Бомба замедленного действия - Страница 3

– Льюин не желает иметь дело с прессой.

– Но вы не из-за этого отступились, Дэви? Вы собрали довольно много материала, значит, хотели писать.

– Если материал вам не нужен, бросьте в корзину, Алекс.

– Дэви, я о другом. Вы начали работать, но что-то вас остановило.

– Я остановился сам, – нехотя признал Портер. – Психология, в отличие от вас, меня не интересовала. Я знаю эту кухню. Уверен: у Льюина есть слабина, которой воспользовались. Или проще – купили.

– Но представьте, что его призывы…

– Алекс, это несерьезно! Вы верите, что есть идиот, который, наслушавшись Льюина, бросится нажимать кнопки?

– Нет, конечно, – улыбнулся Воронцов. Портер все больше ему нравился. Они могли бы сделать неплохой материал, работая вместе. Год назад Портер написал статью о секретных документах ЦРУ, попавших к нему через третьи руки. Наверняка он потерял не один килограмм веса, когда готовил публикацию. Почему он отступился от Льюина?

– Вам не кажется, – сказал Воронцов, разливая по стаканчикам водку, – что в истории с Льюином много нелогичного?

– В ней нелогично все. Если его заставили работать на войну, то какой смысл выступать с провокационными заявлениями, раскрывать себя и подставлять под удар?

– А если это всего лишь слова, – подхватил Воронцов, – то был ли смысл тратить на физика столько сил: подкуп или что-то еще…

– Я обо всем этом думал.

– Интересно отыскать истинные причины. Дэви, я не могу копать так глубоко, как вы. Я здесь чужой. Потому и занимаюсь психологией, но дальше мне трудно. А вы можете.

– Могу, – согласился Портер. – А потом отдаю вам, и вы пишете.

– Пишем вместе. Я вам не конкурент, сами понимаете. Почему бы нам не объединить силы?

Портер отпил глоток, откусил от сэндвича и принялся жевать, полузакрыв глаза. Казалось, этот процесс вверг его в состояние транса. Воронцов ждал.

– Хорошо, – сказал Портер, вставая. – Я пойду, Алекс. Сообщу вам о своем решении чуть позднее. Если откажусь – не обижайтесь.

– Какие могут быть обиды, – вздохнул Воронцов. Прощаясь у двери, Портер помедлил. – Я объясню вам, Алекс, почему бросил материал, – сказал он. —

Вижу, вас это интересует не меньше, чем сам Льюин. Тоже ищете психологию, а? И тоже ошибаетесь. Меня вызвал босс, я ведь не свободный художник, работаю на Херринга, и сказал, чтобы я оставил это пустое дело. После скандала с Управлением я хотел пожить спокойно. Так что если я откажусь, Алекс…

Весь следующий день ушел, с точки зрения Воронцова, зря. Портер не позвонил, домашний его видеофон не отвечал. Вечером, вернувшись из российского консульства, Воронцов поискал через Интернет сведения о последних научных исследованиях Льюина. На экране появились резюме из «Физикс абстрактс». За два года Льюин опубликовал три статьи, названия которых ни о чем Воронцову не говорили. «Динамическое представление постоянной Планка в результате перенормировки кварковых полей». И все в таком духе. Можно послать запрос в «Сегодня», и дома в течение суток получат нужную консультацию ученых. Идея не блеск, но можно попробовать.

Воронцов набрал адрес редакционного компьютера и отстучал запрос. Проголодавшись, достал что-то из холодильника и поужинал. Американские консервы, которыми он часто утолял голод, были на удивление однообразны и на редкость питательны. Голод исчезал быстро, но процесс еды не вызывал никакого удовольствия. Как лекарство.

Воронцов решил лечь пораньше (не было еще и одиннадцати), а утром поискать Портера и, может быть, написать письмо Ире. Он долго ворочался и провалился, наконец, в грузный, как тюк с ватой, сон, из которого его выволок зуммер видеофона.

Спросонья Воронцов не сразу понял, с кем говорит. Изображения не было – только звук.

– Алекс, вы свободны сейчас? Свободен ли человек во сне? Свободен от реальности, в которую его опять хотят окунуть. «Это же Дэвид», – понял наконец Воронцов. Веки не поднимались. Сколько сейчас? Господи, половина второго…

– Нужно встретиться, – продолжал Портер.

– Приезжайте, – сказал Воронцов.

– Не хочется… Через сорок минут жду вас там, где мы виделись вчера.

И отключился. Воронцов не успел ничего ответить. «Сумасшедший, – подумал он. – При встрече скажет, что за ним следят, а квартира просматривается и прослушивается. И не докажешь, что это никому не нужно. А где, собственно, он будет ждать? Где мы вчера виделись? Нигде! Мы весь вечер торчали в этой комнате. Впрочем, встретились у станции подземки. Нужно еще суметь найти ее в два часа ночи.»

Ворота подземного гаража были заблокированы, и Воронцов потерял десять минут, пока отыскал электронный ключ в кармане джинсовой куртки. На место он прибыл с опозданием. Около станции стояли несколько машин, портеровской среди них не было. Воронцов остановился напротив и вышел. Улица была совершенно пустынной.

Из-за поворота вынырнула приземистая машина, цвет которой в полутьме трудно было разобрать. Поравнявшись с Воронцовым, машина затормозила, распахнулась правая дверца.

– Садитесь, Алекс, – сказал Портер. Мчались они лихо, и через минуту Воронцов потерял ориентацию. – Что это значит, Дэви?

– изумленно спросил он. – У вас

появилась мания преследования? Портер молчал, то и дело поглядывая в зеркальце. Они въехали

в какой-то не то сквер, не то парк, и здесь Портер заглушил

двигатель.

– Ну вот, – сказал он. – Можно поговорить.

– Утром напишу статью, – сказал Воронцов. – Русский журналист похищен с целью… С какой целью, Дэви?

– Вы еще не проснулись, Алекс? – раздраженно спросил Портер. – Мне не до шуток.

– Слушаю, – сказал Воронцов, поняв, что гонка, выглядевшая юмористической иллюстрацией к ненаписанному репортажу, для Портера была необходимым предисловием будущего разговора.

– Хотел я вам позвонить, чтобы отказаться, – начал Портер, – потом решил сначала послушать, что скажет Льюин на заседании сенатской подкомиссии, куда он приглашал вас приехать. Полетел в Вашингтон…

– Так вот куда вы исчезли, – пробормотал Воронцов.

– Заседание было любопытным. Льюин изложил свои соображения о последствиях локальных ядерных войн. Получились, что во время небольшой такой войны между Штатами и Россией погибнут около полумиллиарда человек в течение нескольких месяцев. А если войны не будет, погибнут больше миллиарда, но в течение лет этак тридцати. Освободительные движения, национальные конфликты, экологические катастрофы, технологические аварии и все такое.

– Все это я читал, – вздохнул Воронцов. – Все это было популярно лет двадцать назад, во времена Брежнева и Андропова. В истории этой, Дэви, интересно не то, что говорит Льюин, а почему он это говорит. Психология, которая вам так не нравится.

– Согласен, речь и мне быстро наскучила. Я начал искать знакомых. Нашел.

– Кого?

– Неважно. Мне назвали две фамилии, и я начал сопоставлять. Роберт Крафт и Жаклин Коули. Крафт – журналист. Коули – музыковед, живет в Филадельфии. А Крафт… Черт возьми, вы должны были слышать о Крафте!

– Вы имеете в виду того Крафта, который… Это было четыре года назад. Воронцов заведовал тогда отделом международной жизни в «Сегодня». В октябре 2001 года в США закончился неудачей запуск боевой крылатой ракеты с ядерным зарядом. Говорили, что такие случайности исключены, но любая случайность в конце концов происходит, если хорошо подождать. Повезло, что взрыв – десять килотонн! – произошел в пустынной области штата Невада. Через две недели после трагедии в «Нью-Йорк таймс» появилась статья этого самого Крафта. Он утверждал, что в момент взрыва находился на расстоянии двадцати миль от эпицентра. И вовсе не случайность это была, а намеренное уничтожение секретного объекта. О том, что произошло на самом деле, он, Крафт, расскажет в серии репортажей.

Заинтриговал. Воронцов несколько дней не сводил глаз с дисплеев. Прошла неделя, потом месяц – ничего. А однажды утром Крафта с женой и семнадцатилетним сыном нашли мертвыми в их нью-йоркской квартире. Писали: отравление газом, случайность. Воронцов, как и все, не поверил, решил – убрали свидетеля. Что-то действительно произошло в Неваде. Что? Репортаж Крафта остался ненапечатанным, в редакции «Нью-Йорк таймс» утверждали, что никакого репортажа и не было…