Большая нефть - Страница 6

— Чем заниматься будешь?

— Писать, — нехотя ответил я.

Он сперва вытаращился на меня, как будто я брякнул невесть какую глупость, а потом захохотал.

— Чего? — переспросил он. — Писать? Ты писатель, что ли? У нас тут полна библиотека разных… писателей. Стоят пылятся. Еще один приехал, как будто тех мало… — Он покрутил головой. — Ладно, писатель. И о чем писать будешь?

— Не знаю пока — сказал я. — О людях. Об их трудовом подвиге. О покорении Сибири, об освоении нефтяного запаса Родины…

— Трудовой подвиг, запас Родины… — Кобенко придвинулся ко мне. — О людях он писать будет… Да ты хоть знаешь, что за люди тут?

Я пожал плечами:

— Обычные, советские.

— Как же… Да тут половина — уголовники. Не веришь? Ну, сейчас не верь — потом поверишь… Дора-то Семеновна свое прошлое никому не рассказывает — почему, как прикидываешь?

Я молчал.

— Ты откуда? — вдруг спросил он. — Из Москвы?

— Ну, из Москвы, — признал я.

— Оно и видать… — вздохнул Кобенко. — Дора много повидала. Чего ее сюда занесло, в ее-то годы, в такую глушь? Что она здесь забыла? Не догадываешься? Да брось ты, пей лучше… Ни у кого предположений нет. Да это и не важно. Ты с ней не ссорься, будешь как сыр в масле… К другим приглядись. К передовикам нашим. К Векавищеву, например. С него небось начнешь о людях-то писать…

— С чего вы взяли?

— С того. Ты комсомолец?

— Разумеется.

— Первым делом куда пойдешь?

— В комитет комсомола.

— Правильно… Только комитет комсомола у нас заседает в одной комнате с партячейкой. А там секретарь — Дорошин Макар Степаныч. Ты блокнотик достань, корреспондент, записывай, а то все фамилии перезабудешь.

— Ничего, — сказал я, — у меня память хорошая.

— Дело твое… Дорошин с Векавищевым — старые друзья. Макар Степаныч Векавищева даже к награде пытался представить. За ударный труд. Да только наверху не поддержали.

— Почему?

— Были причины, наверняка были. Наверху не просто так заворачивают инициативы первичных организаций. Вот тебе и тема для раздумий… Дорошин в любом случае тебя первым делом к Векавищеву в бригаду направит. Вот там и приглядывайся. Я тебе еще одну фамилию подскажу — Авдеев. Запомнишь? Авдеев Илья Ильич. Буровик. Тоже передовик производства. Векавищева первый друг. Солидный такой дядька, кепку носит, как у Ленина, почему и называют его запросто Ильич. В жизни не догадаешься, что уголовник…

— Уголовник? Передовик производства? — не поверил я.

Кобенко пожал плечами.

— А что ты так удивляешься? В Москве такого небось не увидишь… Ну, признавайся, писатель, ты ведь живого уголовника вблизи еще не видел! Да ты пей, что ж ты угощением пренебрегаешь? Нехорошо. Здесь тебе много пить придется — привыкай.

Мне не хотелось допивать самогон, но Кобенко внимательно следил, чтобы я проглотил все до капли, и сразу же налил мне еще.

— Гляди, — продолжал он. — Авдеев — фронтовик. Командовал батальоном. Ну. каким батальоном и где командовал — про это сейчас не будем… Потом работал, как говорят, в одной заготконторе. Ну и… — Он свистнул.

— Что? — почти против воли заинтересовался я.

— Что? Да того! Арестовали всех за махинации. Так вот и застрял Авдеев в Сибири. Постепенно на ноги встал, на работу устроился, друзьями обзавелся… Понял теперь, какие тут люди?

— Слушай, Кобенко, — спросил я, — откуда ты все это знаешь?

— Откуда? — Кобенко рассмеялся. — Слухами земля полнится. Ты, главное, не зевай. Ну, писатель, будь. Желаю тебе творческих свершений на ниве, и все такое.

Он хлопнул меня по плечу, подхватил чемодан и вышел.

А я смотрел туда, где он только что находился, и все яснее осознавал, какую ошибку совершил. Мне следовало начинать разговор с парткома, а я приступил к сбору материала самым постыдным образом — расспрашивая местного сплетника.

Тем не менее записываю все это в дневник. Может быть, потом вырву страницы. Или оставлю в назидание потомству.

Дорошин слишком хорошо знал своего друга Векавищева, чтобы ошибиться, предрекая, что, невзирая на «испорченное настроение», Андрей Иванович непременно придет посмотреть концерт. И Векавищев, и Авдеев уже были на месте, когда Дорошин добрался до грузовика, на котором приехали артисты. Руководитель выездной бригады грелся, наливая себе чай из термоса. На эстраде, наспех сколоченной из досок, выступала певица. Во время выступления она сняла ватник. Действительно, хороша: фигурка как из модного журнала, и платье очень ей идет. Светлые волосы убраны в простую, милую прическу. Давно не бывало здесь подобной женщины.

Ага, начальник управления тоже здесь. Буров не счел нужным переодеваться, так и приперся на концерт в полевой штормовке и сапожищах. Впрочем, здесь все так одеты. Один Макар Степанович в ботинках. Приловчился уже ходить в «партикулярной» обуви так, чтобы не пачкаться с головы до ног. Векавищев, разумеется, над этим издевается. Со стороны поглядеть и послушать — можно решить, что все они между собой лютые враги, Буров, Векавищев, Дорошин… Авдеев еще, Илья Ильич. Как соберутся вчетвером, так не-ли-це-приятные разговоры ведут. Настолько нелицеприятные, что Дора Семеновна однажды со шваброй к ним в вагончик ворвалась. Разнимать собиралась, лампочку, между прочим, сгоряча раскокала. А они просто играли в домино и обсуждали последние события на буровой. И вполне дружески, кстати, обсуждали, даже с шутками.

Буров, несмотря на праздник, выглядел замученным. Усталость накопилась за долгие годы и сейчас в одночасье проходить не желала. С ходу налетел на Векавищева, сунул руку, кивнул вместо приветствия.

— Ну что, когда результат будет, Андрей Иванович?

— Опять двадцать пять, за рыбу деньги! — буркнул Андрей Иванович.

Буров прищурился.

— Ты к чему это, а? Какая рыба, какие деньги?

— Ага, не прикидывайся… Ну, Саныч, от тебя не ожидал — и ты туда же! — огорчился Векавищев. Буров выглядел, несмотря на усталость, по-начальственному бодрым. Векавищев ненавидел, когда тот был в подобном настроении. — Дайте человеку хотя бы в праздничный день роздыху. Что вы насели? Сначала Макар вон начал портить настроение, теперь ты помочь ему решил. Своими силами, думаешь. Дорошин не справится?

— Чего ты злишься? — добродушно отозвался Григорий Александрович. — Я, между прочим, твой начальник, не забыл еще? Имею полное право поинтересоваться.

— Интересуйся… начальник, — вздохнул Векавищев. — Тебе как, по полной форме докладывать? Навытяжку встать? Может, еще за вахтенным журналом сбегать? Я могу.

— Да что ты завелся? — сказал Буров примирительно. — Вопрос-то очень простой: «Когда. Будет. Нефть».

— Ничего себе простой, — огрызнулся Векавищев. — Бурим, Саныч. Бурим. Вот весь ответ. Уж прости, что короткий. Прошли первую тысячу — нефти пока нет.

Дорошин вмешался:

— Андрей, ты считаешь, что и вторая окажется сухой?

— Рано делать выводы, Макар Степаныч, — ответил Векавищев. Пошкрябал бороду. Все как-то не так складывалось. Сегодня? Или уже давно? Или он только сегодня это заметил? Да ну, мысли дурацкие, гнать их к чертовой матери.

— Если и вторая скважина сухая, значит, геологи напортачили, — сказал Буров, глядя поверх голов на певицу.

разливался хрустальный голосок, и так уютно, покойно делалось… Как будто дома сидишь, у лампы с абажуром, и радио тихонько мурлычет.

Конечно, не Майя Кристалинская — но тоже очень красивая женщина. Вот бы ее насовсем заполучить… для поднятия рабочего настроя.