БондиАнна. В Россию с любовью - Страница 21

Я уже несколько минут смотрела на поисковый запрос в истории браузера.

«Симптомы алкоголизма». Несколько просмотренных вкладок.

Алекса не было дома — вероятно, пошёл за пивом, — но это было последнее, что он искал в интернете.

Вернувшись полчаса назад из университета, я хотела быстро закончить доклад, но теперь, как заворожённая, уставилась в монитор компьютера. Что-то тёмное и тяжёлое нависло над моей головой. Как будто я попала под пресс собственных мыслей.

Значит, он тоже понимает, что с ним что-то не так.

Временами мне казалось, что я выдумала проблему. На самом деле с Алексом всё нормально, а мне в голову просто лезет всякая чушь.

Это паранойя. Может, к специалисту обратиться?

Но, как оказалось, у моей тревоги была реальная причина. С одной стороны, я даже испытала облегчение: дело не в том, что я сошла с ума. Но с другой… Пока эти догадки были лишь в моей голове, казалось, что всё это не на самом деле, и никакой опасности нет. Теперь же пришлось посмотреть в глаза неприглядной правде.

Алекс действительно был зависим и знал об этом. С каждой неделей его состояние ухудшалось.

А на завтра у нас была назначена роспись в ЗАГСе.

Дверной замок щёлкнул. Я быстро свернула браузер и вышла в коридор.

Алекс открыл дверь и, увидев меня, расплылся в улыбке. По его глазам было ясно, что баночка «Балтики-9» в его руках уже не первая за сегодня.

И как он, не зная ни слова по-русски, умудрился выяснить, какое пиво самое крепкое?

— Привет! Ты рано сегодня. — Алекс поцеловал меня и прошёл в квартиру.

Ярко выраженный запах спиртного шлейфом тянулся за ним. Я поморщилась, стараясь не выдавать своей неприязни к этому факту.

— Хочешь мои фирменные? — как ни в чём не бывало спросил Алекс. Он говорил про горячие бутерброды.

— Давай. — я поймала себя на том, что нервно улыбаюсь. Глаза Алекса выдавали, что он не просто слегка «подшофе», а уже почти «в дрова».

Алекс ушёл на кухню, и я тут же услышала характерное «пш-ш-ш» очередной открываемой пивной банки. Сделав усилие, чтобы на лице не отражались мысли, я зашла следом и села на кухонный диванчик.

Попивая пиво, Алекс достал два куска хлеба, на каждый положил лист салата, ломтик поджаренного бекона, кружок помидора и тёртый сыр. Собрав из половинок сэндвич, он отправил своё творение в микроволновку. Через минуту та вернула его горячим. Алекс разрезал бутерброд, как принято в Англии, на два треугольника и отдал один мне.

Всё это время я смотрела на будущего супруга и думала, стоит ли поговорить о том, что обнаружила десятью минутами ранее.

— Жду не дождусь завтрашнего дня, — произнёс Алекс, жуя бутерброд.

Он смотрел на меня с обожанием. Я улыбнулась и решила, что разговор про алкоголизм подождёт. Незачем ругаться накануне важного дня.

Алекс приехал в Москву ради меня. Так я могла спокойно продолжать учёбу. А срок действия документов, которые он приготовил в сентябре, заканчивался.

Мы жили в трёхкомнатной квартире моих родителей — они с сестрой уже долгое время находились за границей. Это позволяло не думать о найме жилья, который мы бы и не потянули. Наши доходы складывались из сотни долларов, которые я получала с аренды папиного гаража и моей небольшой университетской стипендии за отличную успеваемость. Алекс приносил в дом только «Балтику-9».

Может, стоит поискать ему подработку. Хотя бы пока я учусь. Будет полегче, да и времени на пиво меньше останется.

План казался неплохим, но только на первый взгляд. Я отчётливо понимала, что реализовать его не выйдет: Алекс не знал русского языка. Ему даже передвигаться по городу было тяжело, не то что работать. Так что Алекс продолжал сидеть дома. Он сочинял музыку, играл на гитаре и пил.

Денег едва хватало. В основном мы ели рис, картошку или гречку. Редко видели мясо или позволяли себе сходить в клуб — как правило, по приглашению.

Я чувствовала, какую жертву мой любимый ежедневно приносит ради меня. Это осознание пудовой гирей висело на шее. Каждый день я ощущала вину за страдания близкого человека, который по моей милости находился вдали от своего города, культуры, семьи и друзей.

Он бросил всё ради меня! Уехал из Англии, где у него так или иначе была налажена жизнь.

Алекс, хоть и временно, но всё же поселился в чужом, нелогичном и местами враждебном для него мире. Это и восхищало, и расстраивало.

Ради любви он уехал из привычного мягкого климата. У него не было тёплых вещей, он постоянно болел и ужасно себя чувствовал. За это я тоже ощущала вину и, как заботливая мамочка, кружилась вокруг любимого с пледом и поила его чаем с малиновым вареньем в надежде на скорое выздоровление. Чуть поправившись, Алекс заболевал снова.

Он ведь поэтому и пьёт. Ему здесь сложно! Как только мы вернёмся в Англию, всё изменится.

Тогда я искренне в это верила. Я не сомневалась: как только шасси самолёта коснутся британской земли, ко мне вернётся прежний Алекс. И вот тогда мы заживём по-настоящему. Всё у нас будет.

А пока — как есть.

До вечера я занималась рефератом. За это время Алекс ещё раз сходил за пивом. Потом мы поужинали рисом, окрашенным в жёлтый цвет куриным кубиком, и отправились в клуб по случаю завтрашней росписи.

Мы встретились с единственным англоговорящим другом Сергеем в клубе «Цеппелин», одном из московских клубов.

Сергей не так давно приехал из Сан-Франциско после развода с женой, с которой прожил десять лет. Он окончил Стэнфорд, и в США у него была успешная карьера в IT-сфере, но развод подкосил его. Он не смог справиться с одиночеством и решил искать новые горизонты на исторической Родине. По крайней мере, так он говорил.

В Москве он первым делом купил пентхаус, что выходило далеко за общепринятые рамки. В России ещё сильны были отголоски девяностых годов: люди не успели привыкнуть к роскоши, только начинали познавать, что это такое. Покупка двухэтажного пентхауса была по-настоящему эпатажным поступком.

Сергей же не ограничился неприлично роскошной квартирой. Он с головой нырнул в мир бесконечных тусовок, клубов, женщин и алкоголя. Собственно, на одной из тусовок в клубе мы и познакомились.

Миллионы москвичей даже не подозревали, что в «Цеппелине», «Шамболе», «Мосте», «Гараже», «Миксе» зарождалась новая, совершенно иная жизнь. Почти сказочная.

Если бы Алиса из Страны чудес попала в Москву нулевых, она бы открыла дверь в «Цеппелин». Дверь, скрытая на задворках Олимпийского проспекта, казалась неприступной. В клуб пускали только богему и просто красивых людей. Деньги не имели значения. Face control работал на славу. Парни, стоявшие на входе, считали эту миссию смыслом жизни. Неприметные и незначительные днём, ночью они становились вершителями судеб. К счастью для нас, британцы были в фаворе, особенно такие стильные красавцы как Алекс.

Люди, допущенные в клуб, как будто обретали свою реальную — ночную — жизнь. Богема нулевых годов заполняла пустоту внутри себя драйвовыми движениями и неутомимым желанием забыться. И всё же, даже самая шумная тусовка не могла заглушить смятение, которое таилось в сердцах людей. Клуб, словно персонаж собственной таинственной истории, не разочаровывал гостей. Наоборот, очаровывал, завлекая в сети. Он предлагал видимость радости и развлечения, но в его глубинах скрывалась непостижимая трагедия — пустота, которая поглощала каждую душу, попавшую сюда. Световые мерцания и весёлые звуки лишь заглушали глубокое одиночество, которое скрывалось внутри каждого тусовщика. Пустота, безмолвно стервозная и неизменная, танцевала посреди танцпола, переходила то к одному, то к другому, напоминая людям, что веселье и радость здесь только для того, чтобы обнажить самые тёмные уголки человеческой души.

Стеклянная дверь отделяла танцпол от зоны чилл-аута, окружённой полосатыми диванами. Каждую ночь здесь разворачивалось удивительное зрелище. В ночном клубе горящие огни превращали танцпол в мерцающий огненный остров. Москвичи, проникшие в тайное эксклюзивное заведение для избранных, отрывались от реальности под звуки басов. Диджей Spider замедлял ритм, затем набирал обороты, качая зал.