Бородатая леди - Страница 3

Подымаясь на антресоли, Силлимен продолжал:

— Если вы не виделись с Хью с войны, вам будет интересно познакомиться с его последними работами.

Мне действительно это было интересно, но не как ценителю искусства. Стены антресолей были увешаны картинами. Их оказалось больше двадцати: ландшафты, портреты, полу абстрактные фигуры и более абстрактные натюрморты. Я узнал некоторые вещи, которые он набрасывал, будучи на Филиппинах, в джунглях. Теперь это были картины, написанные маслом. В центре висел портрет бородатого мужчины, которого я вряд ли узнал бы, если бы не надпись под ним: «Автопортрет».

Хью очень изменился. Обрюзг, постарел, лоб прорезали поперечные морщины. В волосах и бороде появилась седина, светлые глаза сардонически улыбались. При взгляде же сбоку глаза с автопортрета глядели мрачно и лицо изменило выражение и будто опухло от пьянки.

Я повернулся к куратору, который вертелся рядом.

— Когда это он отрастил бороду?

— Года два назад. Вскоре после того, как постоянно поселился среди нас.

— Он что, помешался на бородах?

— Не совсем хорошо вас понимаю...

— Я тоже. Сегодня утром увидел странную вещь в его студии. Эскиз женщины. Голой женщины. С длинной черной бородой. Вам это о чем-нибудь говорит?

Пожилой человек улыбнулся:

— Я уже давно перестал пытаться понять Хью. Думаю, у него своя эстетическая логика. Но нужно посмотреть этот эскиз, прежде чем делать заключение. Возможно, он просто занимался мазней.

— Сомневаюсь. Эскиз больших размеров и сделан очень аккуратно. — И я задал ему вопрос, который все время волновал меня: — С ним ничего не произошло? Я имею в виду психику. Он случайно не рехнулся?

— Конечно, нет, — ответил куратор решительно. — Он просто весь в работе. Очень импульсивен. Никогда не приходит вовремя. — Он посмотрел на часы. — Вчера вечером мы договорились с ним встретиться здесь в девять, а сейчас уже половина десятого.

— А где вы виделись с ним вчера вечером?

— Я оставил ему ключи от галереи, когда пошел домой обедать. Он хотел перевесить некоторые свои картины. Около восьми или немного позже он пришел ко мне домой и вернул ключи. У нас всего одни ключи, потому что нет денег платить сторожу.

— А он не говорил, куда собирается идти?

— У него было свидание. Он не сказал, с кем. Кажется, это было важное свидание. Он торопился. Не согласился даже что-нибудь выпить. Вот так, — он опять посмотрел на часы. — Но нужно начинать работать независимо от того, явился Вестерн или нет.

Элис ждала нас внизу у лестницы, обеими руками держась за чугунные перила.

— Доктор Силлимен, пропал Шарден!

Она сказала это почти шепотом, но акустика галереи перевела шепот в крик.

Он остановился так внезапно, что я чуть не сбил его с ног.

— Это невозможно.

— Я знаю. Но картины нет. Она исчезла вместе с рамой.

Он спустился с лестницы и исчез в одном из малых залов под антресолью. Элис медленно пошла за ним. Я нагнал ее.

— Пропала картина?

— Лучшая картина из коллекции моего отца. Одно из самых прекрасных полотен Шардена в нашей стране. Он одолжил ее галерее на месяц.

— Картина очень дорогая?

— Да, очень. Но для отца она значит больше, чем деньги... — Она осеклась и посмотрела мне в глаза, осознавая, что доверяет семейные тайны незнакомцу.

Силлимен стоял к нам спиной, уставившись на пустое место на стене. Когда он повернулся к нам, я не узнал его — такое у него было потрясенное лицо.

— Я говорил дирекции, что необходимо установить охрану. Страховая компания рекомендовала нам это сделать. Но поддержал меня только адмирал Тернер. А теперь, конечно, они будут обвинять меня. — Его взволнованный взгляд остановился на Элис. — А что скажет на это ваш отец?

— Он просто заболеет. — Она сама выглядела больной.

Их разговор был, в общем-то, беспочвен, и я вмешался:

— Когда вы видели картину в последний раз?

Силлимен ответил:

— Вчера после обеда. Около половины шестого. Я показывал ее посетителю как раз перед закрытием. Мы внимательно следим за всеми, кто приходит в галерею, у нас нет сторожа, нет охраны.

— А что это был за посетитель?

— Леди. Пожилая леди. Она, конечно, вне подозрений. Я сам проводил ее до дверей. И она была последним посетителем, это совершенно точно.

— А вы не забыли Хью?

— О, Боже! Забыл. Он был здесь до восьми вечера. Но вы же не хотите сказать, что Вестерн украл картину? Он наш художник, и галерея для него — это все.

— Он мог поступить неосторожно. Мог работать на антресолях, мог забыть закрыть дверь...

— Он всегда запирает дверь, — сказала Элис холодно. — Хью не проявляет неосторожности, когда дело касается серьезных вещей.

— А еще вход здесь есть?

— Нет, — ответил Силлимен. — Здание специально так построено, чтобы картины были в безопасности. В моем офисе есть одно окно, но оно зарешечено. У нас здесь работает система кондиционеров, но отверстия слишком малы, чтобы сквозь них можно было проникнуть в здание.

— Давайте посмотрим, что там с окном.

Старик был слишком расстроен, чтобы спросить, какое я имею право командовать. Он провел меня через хранилище, заваленное старыми картинами в золотых рамах. И если картины не заслуживали того, чтобы их повесили, то уж художники, нарисовавшие их, точно заслуживали. Единственное окно в офисе было закрыто, заперто, венецианские шторы опущены. Я потянул за веревочку, с помощью которой открывались шторы, и посмотрел сквозь пыльное стекло. Расстояние между вертикальными прутьями решетки на окне было не больше трех дюймов. Все прутья были в порядке. По другую сторону аллеи несколько туристов завтракали, сидя за столиками, отделенными от ресторана живой изгородью.

Силлимен склонился над письменным столом, положив руку на телефонную трубку, но не снимая ее. Он был в нерешительности.

— Мне очень не хочется вмешивать в это дело полицию. Но, видимо, я должен это сделать, как вы считаете?

Элис дотронулась до его руки:

— Может быть, сначала следует поговорить с моим отцом? Он был здесь вместе с Хью вчера вечером. Я должна была бы вспомнить об этом раньше. Вполне возможно, что он взял картину домой.

— Действительно? Вы действительно так думаете? — Силлимен снял руку с телефонной трубки, в глазах его появилась надежда.

— Да, это похоже на моего отца. Он мог это сделать, не предупредив вас. Тем более месяц кончается, ведь верно?

— Да, осталось всего три дня. — Он снова взялся за телефонную трубку. — Адмирал дома, как вы думаете?

— Сейчас он должен быть в клубе. Вы на машине?

— Сегодня нет.

Тут я принял одно из своих «блестящих» скоропалительных решений, о которых даже пять лет спустя, просыпаясь среди ночи, все еще жалеешь. Сан-Франциско может подождать. Мое любопытство было задето. И не только любопытство. Это было серьезнее. Я почувствовал ответственность — ответственность за Хью, с которым мы вместе были на Филиппинах и который в то время был зеленым юнцом, считал, что джунгли очень романтичны и вовсе не опасны, и хотя мы были с ним почти одного возраста, считал, что я гораздо практичнее его, и ощущал себя его старшим братом. То же чувство охватило меня и теперь.

— Моя машина за углом. Я с удовольствием вас подвезу.

Клуб оказался длинным, низким зданием. Выкрашенный в приглушенный зеленый цвет, он скрывался в зелени, вдали от дороги. Все здесь было приглушено, как бы не желая бросаться в глаза, даже частный полицейский прятался за матовым стеклом входных дверей, наблюдая за всеми, кто появлялся на дорожке.

— Ищете адмирала, мисс Тернер? Он, по-моему, загорает в северном солярии.

Мы прошли через дворик, вымощенный плитками и уставленный пальмами в кадках, и поднялись по лестнице в солярий, по краю которого стояли кабинки для переодевания. Я увидел горы, загораживающие город от пустыни, расположенной на северо-востоке от него, и океан, волны которого поблескивали, как чешуя огромной синей рыбы. Вода в бассейне, расположенном с подветренной стороны, была прозрачна и спокойна.