Борьба: Возмездие в сумерках (СИ) - Страница 18

— Наташ, подожди… Я знаю, что неправ… И насчёт секса тоже… Но куда ты собралась идти?

Она чуть успокоилась и немного отдышалась:

— Я не знаю… Какое-то там место возле реки, где её видели. Не знаю, это не должно быть далеко от сектора «Диза»… Буду искать там…

— Наташ, без приказа, это всё дезертирство. Ты сама знаешь, что бывает за это…

— Знаю… Пусть расстреляют, раз так надо. Это куда лучше, чем вот так сидеть и ничего не делать.

— Хорошо-хорошо. Давай я прямо сейчас пойду говорить с Хмельницким. Может, на санкционируют это. И пойдём всем взводом тогда.

— А если не санкционируют?

— Тогда пойдём вдвоём…

***

Возле входной двери Хмельницкого никто не стоял, не охранял. И с виду было такое впечатление, что эта дверь вообще никому не нужна. И сидит за ней никто. И звать его никак. И когда Миша постучал, то ощущение было, что в лучшем случае, что он сейчас оттуда услышит, так это «иди лучше на хуй отсюда», без разбора, кто пришёл.

Но всё не так. Дверь открыл сам Хмельницкий. В его глазах виднелась обычная присущая ему уверенность и даже бодрость, несмотря на позднее время:

— Заходи, Миш.

Миша зашёл и тут же увидел, что в столь позднее время он пожаловал сюда не один: Космогоров, Шварценберг и ещё несколько человек при неплохих погонах, которых он не знал.

— Ты, как нельзя вовремя. — сказал Хмельницкий. — Но всё начни ты. С чем пожаловал?

Миша уже почти передумал говорить правду, но тут снова представил Наташу. Как она скажет ему, что он не сделал, что обещал. Как пойдёт уже точно сама. И что всё равно придётся идти вместе с ней. Только уже виноватым, а не с чистой совестью. Только уже и правда вонючей санной тряпкой, а не просто мужиком, которую где-то не повезло. Нет, всё же надо делать, что обещал:

— Я про девушку… Марию. Ту, что мы искали девять месяцев назад и не нашли… Учитывая нашу ситуацию с Горой, она может пригодиться, если мы её найдём… И Чёрный Камень… Она может знать что-то, что поможет нам победить…

В этот момент, даже несмотря на невозмутимые выражения лиц всех присутствующих, Миша подумал, что несёт какой-то несвязный бред, и что в лучшем случае ему сейчас рекомендуют сходить проспаться этой ночью, чтоб на следующий день прийти со свежей головой и иметь реальные предложения, например, по засадам или вылазкам, а не эту ахинею про какую-то девку, про которую никто и не помнит. Собственно, он сделал, что обещал. Спросил, так спросил. Если скажут, что он наркоман, так и вернётся обратно, и уйдёт вместе с Наташей. Хоть она злиться на него не будет.

— Мы как раз о ней говорили. — сказал Хмельницкий.

Миша сначала не до конца понял, что это было сказано вообще про ту, которую он имел в виду:

— О ней?

— Да, о ней. О дочери одного из бригадиров. Марии Волиной. Так её зовут.

— А… Да?

— Присядь Миш, ты слишком волнуешься, — сказал командир, и Миша, согласно кивнув головой, уселся рядом с Космогоровым.

— Почему ты о неё заговорил сейчас? — спросил Хмельницкий.

— Да тут… В общем…

— Говори. Ничё тебе не сделают за правду. Уж по крайней мере здесь.

— В общем… Наташе снится сон. Эта Мария. Или уже кто-то другой. Кто вечно твердит, что надо её найти. И что она поможет узнать тайну Чёрного Камня. Непонятно какую и как… В общем, это я всё в пересказе. Я сам не очень пойму, что там к чему, но надо её найти.

— Наташе снится. Теперь понятно. — командир улыбнулся и присел рядом с Живенко. — Она ж темноволосая у тебя… Ладно я, а как же Вы не узнали своего сотрудника, доктор?

Этот вопрос был задан Шварценбергу, и было видно, что при этом все совершенно довольны. Несмотря на то, что вопрос выглядел как упрекающий. Несмотря на то, что сейчас происходило какое-то недоразумение в понимании людей, всю свою жизнь занимающихся исключительно практическими вещами. И при всё при этом, после слов о Наташе, вся эта компания за исключением самого Миши словно просияла от радости.

— Я не очень понимаю… — сказал Миша.

— Да потому что тебе самому этот сон не снится. — сказал Шварценберг.

— Нет, мне такое вообще не снится… Мне снятся пулемёты, засады, перестрелки…

Окружающие рассмеялись. Действительно, последние несколько недель Живенко всем уши прожужжал своим желанием обзавестись крупнокалиберным пулемётом «Утёс», который можно будет весьма удобно поставить на одном участке близ Бахмута и устроить там кровавую баню из чумов.

— А вот нам всем снится один и тот же сон почти месяц. И мы только сейчас решили поделиться этим друг с другом… — сказал Хмельницкий. — Как мы стоим на краю какой-то рощи, во тьме, так что нас не видно. И смотрим на двоих в центре этой рощи. Какого-то здоровенного ангела, говорящего девушке с тёмными волосами, что она должна найти Марию. И что только вместе с ней она сможет понять, как узнать тайну Чёрного Камня… Наверно, ни один из нас бы не поверил, что в таких снах есть какой-то смысл, но только вот наши предки тоже не очень верили в том, что нечто подобное этому Чёрному Камню существует. Они не верили, и проиграли… Учитывая, что у нас сейчас происходит в нашем Отряде-14, который уже не наш, так самое оно начать верить во что-то подобное. По крайней мере, это хоть шанс на что-то, а не пустое прозябание своей жизни в надежде умереть не завтра, а послезавтра…

Пока Миша всё это слушал, он вспоминал Наташу. И то, как сам говорил, что надо бы ей в Глакомы. С её-то головой. Теперь, когда он слышал точно такие же идеи из уст настоящего командира, то понимал, что в тот момент он думал совершенно правильно. Наташе и правда самое месте в Главкомах, или хотя бы возле него… А он-то выбросил это из головы. Подумал, что не женское всё же это дело.

— Видимо, я такой дурень, что мне без толку было б видеть такие сны, даже если бы они мне снились… — признался Живенко.

— Может, оно и так. Может, нет. — ответил Хмельницкий. — Но сегодня перед рассветом, мы всем штрафным полком уходим отсюда…

Сейчас, когда Болотников читал это письмо, он не мог поверить ни одному его слову. Буквально ни одному. Всё казалось каким-то вымыслом. Жуткой историей, выдуманной для того чтобы пугать детей по ночам.

Но всё произошедшее говорили о том, что это правда. Полтора часа назад его группы захватили сектор «Саппа», подойдя на заготовленные позиции, а затем проникнув на территорию административного здания без единого выстрела. Нужны тропы были разминированы, и все инструкции и планы по молниеносному захвату оказались на 100 процентов правильными. Дальше было дело техники — зачистка главного здания и прилегающего к ним прошла как по маслу. Охранные подразделения чумов из имперской армии были застигнуты врасплох и полностью уничтожены. С потерями, которые и не ожидались — всего 23 человека убитыми и 27 раненными, уничтожив при это три охранные буры полностью.

Затем Болотников лично спустился в подземелье, где были добиты оставшиеся отряды чумов, и казалось, что достигнута полная победа. Он объявил, торжественно объявил, стоя с АК-74 в руках, что все рабочие свободны. Что они вольны идти за ним. Что теперь ни им, ни их близким ничего не угрожает. Что теперь для них наступила новая жизнь, свободная, самодостаточная, полноценная. Без унижений и страданий. Без страха за жизнь свою и своих близких каждую минуту. Это всё теперь настало. И никто не посмеет этому помешать, потому что дорога уже свободна. Достаточно взять всё необходимое и последовать быстрее за ним, ведь на следующий день прибудут другие подразделения чумов, и захватят производственный сектор обратно. Медлить нельзя.

И что он увидел? Что увидел Болотников, когда окончил свою речь? Безразличие. Тупое мёртвое безразличие ко всему, что он сказал. Люди не хотели ни идти за ним, ни идти хоть бы куда им захочется, чтобы стать свободными. Они стояли на своих местах и буквально ждали, когда он уберётся оттуда, чтобы не мешать чумам вернуться. Чтобы потом их не обвинили в коллаборационизме. И лишь горстка людей вняла его словам.