Большой пожар - Страница 9

— 8-я ВПЧ, улица Павлова, 23, третий этаж, улица Павлова, 23, третий этаж, густой дым из окна квартиры, высылайте цистерну, насос и газовку. 13 часов 23 минуты, старший диспетчер Сазонова… Уловил, Витя, чем забыл поинтересоваться?

— Этаж и телефон, — Круглов развёл руками.

— Точно. А этаж — это очень важный момент: если высокий, нужно высылать автолестницу. Как видишь, опрос заявителя дело не такое уж простое, а ведь с него все начинается… Вот эта самая Надежда Андреевна, видимо, человек нервный, не говорила, а кричала, а если заявитель сохраняет хладнокровие, не паникует, я всегда спрашиваю: а какого цвета дым? Тоже важный для пожарного момент, сам знаешь. Газ — он даёт мгновенную вспышку, у него мало побочных продуктов, тёмного дыма не будет; если горит мебель, дым пойдёт серый, а если мебель с синтетикой — оранжевый; от битума, если в квартире перекладывают паркет, — чёрный… Знает диспетчер эти нюансы — пошлёт те силы, что нужны… Ты, Витя, не обижайся за поучения, потом сам поймёшь, как важны эти мелочи… Вот, скажем, голос заявителя; как не бывает двух одинаковых пожаров, так не бывает и двух одинаковых заявителей. Один возбуждён, у него стресс, он злится, зачем это у него спрашивают цвет дыма, этаж — о таких формалистах хоть в «Крокодил» пиши! А ты попробуй найти к нему ключик, ведь для тебя такая информация — хлеб насущный! От цвета дыма зависит, какие специальные службы должны немедленно выехать, от этажа — нужна ли автолестница, от номера подъезда — с какой стороны приблизиться, ведь иные дома нынче растягиваются метров на триста… А другой заявитель говорит спокойным и ровным голосом, но это вовсе не значит, что пожар пустяковый — просто человек волевой, с самообладанием. Бывает, истерик с воплями и плачем вызывает на сущую ерунду, а хладнокровный, не потерявший головы, даёт неоценимую информацию о крупном пожаре. Сразу тебе это не дастся, Витя, да и какое дело даётся сразу?

И дальше, — продолжала Нина Ивановна. — Иной раз по одному адресу идут десятки заявок: «Горит, спасайте!» А там ничего серьёзного, просто в домах много телефонов, и каждый, кто видит загорание, считает долгом позвонить. В другой же раз бывает, что один-единственный звонок — из района новостроек, например, где пока что имеется только телефон-автомат, наводит на крупный пожар. Особенно в ночное время — ночью ложные вызовы бывают редко, ночью «шутники» спать любят.

— Одного мы как-то выявили, — вспомнил Круглов. — Бабка из соседней квартиры разоблачила: «То он „скорую“ вызывает, то „горгаз“, то пожарных!» Отключили у него телефон — в порядке воспитания.

— Повезло, — завистливо вздохнула Нина Ивановна. — С мальчишками проще, они крикнут в трубку: «Пожар!» — и отбой, а когда такие артисты звонят, с надрывом — лучше перестраховаться… А мы тоже иной раз бываем хороши, не безгрешные. Помнишь, ты в октябре на Железняковской трехкомнатную квартиру тушил на седьмом этаже? Не удивляйся, я-то все пожары помню, ночью разбуди — расскажу; так вот, поработал ты хорошо, только водичку не очень экономил, с размахом поливал, и я за тебя подумала, спецслужбу выслала нижние этажи от наводнения спасать. Пожар не только следует потушить — нужно ещё сделать это культурно, а то от огня убытков бывает на рубль, а от воды — на тысячу. Не обиделся? И не надо, я тебя, может, тогда от выговора спасла — с нижних этажей заявок было больше, чем с твоего седьмого. Поехали дальше. Вот ты, видела, скривился и небось про себя чертыхнулся, когда я лестницу послала кошку снимать. Правильно скривился — не наше дело из пушек по воробьям стрелять. Но ты голоса бабушкиного не слышал! Не просила — умоляла. Уж очень та кошка, видать, ей дорога была, единственная, может, отрада в её опустевшем доме. А вот с неделю назад по похожему делу другая заявительница звонила, не как человек к человеку обращалась, а как хозяйка к прислуге: «Немедленно вышлите, я такая-то…» Ключи она забыла и дверь захлопнула, через балкон на восьмом этаже требовала забраться и квартиру ей открыть… Слышал, да?

— Слышал и возмущался, — кивнул Круглев. — Только подробностей не знаю.

— Я ответила, чтобы слесаря из домоуправления вызвала, не стану я тридцатиметровку гнать, она, может, через минуту для настоящей работы будет нужна. «Да ты знаешь, кто с тобой говорит?» — «Знаю». И я просто повесила трубку.

— Я бы не сдержался, — процедил Круглов.

— И зря, — возразила Нина Ивановна. — С твоего голоса начинается пожарная охрана, по нему судят, кто мы такие… Ещё о нюансах, — Нина Ивановна улыбнулась, — доверительно, Витя, секрет фирмы! Это я тебе привела лёгкий пример, самый трудный разговор бывает с начальством, поскольку никогда не знаешь, с какой ноги оно встало. Бывало, звоню я Савицкому: «Так, мол, и так, товарищ полковник, третий номер». — «А ты Кожухову и Головину сообщила?» — «Так точно, сообщила». — «Что, сразу не могла мне позвонить?» Это первый вариант, теперь второй: «А ты Кожухову и Головину сообщила?» — «Нет, товарищ полковник, вам первому». — «Их раньше надо информировать, службы не знаешь!» Так что начальство бывает капризное, особенно если ночью его поднимаешь. Поэтому соображай, пожар пожару рознь, на объекте, может, и второго номера нет, а иной РТП с перепугу третий объявляет! Все взвесь, разберись и решай, стоит ли вымотанного за день полковника с постели поднимать, ведь не его одного поднимаешь — всю семью, жена-то уж наверняка больше не уснёт…

— Слишком много нюансов, — вздохнул Круглов. — У нас их было всего три — выехать, потушить и доложить, вот и весь секрет фирмы!

— Ну, теперь у тебя этих нюансов будет куда больше, — пообещала Нина Ивановна. — Загорание в квартире — случай элементарный, а ты себе представь ситуацию, когда несколько пожаров происходят одновременно, и каждый нужно качественно потушить. Представил? Так-то… Высылаешь силы на объект, на другой, а в мозгу вертится — как бы не обездолить четвёртый, пятый… Такую передислокацию техники машина ещё решать не научилась: только мгновенная реакция и интуиция старшего диспетчера и может помочь. И опыт, конечно.

А про себя подумала: вот и изнашивается сердце, нервная система — от этих самых мгновенных реакций, от давящей, как многопудовый груз, ответственности за жизнь и здоровье людей…

Начиналась смена в 9 утра, заканчивалась в 21 час, и сутки диспетчеры отдыхали. Раньше, даже два-три года назад, этого времени хватало, чтобы восстановить силы и полноценно отработать очередную смену; теперь же возраст брал своё, «аккумулятор садится», как признавался ей Савицкий перед уходом на пенсию.

— Пожарная охрана… Откуда дым? Не волнуйтесь, повторите, пожалуйста… Дворец искусств?!

Бывает так, что накатываются на человека мысли, одна безотраднее другой, и будущее кажется постылым, как нескончаемый осенний дождь, и бесконечно жаль себя, и не видишь в жизни ничего, кроме неизбежного печального заката… И вдруг, будто подхваченные порывом ветра, в один миг отбрасываются прочь эти мысли, и голова становится ясной, и сердце, как новенький, с иголочки, мотор, разгоняет кровь по жилам.

Дворец искусств — это же автоматически третий номер, что бы там ни произошло!

— Пожарная охрана… Горит пятый этаж? Студия народного творчества? Ваша фамилия…

— Пожарная охрана… Шестой этаж, коридор…

— Пожарная охрана…

Телефоны взорвались звонками.

Вспыхнуло светотабло, с экрана которого все двадцать две ВПЧ города докладывали, сколько и каких машин находится в боевом расчёте.

Ещё проходили первые заявки, а личный состав ряда частей был поднят по тревоге.

— 1-я, высылайте цистерну, насос, лестницу и газовку, улица Некрасова, 21, Дворец искусств. К вам силы следуют автоматически по номеру 3, 18 часов 20 минут.

— 4-я ВПЧ…

— 7-я ВПЧ…

В радиостанцию на пульте ворвались переговоры из эфира:

— Невель, я Крым, на Некрасова, 21 силы следуют автоматически по номеру три, много заявок!

— Крым, я Невель, вас понял, следую к объекту!

— Первый, я Крым…