Большая вода - Страница 7

- Я не понимаю, - сконфузилась бабенка. - Что это вы говорите?

- А то говорю, - сердито закричал в микрофон дядя Терень, - что нельзя так. Муж тебе, баба, не игрушка, вертеть им тоже нечего. Радиограмму получила, сказывай?

- Получила...

- А ответ что же? Я, бабонька, тут прохлаждаться не могу.

Да и муж ждет. Муж он тебе аль кто?

- Ну, муж...

- А коли муж, уваженье к нему иметь надо. Хоть и муж, а все человек он. Тоже сердце имеет. Не пар. Тебе хаханъки, а он не ест, не пьет... сна решился.

- Я напишу, напишу... - заторопилась женщина, - я сегодня же... Ах он глупый!

- Чего напишу? - закричал дядя Терень. - Нет у меня больше сроку ждать. Ты это понять можешь: скоро лед пойдет.

Лед. А... - махнул он рукой. - Что ей про лед толковать-то...

Радисты, корчившиеся от смеха во время этого разговора, и тут решили подсобить дяде Тереыю.

- Гражданка, - сказал в микрофон диктор, - вы продиктуйте радиограмму, а мы ее передадим с соседом.

- Только чтоб хорошую телеграмму, - проворчал дядя Терень. - Плохую не понесу.

Радист стал записывать: "Я жива, здорова, по тебе очень скучаю..."

- Скучаешь, как же, - буркнул старик, - ты еще про кино напиши.

"...очень скучаю... жду тебя не дождусь. Деньги получила, по все уже вышли. Но это ничего, хотя трудно мне. А затем оставайся здоров, себя береги. Целую. Твоя Фрося".

- Нет, нет! - закричал дядя Терень что было силы. - Не беру такую телеграмму. Не беру.

- Что ты, дед? - удивились радисты.

- "Просто целую" не беру. Пущай крепко-крепко, горячо целует, тогда понесу. Шалишь!

- Ну, крепко... крепко... горячо, - пролепетала Фрося в эфир. - Какие вы странные!

Радисты вписали: "крепко-крепко, горячо", и довольный дядя Терень через час шагал со своим мешком за плечами по бухте, трогал лед палкой и пел.

Теперь только бы поспеть домой к большой воде! Дядя Терень идет скорым маршем, где можно - напрямик через тундру, где нельзя - напрямик через залив. Он торопится. Надо успеть опять на все зимовья зайти, все письма раздать и выложить то, что всего важнее, - новости. Капсе, как говорят якуты; пынель, как говорят чукчи.

Великое дело - новости! Человек, принесший новость, - нужный, желанный человек в тундре. Ему - красный угол в избе, ему - почетное место у котла.

Но дядя Терень не чванится новостями, он ими не торгует.

Он щедро раздает их встречному-поперечному, и они, сразу став крылатыми, летят по тундре. Новости важные, нужные: о том, где лед идет нынче, и когда каравана ждать, и чем баржи гружены, и какие люди едут, и какие цены на зверя везут, и какие порядки ожидаются. Все дядя Терень узнал; все, что узнал, роздал.

В избе Повойпиковых дядя Терень нежданно-негаданно застал мир. Он глазам не верит: за столом дружно сидит вся семья, лица у всех праздничные, светлые, бабы в розовых кофтах, старший Повойников причесан, у младшего на лице умиление, царапины позажили.

- Мир дому сему! - бормочет дядя Терень и уж раздумывает, отдавать или нет радиограммы из конторы.

- Дядя Терень пришел, - радостно визжат обе бабы и тащат старика к столу.

Ничего не понимая, он садится, обводит всех глазами: мир, мир написан на всех лицах, - и, обрадовавшись, поднимает чарку:

- Ну, - говорит он, - чтоб и нам, и вам, и всем добрым людям! - и пьет.

Обед проходит шумно и дружно. Но после обеда младший отзывает старика в сторону и спрашивает:

- Ну как?

- Принес вам развод, - нерешительно говорит старик, - Аль невпопад?

Младший задумывается. Потом говорит!

- Однако давай.

Старик отдает радиограмму из конторы: младшему оставаться на мысе Лемберова, старшему переселяться на зимовье Жданова.

- Это как же? - вдруг громко произносит младший. - Отчего же Ивану ехать? Это и я очень просто могу поехать.

Все в избе настороженно затихают.

- Ишь ты! - криво усмехается младший. - Ивану лафа какая. Промысел Жданова известный, с нашим не сравнить.

Швыряет телеграмму в лицо старшему и шипит:

- Вперед забежал? Ловкой!

Старший Повойников еще и разобраться ни в чем не успел, а жена его уж вцепилась в Семена, а Семенова баба - в него.

Драка вспыхивает сразу, трещат бабьи кофты, летят табуреты.

- Стойте! Стойте! - надрывается дядя Терень. - Люди вы аль не люди? - : Он кое-как выбирается из драки, хватает мешок и ружье. - Тьфу! - плюет на пол и скорее вон.

"Что за люди! - недоумевает он, оставшись один. - Тундра широкая, а им тесно..."

Однако некогда размышлять о Повойниковых. Некогда думать. Теперь только смотри да смотри. Лед тончает, забереги стали огромными, что полыньи, тундра топкая, вязкая, под каждым камнем - лужа, реки вскрылись, разлились, трудная дорога, мокрая.

А времени мало!

"Застану ли еще деда Кураша в живых?" - озабоченно думает дядя Терень.

Деда Кураша он застает подле избы. Старик лежит на лавке, греется на солнышке.

- А-а! - встречает он дядю Тереня. - Долго ходишь, молодой человек! Бывало, раньше шибче ходил.

- Оно раньше ноги ходчее были, - шутит дядя Терень, - теперь самоходы мои выходились. Надо себе автомобиль заводить.

- Заведи, заведи. Ну, как сходил? Счастливо?

- Ничего. Приедут к тебе, Егор Кузьмич, сыновья. Ты дождись!

- А-а! - усмехается дед в бороду и не может улыбки скрыть. Приедут-таки, шалопуты. Испужались. А вот возьму да, не дождавшись, помру. А? - И он смеется своей угрозе.

Дядя Терень начинает выкладывать новости. Сперва государственные, политические.

- Вот в Москве под землей дорогу выстроили, - сообщает он, - называется метро.

Но деда Кураша новости московские не интересуют. Раз и навсегда он ограничил свои интересы делами Арктики. Здесь его изба, его промысел, его дети.

- Ну, как там... какие полеты будут? - спрашивает он.

"Это про Петрушу вопрос", - отмечает про себя дядя Терень

и рассказывает о полетах.

- А что про зверя слыхать? Как нонче белуха идет, как нерпа, как морж?

"А это про Серегу", - догадывается дядя Терень и рассказывает о зверобойке.

- Так, так, - одобрительно кивает головой дед. - И о полярных станциях слыхал? Как нынче на Диксоне? Али, например, на Челюскином мысу?

"А это уж про Ваську", - улыбается дядя Терень и рассказывает про Ваську, то бишь - про станцию на Челюскином мысу.

Вот и все новости выложены. Можно и в путь. Дед сердится, что гость уходит так скоро, он понимает - задерживаться ему нельзя.

- Оставил бы я тебя еще на день, - говорит на расставанье старик, - да ноги нонче у тебя не те. Торопись. К большой воде не поспеешь.

Целый день сеется дождь, мелкий, настырный, и когда дядя Терень добирается до избы Жданова, на нем сухой нитки нет.

Жданов встречает его, как всегда, молча, ни о чем не спрашивает, ведет в избу и, пока дядя Терень сбрасывает с себя мокрую одежду, достает из сундука свою и дает старику.

Потом оба садятся к огню и закуривают.

- Я послал, - кратко сообщает дядя Терень: с Ждановым научишься краткости.

- А-а, - равнодушно отзывается Жданов.

- Ответа наказывал не ждать?

- Ну?

- Я и не ждал, - заканчивает дядя Терень и протягивает к огню ноги в шерстяных ждановских чулках.

Оба молчат и курят.

Слышно, как стучит дождь в окно.

- Однако, - говорит дядя Терень, зевая, - однако писулька тебе какая-то пришла...

Лицо Жданова начинает медленно краснеть. Но он ничего не говорит, не торопит дядю Тереня, только трубкой пыхтит, - трубка, как назло, погасла.

Дядя Терень достает из мешка радиограмму и сует Жданову.

"Я получила ваши розы, дорогой друг. Спасибо от всей души.

Часто и тепло вспоминаю нашу встречу в тундре и еще раз вам, как тогда, скажу: хороший вы, правильный человек. Буду рада вас увидеть в Москве, если случится вам быть там. Сердечный привет. Татьяна Логинова".