Бородатая леди - Страница 6

— Носит на руках?

— Да. Он инвалид. Кстати, Хендрикс предлагал мне работу.

— Носить его вверх по лестнице?

— Он точно не сказал, что я должна буду делать. До этого мы с ним не дошли. — Ее голос был настолько холоден, что беседа наша заморозилась. — Давайте не будем об этом говорить, мистер Арчер.

Дорога стала подниматься в гору. По обочинам стояли знаки: скользкая дорога. Чтобы ехать на скорости пять-десять километров в час, мне пришлось жать на педаль изо всей силы.

— У вас было очень напряженное утро, — сказала вдруг Мэри. — Вы познакомились с Тернерами и все такое прочее.

— Общаться с людьми — моя профессия.

— И вы Элис видели тоже?

Я ответил утвердительно.

— И как она вам показалась?

— Мне не хотелось бы говорить это девушке, но она довольно миленькая.

— Тщеславие — не мой порок, — сказала Мэри. — Она просто красавица и очень привязана к Хью.

— Я это понял.

— Не думаю, что Элис раньше была в кого-нибудь влюблена. И живопись для нее значит почти так же много, как и для Хью.

— Он счастливчик. — Я вспомнил его разочарованные глаза на автопортрете и подумал, что, возможно, на этот раз ему повезло.

Дорога вилась между откосами из красной глины и сухим колючим кустарником.

— И сколько нам еще ехать?

— Около двух миль.

Еще десять-двенадцать минут мы серпантином поднимались в гору. Наконец дорога выровнялась. Я так внимательно следил за краем дороги, чтобы через кустарники не свалиться в пропасть, что не заметил хижины, пока не подъехал к ней почти вплотную. Это был маленький деревянный домик, стоявший на небольшой лужайке у подножия горы. Сбоку дома был пристроен навес, под которым стояла серая машина. Я посмотрел на Мэри.

— Это наша машина, — сказала она с облегчением.

Я остановил свою машину перед домом и выключил мотор. Наступила полная тишина. Одинокий ястреб летал над нами кругами, словно привязанный к невидимому столбу невидимой проволокой. Кроме ястреба никого не было видно. Мы пошли к дому по дорожке, посыпанной крупным гравием, и я удивился, как громко скрипит он под ногами.

Дверь не была заперта. Это было холостяцкое убежище, которого многие месяцы не касалась женская рука. Кухонные принадлежности, замазанные краской рабочие брюки, кисти и краски валялись на полу и на стульях. В углу комнаты на кухонном столике стояла полупустая бутылка виски. Но это было нечто и вроде ателье художника: на стенах висели акварели, напоминавшие маленькие красочные окна; через настоящее большое окно видно было бескрайнее небо.

Мэри подошла к окну и выглянула наружу. Я встал рядом. Перед нами до самого моря и дальше до горизонта простиралось голубое пространство. Сан-Маркос и его пригороды между морем и горами выглядели как географическая карта.

— Где же он? — удивленно сказала Мэри. — Может быть, пошел погулять? Ведь он не знает, что мы его ищем.

Я посмотрел на горный склон, почти отвесно спускающийся вниз со стороны окна.

— Нет. Он не гуляет, — сказал я.

На склоне из красной глины то тут, то там были разбросаны валуны. На нем ничего не росло, кроме горных кустов цвета пыли. В расщелине между двумя скалами торчала нога в мужском ботинке.

Я вышел, ничего не сказав Мэри. От дома к склону вела тропинка. Я спустился по ней. Это действительно была нога Хью. Он лежал или, вернее, висел головой вниз футах в двадцати от края обрыва. Лицо его было измазано в глине. Одна нога подогнута, вторая зацепилась между двумя валунами. Я спустился к нему и посмотрел в лицо. Правый висок разбит. Лицо тоже. Я поднял его застывшее тело. Он был мертв уже несколько часов; от него все еще исходил сильный запах виски.

Послышался звук падающих камешков. Мэри стояла на краю обрыва.

— Не спускайтесь сюда.

Она не послушала меня. Я остался стоять, где стоял, наклонившись над телом, стараясь закрыть собой его размозженную голову. Она наклонилась и посмотрела вниз. Ее глаза потемнели от боли, лицо сделалось серым и усталым. Я отодвинулся. Она обняла голову своего мертвого брата.

— Если вы потеряете сознание, я вряд ли смогу вас вынести наверх.

— Я не потеряю сознания.

Она подняла тело за плечи, чтобы заглянуть брату в лицо. Я был несколько неприятно удивлен, как много в ней неженской силы. Она осторожно пощупала пальцами раненый висок.

— Вот что его убило. Похоже, это удар кулаком.

Я наклонился и увидел округлые впадины на его черепе.

— Он, вероятно, упал, — сказала она, — и ударился головой о камни. С такой силой его никто не мог ударить.

— Боюсь, что кто-то ударил его, — заметил я. — Кто-то, кто оставил также впадины на дверной раме в его студии...

Два часа спустя я остановил машину перед художественным салоном на Рубио-стрит. Его витрины были заставлены репродукциями произведений импрессионистов и постимпрессионистов. В одной из витрин была выставлена очень плохая картина, нарисованная маслом и изображавшая прибой, застывшая и статичная, как взбитые сливки. Над салоном красовалась витиеватая вывеска «У Хилари». На двери висела более прозаичная табличка: «Закрыто».

На лестнице и в вестибюле было темно и прохладно, но это было приятно после горного солнца. Нервы мои были напряжены, глаза болели, я физически устал после того, что мы пережили на горном склоне.

Мэри открыла ключом дверь и пропустила меня в свою комнату. Она сказала, что в буфете есть виски. Я предложил сделать ей коктейль, но она отказалась. Нет, спасибо, она никогда не пьет. Дверь за ней захлопнулась. Я смешал себе виски с водой и постарался расслабиться, сев в кресло. Но я не мог. Голова раскалывалась от множества вопросов, на которые я пока не находил ответа.

...Мы позвонили шерифу из ближайшего пожарного отделения и проводили его и его помощников к месту происшествия. Они сфотографировали тело, обыскали хижину и окрестности, задали нам кучу вопросов. Мэри не упомянула о пропавшем Шардене. Я тоже.

Некоторые вопросы были выяснены, когда прибыл судебно-медицинский эксперт. Хью Вестерн умер где-то между восемью и десятью часами вечера накануне. Эксперт не мог установить время смерти точнее, не исследовав содержания пищи в желудке. Убит Хью ударом в висок. Кровоподтеки и ссадины на его голове были, видимо, следствием падения, когда его, уже убитого, сбросили с обрыва.

Его одежду специально залили виски, чтобы гибель художника выглядела как несчастный случай, произошедший по пьянке. Но убийца, скрывая следы преступления, зашел слишком далеко, перехитрив самого себя. На бутылке виски не было никаких отпечатков пальцев, даже Вестерна. Не было отпечатков пальцев и на руле его машины. Бутылка и руль были тщательно вытерты.

Я встал с кресла, когда Мэри вернулась в комнату. Она расчесала свои черные волосы и надела черное трикотажное платье, плотно облегавшее фигуру. В мозгу у меня засверлила неприятная мысль: интересно, а как бы она выглядела с бородой?

— Можно я еще раз осмотрю студию? Меня интересует его эскиз.

Она некоторое время смотрела на меня, немного нахмурившись и не понимая:

— Эскиз?

— Да, набросок бородатой леди...

Она прошла через вестибюль впереди меня, ступая очень осторожно, будто пол был непрочным и любое резкое движение могло ввергнуть ее в черную бездну. Дверь в студию все еще была не заперта. Она открыла дверь, чтобы пропустить меня, и включила свет. На мольберте ничего не было. Портрет бородатой леди исчез...

Я оторопел.

— Это вы убрали картину, Мэри?

— Нет. Меня с утра не было в студии.

— Значит, ее кто-то украл. Посмотрите, не пропало ли что-нибудь еще?

— Точно не могу сказать. Здесь такой беспорядок. — Она прошлась по комнате, разглядывая картины, висевшие или стоявшие у стен. Потом остановилась у столика в углу. — Здесь на столе стоял бронзовый слепок. Сейчас его нет.

— А что это за слепок?

— Изображение сжатого кулака. Хью сделал его по слепку с кулака этого ужасного человека, о котором я вам рассказывала.