Боров - Страница 1

– На лужайку можно пробраться и с другой стороны, – сказала миссис Филидор Стоссен своей дочери, – через небольшой выгон, а затем через огражденный изгородью фруктовый сад, где полно кустов крыжовника. В прошлом году я уже проделала весь этот путь, когда семейство было в отъезде. Из фруктового сада через калитку можно попасть на аллею, обсаженную кустарником, а как только окажемся на ней, то сможем смешаться с гостями, как будто и мы в числе приглашенных. Так гораздо безопаснее. Если же идти через главный вход, то мы рискуем столкнуться лицом к лицу с хозяйкой. Это было бы весьма неудобно, притом что она нас не приглашала.

– Не слишком ли это сложный путь, чтобы попасть в гости?

– Да, сложный, если просто идешь в гости. Но ведь речь идет о главном событии лета. На встречу с княгиней приглашены все хоть сколько-нибудь влиятельные лица со всего графства, за исключением нас с тобой, и гораздо сложнее придумывать объяснения, почему мы там не были, чем пытаться попасть туда обходным путем. Вчера я остановила на дороге миссис Кьюверинг и поговорила с ней о княгине, тщательно избегая прочих тем. Если она предпочла не понять намек и не прислала мне приглашение, то это ведь не моя вина, не правда ли? Вот мы и пришли: нам нужно лишь пройти по газону, а потом через калитку выйдем в сад.

Миссис Стоссен и ее дочь, разодетые по случаю торжественного приема и предварительно пропустившие для храбрости по несколько капель, проплыли по узкому выгону и соседствовавшему с ним крыжовниковому саду, точно разукрашенные баржи, двигающиеся в будний день по речушке, в которой местные жители ловят форель. Некоторая поспешность в их продвижении каким-то образом сочеталась с осмотрительностью, будто всякую минуту в их сторону могли быть повернуты вражеские огни. И действительно, все это время они не оставались незамеченными. Матильда Кьюверинг, обладая зорким взором тринадцатилетней девочки и еще тем дополнительным преимуществом, что она занимала более высокую позицию в ветвях мушмулы, имела отличную возможность наблюдать за скрытным передвижением Стоссенов и точно знала заранее, где оно застопорится для свершения казни.

«Увидят, что калитка заперта, и им не останется ничего другого, как идти обратной дорогой, – отметила она про себя. – Так им и надо! Пусть знают, что значит входить в дом не так, как все. Жаль, что Тарквин Супербус не гуляет по выгону. Впрочем, раз уж все весело проводят время, не понимаю, почему бы не погулять и Тарквину».

Матильда находилась в том возрасте, когда мыслить – значит действовать. Она слезла с мушмулы, и, когда снова забралась на дерево, Тарквин, огромный белый йоркширский боров, поменял тесноту своего свинарника на простор заросшего травой выгона. Удрученные тем, что экспедиция закончилась неудачей, ибо на пути встретилось непреодолимое препятствие в виде запертой калитки, Стоссены поворотили назад, обмениваясь при отступлении взаимными упреками, но во все остальном соблюдая порядок, как вдруг оказались перед воротами, разделявшими выгон и крыжовниковый сад.

– Какое отвратительное животное! – воскликнула миссис Стоссен. – Когда мы сюда шли, его там не было.

– Зато теперь оно есть, – ответствовала ее дочь. – Что же нам делать? Лучше бы мы сюда вообще не приходили.

Боров подошел поближе к воротам, дабы повнимательнее рассмотреть незваных гостей в человеческом обличье, лязгая при этом челюстями и прикрывая свои маленькие красные глазки. Он явно старался нагнать страху на Стоссенов, и, глядя на них, было очевидно, что цель его полностью достигнута.

– Кш-ш! Брысь! Брысь! Кш-ш! – закричали дамы хором.

– Если они надеются отпугнуть его таким образом, то тут их ждет разочарование, – заметила Матильда из своего убежища в мушмуле.

Поскольку свое замечание она произнесла громким голосом, миссис Стоссен впервые обратила внимание на ее присутствие. Минутой-двумя раньше она была бы только рада тому, что сад пуст, каким он и выглядел, теперь же приветствовала появление на сцене девочки с видимым облегчением.

– Девочка, не могла бы ты кого-нибудь позвать, чтобы прогнать… – доверительно заговорила она.

– Comment? Comprends pas,[1] – был ответ.

– О, так вы француженка? Etez vous française?[2]

– Pas du tous. 'Suis anglaise.[3]

– Тогда почему мы не можем поговорить по-английски? Я бы хотела знать…

– Permettez-moi expliquer.[4] Видите ли, я наказана, – сказала Матильда. – Я приехала в гости к тетушке, и мне велели вести себя хорошо, потому что здесь соберется много народу, и мне сказали, чтобы я брала пример с Клода, это мой младший брат, который если что-то и делает не так, то только случайно, а потом всегда очень извиняется. Кажется, за ланчем я съела слишком много малины со сливками, и мне сказали: «А вот Клод никогда не ест очень много малины со сливками». Так вот, Клод всегда ложится поспать на полчасика после ланча, потому что ему так велят, и я подождала, пока он заснет, а потом связала ему руки и принялась насильно кормить малиной со сливками из ведерка, которое приготовили для гостей. Сливки перепачкали его матросский костюмчик, немного пролилось на кровать, но большая часть попала Клоду в рот, и теперь они уже не смогут сказать, что он никогда не ест слишком много малины со сливками. Вот почему мне не разрешают идти к гостям, а в качестве дополнительного наказания я должна весь день говорить по-французски. Мне пришлось рассказать вам все это по-английски, потому что я не знаю, как, например, сказать по-французски «кормить через силу». Конечно, некоторые выражения я могла бы и сама придумать, но если бы я сказала «nourriture obligatoire»,[5] вы бы меня совсем не поняли. Mais maintenant nous parlons français.[6]

– О, очень хорошо, très bien,[7] – неохотно произнесла миссис Стоссен. В минуты душевного смятения ей не очень-то хорошо давался тот французский, который она знала. – La, a l'autre cote de la porte, est un cochon…[8]

– Un cochon? Ah, le petit charmant![9] – воскликнула Матильда в восторге.

– Mais non, pas du tout petit, et pas du tous charmant; un bete féroce…[10]

– Une bete, – поправила ее Матильда, – боров – мужского рода, пока вы его называете боровом, но как только он начинает выводить вас из себя и вы называете его свирепой свиньей, он становится того же рода, что и мы с вами. Французский язык – ужасно бесполый.

– Прошу тебя, давай в таком случае говорить по-английски, – сказала миссис Стоссен. – Из этого сада можно как-нибудь выбраться, минуя газон, где гуляет свинья?

– Обычно я перелезаю через забор, но сначала забираюсь на сливовое дерево, – ответила Матильда.

– В том, что на нас, мы вряд ли сможем это сделать, – сказала миссис Стоссен.

Трудно было вообразить, что она смогла бы это сделать, что бы на ней ни было.

– А не могла бы ты привести кого-нибудь, кто бы увел отсюда свинью? – спросила мисс Стоссен.

– Я обещала тетушке, что буду здесь до пяти часов, а еще и четырех нет.

– Я уверена, что при сложившихся обстоятельствах твоя тетушка позволит тебе…

– Моя совесть мне этого не позволит, – произнесла Матильда с холодным достоинством.

– Но не можем же мы оставаться здесь до пяти часов! – воскликнула миссис Стоссен с растущим беспокойством.