойдет. Здесь надо как-то помягче. Лучше на этом сейчас не циклиться — в нужное время слова придут и сами. Мы плачем, Чартерис. Их песня. Он слышал ее. Да! Не повести — избавить! Психоделические бомбы погрузили Европу во тьму, ей не смогла помочь даже нейтральная Франция — впрочем, удивляться здесь особенно нечему — французы всегда отличались крайним шовинизмом. Когда-то я был материалистом, мало того, я был даже коммунистом! Но потом пришли новые времена, старый мир рухнул, его уже нет — понимаете? У нас появилась уникальная возможность — освободиться от векового сна и умертвить древнего змея!

Вы не сможете обойтись без новой многомерной логики — только она отвечает новому порядку вещей, старые системы вам уже не помогут. Лик Ангелины — вся ушла в будущее. Перед лицом кружит кулак. Автомобили, Ангелина, смоль кос, горящие глаза. Страха людина. Как странно, все мои метания были лишены смысла, пока я не оказался в этом месте. Всюду женщины, а я холоден как лед. Никаких женщин. Как странно, отец, я ведь тогда стоял на том берегу, ну ты понимаешь, просто я никак не мог переправиться через эту чертову реку.

— Я здесь проездом, на самом деле я направляюсь в Шотландию — там меня ждут не дождутся. Задержался я здесь, конечно же, не случайно — на то у меня были свои причины, когда-нибудь я вам их открою. Пока же слушай! Дихотомии «белое-черное», «да-нет» больше не существует! Теперь мы имеем дело с целым спектром возможностей. Если ты будешь исходить из этого, проиграть ты просто не сможешь, в противном же случае — пиши пропало! Пришло время думать по-новому, изыскивать или, вернее, созидать новые пути! Я знаю — тебе это по силам!

И тут Брейшер ударил его. Мир движения, вспыльчивый безмозглый флегматик, кулак. Он посмотрел на руку, ударившую его, и тут же увидел то, чего Брейшер не мог бы заметить при всем желании, — он увидел силовые линии судьбы, связывающие владельца руки с мирозданием. Рука была бесчеловечной. Урбанистическое тело. Транспортные артерии. Удар пришелся в челюсть.

Многомерная логика приложима и к подобным экстремальным ситуациям. Я должен остановиться на каком-то значении меж «был бит» и «не был бит». Итог бит, но не сильно.

Он услышал крик Ангелины. Та умоляла Фила успокоиться. Прийти в себя. Как бы не так. Судя по всему, ПХА-бомбы не оказали на Ангелину заметного воздействия, если она и пострадала от Психоделической Войны, то лишь косвенно: лишившись семьи и страны. Впрочем, лучше с выводами не спешить. Чартерис принадлежал к сторонникам теории, в соответствии с которой женщины пострадали в этой войне куда меньше мужчин. Опять кричит. Она его влекла — она сама, не голос ее, не голос — мертвые деревья родины во мраке, безобразные жабы, ехидны и чей-то крик. Ангелина.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com