Больше и не нужно (СИ) - Страница 11

― Он любит тебя. Это естественно.

― Не совсем. Естественно тогда, когда взаимно. От меня он получил намного меньше.

― Почему ты так думаешь?

― Я знаю. У меня ведь почти ни на что нет времени. Тем более на любовь. У него ― тоже. Плотное расписание. ― Кривая и горькая улыбка на выразительных губах. ― Может, в этом есть доля истины. В том, о чём ты говорил. Слишком мало секса. Слишком редкие встречи. Тайком от всех. Слишком много тренировок, выступлений. Слишком мало времени. Слишком быстро и поспешно, где придётся и как получится. Аэропорт, такси, тёмные и тесные подсобки. Только и успевали быстро разрядить друг друга руками. Полноценные свидания можно пересчитать по пальцам одной руки. И этого даже много. Я всего два раза помню, когда это было так, как надо. Но даже тогда я спешил. Вряд ли ему понравилось. Унизительно для него, наверное, это было. Я думал, он после этого… уйдёт сам.

― Но не ушёл? ― Хань пытался прийти в себя от ошеломляющей контрастности Чонина. То непреодолимые скрытность и замкнутость, то полная откровенность. И хорошо ещё, что прямо сейчас ясно, где одно, а где другое. Но без предупреждения… можно здорово расшибить голову, попутав многозначность скрытности с откровенностью или наоборот.

― Нет. Пришлось уйти мне. Потому что так нельзя. ― Чонин вздохнул, но не сбросил руки Ханя.

― Можно. Просто тебе нужен кто-то не такой приметный. Не такой, как ты сам. Кто-то, у кого нет плотного расписания.

― Нет. Плотное расписание останется всё равно ― у меня. Это всё равно будет… не в полную силу. Я всё понимаю и никого не виню. Просто терять даже такое… такую иллюзию всё равно больно. Просто привыкаешь ждать чего-то, как короткого и редкого праздника. Потому что в жизни должны быть праздники. Хоть какие-нибудь и хоть иногда. Когда их не остаётся… это печально.

Чонин всё-таки высвободил руки, снова поднялся и ушёл. На сей раз остановить его Хань не смог. Впрочем, теперь это уже было неважно. Чонин выговорился. Хоть как-то. Остальное Хань оставил времени и влюблённости Чонина в танец ― они лечили лучше, чем кто-либо ещё.

― * ―

Кода

― * ―

Выпал снег. И время, в самом деле, оказалось лучшим лекарем. Хань продолжал приходить в школу и писать время от времени новые статьи. И он приходил почти каждое воскресенье на балет. Сочетание оперы и балета ему особенно сильно нравилось. Ким Суро даже подарила ему старинный театральный бинокль из белой кости, привезённый из Италии.

Редактор расщедрился и выделил Ханю колонку с обзорами различных постановок. Хань писал как о достоинствах, так и о недостатках. Не то чтобы он заделался критиком в театральной сфере, но непременно общался с профессионалами по поводу каждого солидного мероприятия и излагал их точки зрения в статьях и обзорах.

Руководство не возражало против нововведения, поскольку колонка Ханя неизменно вызывала интерес. Вскоре там даже появился маленький раздел для ответов на вопросы читателей.

С Минсоком Хань виделся несколько раз и честно пытался наладить отношения, но ничего толкового из затеи не вышло. В итоге они пока поставили если не точку, то запятую и взяли тайм-аут. И Минсок не подозревал о существовании Чонина, потому что Хань не счёл нужным говорить об этом. Всё равно в приостановлении их отношений Чонин не был виноват.

Трудно в чём-либо обвинить человека, если сам до конца не понимаешь, что он для тебя значит. Хань не понимал. И не мог остановиться. Если он довольно долго не видел Чонина, места себе не находил. Таким образом, всё-таки появилась шутка о необходимой «дозе Чонина». Хань мог выдержать без Чонина примерно неделю, затем ему требовалось увидеть Чонина и перекинуться с ним хотя бы одной пустой фразой ― «привет» тоже подошло бы. Этого хватало снова на неделю. Иногда Хань видел его чаще и разговаривал куда дольше и больше. Иногда получалось именно вот так ― мельком и «привет».

Чонин всё так же сильно был влюблён в танец и тренировался ещё больше, чем в прежние времена. Словно разлука с Чанёлем заставила его испытывать голод. А потом он пропадал почти неделю в клинике с осложнением ― травма спины напомнила о себе, что неудивительно при таких нагрузках. Хань хотел его навестить, но Чонин запретил. Суро после рассказала Ханю, как сильно Чонин ненавидел показываться хоть кому-то на глаза, будучи не в форме.

После пребывания в клинике Чонин тренировался ещё больше. Хань порой приходил и тихо подглядывал. Видел, как у Чонина не получались какие-нибудь сложные движения, но тот не бесился, а упрямо пытался снова и опять. И побеждал в итоге.

Балет «Юноша и Смерть» всё же поставили, и господин Ли выступил перед прессой с заявлением. Хань дожидался Чонина ― теперь уже ведущего танцовщика ― в гримёрке, затем смотрел, как тот смывал с лица сценический макияж.

― У тебя забавное отношение к возрасту. ― Хань салфеткой, пропитанной маслом, провёл по скуле и щеке, оценил результат и довольно кивнул, проигнорировав немного удивлённый взгляд Чонина.

― В каком смысле?

― Обычно ты всегда вежлив, но те твои близкие знакомые, которые старше тебя, никогда не слышат от тебя «хён», например. Меня ты точно никогда так не называл. Странно для корейца.

― Наверное, я слишком долго пробыл в Европе, ― легкомысленно отозвался Чонин. ― Хотя я и до этого не придавал возрасту особого значения. Любой человек либо заслуживает уважения, либо не заслуживает, но я не вижу пользы в формальностях, которые утяжеляют речь и не несут особого смысла. Сейчас ведь по большому счёту такие формальности бессмысленны. Многие люди используют их, но в мыслях у них нет ничего, кроме раздражения. Таким образом…

― Это лицемерие? ― развеселился Хань и с трудом подавил желание запустить пальцы в тёмные волосы Чонина, чтобы растрепать их. ― То есть, ты можешь назвать меня «хён», но подумаешь при этом «вот ведь скотина»?

― Нет, так я не подумаю, но видеть в тебе «старшего брата» я как-то не могу. Отношение не то. Просто трудно объяснить нюансы. И я до сих пор привыкнуть не могу к твоему возрасту, потому что выглядишь ты гораздо моложе. Даже на моего ровесника не тянешь. Надеюсь, ты не обиделся.

― Всё в порядке, ― немного натянуто улыбнулся Хань. ― Я ведь действительно не твой брат.

Но он обиделся. Сам не знал, почему и на что, но обиделся. Он отчаянно хотел быть для Чонина особенным, только не получалось. Ожидания не соответствовали реальности, и Хань не чувствовал особенного отношения к себе. Чонин дорожил им точно так же, как дорожил Суро, например. И Чонин одинаково бросился бы на помощь как Суро, так и Ханю, если б они позвонили и сказали, что оказались в беде. Глупо делать из этого причину для обиды, но за неимением иных вариантов…

Когда они выбрались из гримёрки и присоединились к остальным артистам, чтобы тихо и скромно отметить очередное успешное выступление, к ним подошла Суро и протянула Ханю красочную книгу с глянцевыми страницами. Там были снимки: цветные и чёрно-белые, текст на китайском, пометка, что тираж ограничен. Книга относилась к разряду редких и коллекционных. Даже думать не хотелось, в какую сумму она обошлась Суро.

― Это об итальянском балете. Мне захотелось сделать тебе подарок. За твои прекрасные статьи. Особенно ― за первую. По-моему, никто не писал о балете и Чонине так, как написал ты. И никто так не смотрел на всё это. Это была чудесная статья. Я даже расплакалась, когда прочла её. Надеюсь, ты напишешь ещё немало интересных и трогательных статей.

― Ты не говорил, что статьи уже напечатали, ― нахмурившись, заметил Чонин.

― Ты бы читал журналы просто, они же каждую субботу выходят, ― упрекнула Чонина Суро, пока Хань пялился на книгу и пытался обрести дар речи, дееспособность и запустить мозги в рабочем режиме.

― Я знаю, но Хань не говорил, что пишет о балете для каждого выпуска, а у меня просто слишком мало времени, чтобы следить за прессой.

― Я принесу тебе журналы с его статьями. Напомни мне только, хорошо? Но статьи чудесные, можешь поверить мне на слово. Хань очень талантливый. ― Суро порывисто обняла всё ещё недееспособного Ханя, неловко державшего в руках подарок, похлопала Чонина по плечу и упорхнула к стайке балерин.