Борьба или бегство (СИ) - Страница 1

Редактор Марина Тюлькина

Дизайнер обложки Сергей Фурнэ

© Виктор Уманский, 2018

© Сергей Фурнэ, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4490-0099-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

С момента моего поступления в гимназию прошло уже целых два года, а катастрофы до сих пор не случилось. Это можно было считать большой удачей, но в то время я не придавал значения этому факту. В 2007-м природа преследовавших меня неприятностей была мне совершенно не ясна, что заставляло попросту отрицать их или списывать на неудачное стечение обстоятельств.

С детства я был весьма одарённым мальчиком. Мои умственные способности заметно превышали средний уровень, и в любом коллективе сверстников я привык чувствовать себя первым. В детском саду у нас уже были какие-никакие занятия по арифметике и русскому языку, и задачки, представлявшие трудность для других детей, я решал раньше, чем нам успевали дочитать условие. Более того, иногда я разбирался в этих задачах лучше, чем воспитатели, и потому некоторые из них стали меня недолюбливать.

Каждую неделю мы посещали логопеда, и тут у меня тоже сложились особые отношения. На первом же занятии легко прочитал и проговорил все задания, начиная с простых слов и заканчивая скороговорками, и перешёл к заумной беседе о том, как именно следует развивать речевые навыки у детей. Сверстников я не считал ровней нам с логопедом – взрослым и умным людям.

Начальная школа, в которую меня отдали родители, считалась в районе самой продвинутой. Наша первая учительница практиковала смесь экспериментальной программы Эльконина-Давыдова1 и собственных разработок. Она взрастила между учениками жёсткую конкуренцию, постоянно сравнивая нас между собой, а в конце каждой четверти расставляя у доски в порядке убывания ума. Затем она прохаживалась вдоль этого ряда, декламируя речь:

– Пасько, ты в этой четверти скатился на две позиции. Даже Колодкина тебя обошла! И не стыдно тебе?

Колодкина сама постоянно оказывалась в конце ряда, и я качал головой: дальше падать Пасько было уже некуда.

Я неизменно оказывался в начале линии, на первом или втором месте. Здесь моим конкурентом стал одарённый от природы мальчик по фамилии Чехович. Способности Чеховича к математике меня впечатляли и заставляли относиться к нему как к равному себе. Остальные одноклассники такой чести не удостоились.

Во втором классе у нас появилось несколько старост, и я, конечно же, стал самым главным старостой. К этому времени собственная уникальность уже не вызывала у меня сомнений, а родители и учителя лишь укрепляли подобные взгляды. Мелькала мысль, что другие дети, а особенно, те, кто по умственным способностям плёлся в конце класса, должны гордиться общением и дружбой со мной – старостой и несравненно более умным человеком.

После третьего класса мы переходили сразу в пятый – особенность сокращённой программы. Я пришёл в московскую гимназию, ослеплённый собственным великолепием. Помимо отличных способностей, гордость вызывала и моя внешность: высокое стройное тело, длинные руки и широкие плечи. Лицо своё я считал отменно мужественным: волевой подбородок, прямые скулы, нос с горбинкой. Тёмно-русые волосы я ерошил рукой, чтобы причёска выглядела одновременно небрежно и стильно.

В классе нашлись двое ребят, заслуживших моё уважение. Это были Никита и Дима – яркие личности, сразу после поступления в гимназию завоевавшие немалую популярность. Никита был красивым высоким парнем, занимался баскетболом и получал одни пятёрки. Он беспрестанно отпускал шутки и быстро стал любимцем учителей и девочек. Дима, по моей оценке, был «слегка глупее», но обладал своеобразным чувством юмора – добрым и слегка безумным. Я решил, что такая компания заслуживает главного украшения – меня самого, и стал держаться рядом. Дима с Никитой не возражали.

В остальном отношения с окружающими складывались не столь гладко. Мысленно я уже сам выстраивал класс у доски «по уму», и в самом начале оказывались мы с Никитой, а потом уже все остальные одноклассники, большая часть которых пришла из общеобразовательных начальных школ. Несмотря на разрыв в знаниях, они почему-то не торопились падать ниц и признавать моё превосходство. И здесь, в отличие от моей начальной школы, учителя их к этому не склоняли. Видя моё высокомерие, многие одноклассники попросту не хотели со мной общаться. Я сетовал на отсталость людей, неспособных трезво оценивать ситуацию.

У Никиты с Димой таких проблем не возникало, и отношения с классом у них установились ровные. Это ещё больше злило меня, но я решил, что это – очередное доказательство моей уникальности.

Через пару месяцев одноклассники впервые начали активно реагировать на моё к ним отношение. В мою сторону полетели насмешки и оскорбления. Поведение школьников из «задней части доски» приводило меня в ярость. Я отвечал им, находя слабые места и уязвляя острым словцом. Как и многое другое, для пятиклассника это получалось виртуозно.

За первый год в гимназии я успел рассориться со многими учителями, безжалостно высмеивая любые их недостатки и просчёты. Лишь некоторые удостаивались благосклонного отношения, остальные же клеймились шарлатанами. Любыми способами я старался выставить их в глупом виде перед всем классом, и зачастую мне это удавалось. Когда такое происходило, я неизменно гордо оглядывался по сторонам: на мой взгляд, победа над учителем должна была повышать авторитет в глазах одноклассников. Особого авторитета я почему-то не добился, зато стал весьма известной личностью и был на слуху как у школьников из разных классов, так и у учителей.

За пятый и шестой класс я как-то незаметно для себя превратился из всеобщего любимца, каким привык быть в детстве, в изгоя. Со мной общались Дима и Никита, а остальные избегали. Учителя считали хамом и наглецом, а одноклассники обзывали словами и похуже.

В отношениях с родителями также появились серьёзные трудности. Моя дерзость проявлялась и раньше, но всё же я был ребёнком, и они могли меня контролировать. Теперь же я стал совершенно неуправляемым. Я дерзил и грубил, но всё же побаивался – особенно, отца. Он умел здорово прикрикнуть, и это действовало – как минимум, заставляло меня замолчать.

Я видел свои трудности и связывал их с различными причинами, главной из которых было несовершенство мира и окружающих.

В седьмом классе у нас появился новенький по имени Глеб Кадыков. По весу он раза в полтора превосходил каждого из одноклассников, что подкреплялось также внушительным ростом. Кожа у него была рыхлой, а лицо покрывала отвратительная сыпь из прыщей. Чёрные волосы он редко мыл и стриг, и они свисали грязными сальными патлами. Но под его дряблой кожей скрывались мышцы, и на уроках физкультуры он вскоре стал одним из лучших. На этом его успехи в учёбе заканчивались, и по остальным предметам он получал двойки – главным образом из-за своей непроходимой лени. Однако назвать его тупым было нельзя. Он был умелым подхалимом и не раз убеждал учителей, что учиться нормально ему мешали непреодолимые препятствия, но уже с завтрашнего дня он возьмётся за ум. А завоевать расположение помогала лесть. Со стороны она смотрелась довольно топорно, но на учителях работала.

Мало-помалу Глеб начал устанавливать в классе свои порядки. Первым под удар угодил Серёжа. В отличие от большинства одноклассников, Серёжа относился ко мне неплохо – он был терпеливым, задумчивым и в целом весьма странноватым парнем. Мы с Никитой и Димой иногда посмеивались над ним, но по-доброму, а вот Глеб подошёл к делу иначе. Он начал задевать Серёжу, и шутки его становились всё злее. Вначале – оскорбления, потом – затрещины и пинки. Некоторое время мне казалось, что вот-вот что-то случится, ведь все видели происходящее – и школьники, и учителя. Кто-то должен был вмешаться и прекратить это безобразие, но шли месяцы, а Глеб оставался безнаказанным.