Борьба за трон - Страница 28

В то время, к которому относится наш рассказ, королеве Марии было тридцать два года. Казалось, перед ней начинается длинный ряд лет власти и блеска. Но в книге судеб было написано другое, и ей оставалось жить всего несколько месяцев.

Ей суждено было рано умереть. Но никто не мог этого предполагать: здоровье ее было превосходно, и никакие неприятности, по крайней мере явные, не омрачали ее жизни.

Несмотря на свой сравнительно молодой возраст, Мария была уже семнадцать лет замужем. Хотя принц Оранский и не принадлежал к числу лиц, способных внушить к себе искреннюю любовь, однако ее привязанность к нему была непоколебима. Брак их был бездетен.

Мария была в полном блеске своей красоты. Высокого роста, достаточно полная, она сохраняла все обаяние молодости. Ее овальное приветливое лицо, обрамленное волною светло-каштановых волос, отличалось красотой и тонкостью черт. Ее обращение с окружающими было просто, хотя в нем каждый чувствовал величавость.

Достигнув верхней площадки лестницы, где стояло несколько лакеев, камер-лакей ввел сэра Джона и его спутника в первую комнату, за которой шел целый ряд других. В конце этой анфилады находилась большая галерея, где их ждала королева.

Комната, как успел заметить Вальтер, была вся увешана гобеленами, изображающими охоту Дианы на кабана. Над камином висела картина работы Гвидо Рени.

Во второй комнате, потолок которой был расписан Кентом, висели картины Гольбейна и портреты короля и королевы, когда они были еще принцем и принцессой Оранскими, написанные сэром Питером Лелем.

Пройдя еще три комнаты, украшенные картинами Тициана, Рафаэля, Аннибале Карраччи и Ван Дейка, они вошли в большую галерею. В конце ее сидела на кресле королева, рядом с которой расположилась леди Фортескью.

Эта длинная галерея была также увешана картинами первоклассных мастеров, начиная с портрета Генриха VIII кисти Гольбейна. Среди портретов висел и портрет Иакова II в бытность его герцогом Йоркским. Последним приобретением галереи были портреты короля и королевы в коронационных мантиях работы сэра Готфрида Неллера.

Королева была в утреннем белом шелковом платье, украшенном кружевами; ее прекрасные косы, уложенные короной на голове, не были напудрены.

Леди Фортескью, женщина также очень красивая, была одета гораздо богаче королевы и носила высокую прическу, скрадывавшую ее небольшой рост.

Обе с большим любопытством приняли и осматривали Вальтера, пока он приближался к ним по галерее.

– Капитан Кросби действительно красавец, и ваше величество совершенно верно описали его наружность, – заметила леди Фортескью.

Исполнив свою обязанность, камер-лакей удалился, а сэр Джон, отвесив королеве низкий поклон, представил ей Вальтера, который встретил такой же милостивый прием, как и накануне.

Королева поднялась с кресла и, дав понять молодому человеку, что она желает говорить с ним, медленно пошла по длинной галерее. Вальтер почтительно следовал за нею.

Леди Фортескью и сэр Джон остались на своих местах.

– Не могу надивиться! – сказал Тренчард.

– Очень понятно, – отвечала леди. – Ее величество желает говорить с капитаном Кросби о своем августейшем отце. Она чрезвычайно встревожена недавним покушением на него.

– А, теперь я понимаю! – воскликнул сэр Джон. – Как это раньше не пришло мне в голову!

Королева дошла почти до самого конца галереи и остановилась в амбразуре окна, почти скрытая занавесками от посторонних глаз. Тут только она нарушила молчание.

Ее обращение с Вальтером сразу изменилось.

– Вы спасли жизнь моего отца, капитан Кросби, – произнесла она весьма серьезно. – Благодарю вас от всего сердца.

– Ваши слова чрезвычайно милостивы, ваше величество, – отвечал Вальтер. – Но я не ожидал услышать их от вас.

– Я вижу, что вы разделяете общее мнение, будто бы я не люблю своего отца, – возразила королева. – Вы ошибаетесь. Я питаю к нему глубокую привязанность. Кроме короля, моего супруга, я люблю его больше всего на свете.

– Я ни одной минуты не сомневался в том, что вы изволите говорить, всемилостивейшая государыня, но вы простите меня, если я скажу, что ваше поведение не соответствует вашим словам.

– Прощаю вас, сэр, – отвечала королева. – Благодарю вас за то, что вы говорите со мною так откровенно. Но скажите мне – я даю вам право говорить мне всю правду, – неужели король думает, что это покушение было подстроено моим супругом?

– Преступник сам сознался в этом, – отвечал Вальтер.

– Это ложь, – воскликнула Мария с негодованием. – Король Вильгельм не способен на такое гнусное дело.

– Я вполне уверен в этом, – сказал Вальтер. – Думаю, что и ваш августейший отец считает его непричастным к этому делу.

– Благодарю вас за эту весть. Вы сняли с моей души страшную тяжесть. Я знаю, что отец считает меня неблагодарной. Знаю, что он смотрит на моего супруга как на злейшего своего врага, но я не могу себе представить, как он мог подумать, что я или он желаем его смерти.

Королева, видимо, сильно волновалась.

– Выслушайте правду и тем дайте мне возможность облегчить мое сердце, – продолжала она. – Я очень страдала от того, что я сделала. Но переделать что-либо я уже не могу.

– Почему же нет? Исправить ошибку никогда не поздно.

– Невозможно! – воскликнула королева с отчаянием в голосе. – Я боюсь небесного гнева.

– Позвольте мне утешить ваше величество, – сказал Вальтер, не смея сомневаться в ее искренности. – Могу ли я взять смелость повторить вашему августейшему отцу все то, что я здесь слышал?

– Конечно, сэр. Но никому другому, кроме него.

– Ваше величество можете в этом случае положиться на меня, – серьезно сказал Вальтер.

– По всей вероятности, мне не придется больше увидеться с отцом. Жаль, что не удастся получить прощение из его уст.

– Я надеюсь, что дело может повернуться иначе, – заметил Вальтер.

– Нет, – произнесла королева, вздрагивая, – у меня есть свои предзнаменования.

– Предзнаменования? – спросил Вальтер. – Я не понимаю вас, ваше величество.

– Да, мне было предсказано, что я не увижу отца.

Судя по тому, как она сказала эти слова, видно было, что она вполне верит в предзнаменование.

– Это мог предсказать вашему величеству только враг, – заметил Вальтер.

– Нет, это мне сказал человек, которому я вполне доверяю. Я желала бы умереть в мире со всеми. Но больше всего мне хотелось бы, чтобы отец меня простил. Добейтесь этого, если можно. Если вы увидите его, напомните ему о дочери, которую он так нежно любил. Я дрожу при мысли, что он будет проклинать меня.

– Не следует так думать, ваше величество, – сказал растроганный Вальтер. – Несмотря на все то, что случилось, я полагаю, нет, больше, я уверен, что он вас любит.

– Будем надеяться! – вскричала королева. – Вот его портрет. Всякий раз, как я гляжу на него, мне кажется, что он начинает хмуриться. Я не смею поднять на него глаза. Но, скажите, сильно он изменился?

– Лицо короля вовсе не хмуро, – отвечал Вальтер. – Напротив, оно всегда озарено улыбкой.

– Нет, я была права, – вскричала королева, взглянув на портрет и тотчас же отворачиваясь от него. – Он все еще хмурится на меня.

И, едва овладев собою, королева продолжала:

– Я не буду спрашивать вас о ваших планах. Я уверена, что они касаются ланкаширских якобитов. Но я не хочу верить, будто вы решились изменить вашим друзьям. Вы, очевидно, имеете какие-то другие причины так поступать. Объясните мне все откровенно.

– Ваше величество угадали, – ответил Вальтер. – Я не намерен изменять моим друзьям. Я стараюсь спасти их и уничтожить замыслы негодяев и изменников. Один из них – некий Лент – вчера ночью уже покушался на мою жизнь.

– Я слышала об этом Ленте от сэра Тренчарда. Мне очень досадно, что он принужден пользоваться услугами такого господина. Но я вот что скажу вам: как только я увидела вас, я сейчас же поняла ваши намерения. Ваша натура слишком благородна для предательства. Я не могу отдать себе отчета в доверии, которое чувствую к вам. Не обманите же меня. Я питаю расположение к вам, как к брату.