Борьба или бегство (СИ) - Страница 6

Трус внутри меня оперировал эмоциями, подсознанием. Я сделал эту сущность своим главным врагом, противопоставив ей безжалостного наблюдателя. Его инструментом было право вето на любые мысли и чувства, которые могли быть порождены страхом.

– Посмотри на этого кабана, он же неадекватен! – говорил голос в моей голове. – Бьётся как будто насмерть, да ещё и тяжелее тебя килограмм на пятнадцать.

– Стоп, вето, – заявлял наблюдатель. – В ринг.

– Склон после вылета уходит резко вниз… Ты даже не знаешь, сколько пролетишь.

– Разговор окончен, вперёд.

Вскоре в любом аргументе против того, чтобы бросаться навстречу очередной преграде, мне стало видеться одно: попытка оправдать трусость. Так как теперь мне было известно заранее, что любой вызов я обязан принять, то и аргументы «против» даже не было смысла обдумывать. Теперь я попросту отбрасывал их – зачем лишний раз себя смущать. Тогда я и представить не мог, куда в итоге заведёт меня эта привычка.

Со временем я всё спокойнее мог размышлять над историей конфликта с Глебом. Слишком долго я считал себя уникальным и непогрешимым, но конфликт наглядно показал, что я всего лишь слабый подросток. Понимание этого привело меня к новому неожиданному открытию: проблемы в общении связаны в первую очередь с моим собственным характером, а вовсе не с примитивностью окружающих.

Разумеется, я и раньше много раз слышал подобные заявления от разных людей, но каждый раз находил причину пропустить их мимо ушей. Как можно слушать того, кто сам несовершенен: разговаривает неграмотно, ведёт себя нелогично? Теперь же до меня вдруг дошло: люди могут ошибаться и не обладать выдающимся интеллектом, и всё же быть добрее, щедрее и смелее меня. И эти качества ценятся окружающими гораздо больше, чем острый язык и аналитические способности. Осознание пришло столь внезапно и с такой очевидностью, будто я знал это всегда.

Я решил бороться со своим высокомерием подобно тому, как давил страх. Это оказалось не так сложно, но и простой эту задачу назвать было нельзя. Многие людские поступки по-прежнему раздражали своей глупостью, но теперь я усилием воли старался держать мнение об этом при себе. За два последующих года мне удалось достичь определённых успехов в работе над собой. Отношения с одноклассниками существенно потеплели, а новые знакомые и вовсе считали меня довольно милым парнем. Порой застарелое высокомерие давало о себе знать, прорываясь наружу злым сарказмом, что сильно удивляло окружающих, знавших меня недавно. Благодаря постоянным усилиям, таких рецидивов становилось всё меньше.

В старших классах интересом номер один для меня стали девушки. Жизнь не стояла на месте, вокруг появлялось много нового и неизведанного. Раньше мы со сверстниками тоже смотрели на симпатичных девочек, но вот вокруг стали появляться люди, вкусившие тот самый запретный плод. Хотелось спросить: «ну, как оно?», но каждый сдерживался, чтобы не показать, что сам ещё не касался этой тайны. Если же кто-то всё же спрашивал, то ответами было «круто», «нормально» – в общем, представления всё равно толком сложить не удавалось. Вывод был один: пора пробовать самому.

Знакомства с девушками стали для меня новым серьёзным вызовом. «Что она подумает, когда я подойду? Вдруг засмеёт? А если после пары фраз настанет неловкое молчание, и мы оба будем сгорать от стыда?»

Естественно, уступать страху было нельзя. Я приступил к попыткам, не давая себе передышки. В любом общественном месте, в каждой новой компании я постоянно оценивал окружающих девушек и выбирал симпатичных, а затем пытался тем или иным способом завязать знакомство, которое будет иметь развитие. Абсолютным критерием успеха – воспетым, превознесенным и доселе невиданным – для меня был секс. В качестве промежуточного успеха также засчитывался поцелуй, остальное считалось поражением.

Чаще всего выбранная цель не вызывала у меня каких-либо чувств. Соответственно, желания разворачивать активную деятельность по соблазнению тоже не наблюдалось. Но подобное нежелание могло быть вызвано страхом неудачи, так что безжалостный наблюдатель немедленно отправлял его на помойку, а я нацеплял на себя улыбку и приступал к делу.

Действия мои из-за неопытности были весьма неловкими, но всё же выгодно отличались на фоне большинства ровесников. На моей стороне были ум, чувство юмора и хорошая внешность. Из минусов – остатки раздражительности и высокомерия, а также страх выглядеть глупо. В общем и целом, при умножении на количество попыток получались сносные шансы. Результаты поначалу в большей степени представляли собой поражения, однако и поцелуи перепадали мне довольно часто. До следующего этапа я пока не доходил, но верил, что терпение и труд всё перетрут.

В начале десятого класса на Поклонной горе я познакомился с Таней Коваленко – четырнадцатилетней рыжей девочкой с косичками, которая показалась мне непримечательно-милой, пока я не взглянул ей в глаза. Они были тёмными и настолько глубокими, что в первый момент меня едва не передёрнуло. Впрочем, через пару минут мне уже стало казаться, что со мной сыграла злую шутку фантазия, тем более что вела себя Таня открыто и по-детски непосредственно. Мы поболтали, и я угостил её мороженым, которое она облизывала, ловко нарезая вокруг меня круги на роликах. Казалось, она отнеслась к моей персоне весьма благодушно, но обнаружилась проблема: вблизи Таня выглядела, как натуральный ребёнок, а дополнялось это соответствующим голосом. Обменявшись именами в «контакте»2, мы распрощались. Вскоре я думать забыл об этой встрече.

А через три месяца – на Новый год – мне впервые открылось столь вожделенное таинство секса. Получилось это странно и скомкано. Я напился; девушка была не слишком красива, зато гораздо более опытна и, по сути, всё сделала сама. На следующий день мне уже не удавалось толком вспомнить свои ощущения.

В одиннадцатом классе я вник в тему постельных отношений более подробно, начав встречаться с Настей Давыдовой – девочкой из параллельного класса. Мы постепенно знакомились с нашими телами, познавали их желания и удовольствия. Когда родителей не было дома – бежали туда, в иных случаях на помощь приходили парки. За тот период я узнал и испытал много нового. И одним из открытий стало то, что наличие постоянной партнёрши, как и официальный статус наших отношений, по сути, ничего не изменили в моём подходе к девушкам. Отношения с Настей были для меня обособленной величиной, не влияющей на отношения с другими. Я мог спокойно флиртовать с кем-то ещё, а потребность сражаться и преодолевать себя толкала на новые знакомства.

Я замечал, что такой подход обществом в целом не приветствуется, но никак не мог взять в толк, почему. Для большинства людей сексуальная верность партнёру была одной из привитых с детства непреложных заповедей, над смыслом которой они не очень-то и задумывались. У меня такой проблемы не было: родители никогда не обсуждали со мной секс и не внушали никаких сопутствующих моральных норм. Зато они привили мне привычку сомневаться и думать своей головой, которая лишь усилилась с годами в силу моего характера. Главными же принципами, которыми я руководствовался, всегда были честность и ответственность: держать слово и отвечать за поступки, какими бы они ни были.

Итак, тот факт, что отношения накладывают свои обязательства, сомнений не вызывал, но эти обязательства распространяются лишь на одного человека – того, с кем ты в паре. Иначе говоря, если я делаю всё, что должен, ради своей девушки, то почему бы мне не распорядиться свободным временем так, как я считаю нужным? С Настей я гулял, разговаривал, спал, делал ей подарки, а уж чем заниматься тогда, когда мы не вместе – скучать по ней или пойти погулять с другой девушкой, – мог решить самостоятельно.