Большая нефть - Страница 4

С этими словами он скрылся в бытовке.

Дорошин читал Векавищева как книгу и даже обижаться не стал. Понимал: у мастера очень неспокойно на сердце.

Ладно. Перекипит. На концерт все равно придет. Артисты приехали — аж из областной филармонии.

Несколько часов тряслись на грузовике, потом грелись чаем с бутербродами, а самый главный, который у них за руководителя, — и чем покрепче. Скоро выступать начнут. По слухам, солистка там одна есть, Марченко, — женщина нечеловеческой красоты. Дорошин видел их всех, включая и «нечеловечески прекрасную» Марченко, одетыми в ватники и закутанными в платки, поэтому сказать что-то положительное на сей счет пока что не мог.

Он направился к библиотекаршам.

Смуглая красавица Маша встретила его ясной, спокойной улыбкой. А вторая — ее помощница, Вера Царева — так и завертелась перед ним, точно балованная дочка.

— Ой, здрасьте, Макар Степаныч. Может, книжечку возьмете?

Глазами так и стреляет. Смешная. У этой все незатейливо: закончила школу, живет в Междуреченске с братом Глебом и младшей сестренкой (родители не то померли, не то сидят давно и прочно). Год после школы Вера болталась без всякого толку, торжественно грозилась поступать в Сельхозакадемию, даже уезжала вроде бы документы подавать, но потом вернулась и ни про какую Сельхозакадемию больше не заговаривала. Пробовала работать в продуктовом магазине, да быстро уволилась без объяснения причин. Глеб ходил потом, улаживал какие-то дела и бил морду одному местному парню, который в том же магазине временно трудился в качестве грузчика.

Маша, постарше, поспокойней, поопытней, взяла Веру под свое крыло. Работа в библиотеке тихая, хотя и пыльная. В смысле — пыли много. Сиднем сидеть и ждать, пока буровики сами собой потянутся к знаниям, естественно, было не по-комсомольски, поэтому Маша с Верой организовывали выезды на буровые, прямо в бригады. Предлагали новинки советской литературы, вели разъяснительную работу насчет классического наследия. «Что ты в школе читал — про то забудь, — убедительным тоном ворковала Вера, всучивая суровому буровику растрепанного Шекспира. — Ты новыми глазами на это погляди. Я сама как перечитала про Печорина — ой, что со мной было!.. Прямо полночи не спала, все думала. В школе-то мы совсем глупые были».

Светловолосая круглолицая Вера, смешливая и общительная, как нарочно, оттеняла Машу, строгую, немного «сердитую».

Сейчас обе уже продрогли на ветру, но с боевого поста упорно не уходили. Маша вела учет взятых книг в особом блокноте.

— Возьмите Дюма, вам понравится, — донеслось до Макара Степановича.

Дорошин похлопал себя по бокам, согреваясь. Все-таки в городском плаще холодновато.

— Так, девчонки, собирайтесь. Артисты приехали.

И, улыбнувшись каждой по отдельности, пошел дальше. Записав номер последнего читательского билета, Маша начала складывать книги в машину. Вера подала ей очередную пачку и вдруг кивнула на угол бытовки:

— Не, Маша, ты только глянь… Бывший-то даже не косится в твою сторону.

Девушка тревожно повела плечами. Ей вдруг стало зябко, неуютно. Как будто в семью, где все родные, вдруг зашел чужой человек. И как он только посмел так поступить с Машей!.. И все ему безразлично. Вон курит себе и в ус не дует… А ведь Маша из-за него плакала.

— А что ему, он скоро уезжает… — Маша грустно улыбнулась. — Перегорело уже все, Вера. Да и что говорить об этом! Развод — это еще не конец жизни. Наоборот! Может быть, это только начало… А как у тебя с Казанцом?

Вера заблестела глазами.

— Предложение сделал.

Виталий Казанец, буровой мастер, соперник Векавищева, красивый, с ленивой повадкой балованного кота и проникновенным взглядом темных, загадочных глаз, представлял собой самого рокового мужчину в обозримых окрестностях. Вера считала, что он подходит на роль герцога Гиза. Или кого-нибудь еще, такого же прекрасного и героического. Ну если переодеть, конечно, в подходящую старинную одежду.

— Да ладно тебе! Вот так прямо — предложение? — ахнула Маша. — Что ж ты молчала? Подруга называется!

— Да я как-то растерялась… — призналась Вера.

— Вера, дорогая!..

Маша от души обняла подругу.

Казанец не то чтобы нравился Маше — она никак к нему не относилась. Не было времени познакомиться. Вроде на хорошем счету. Ходит в передовиках. Бригада, как говорят, за него горой. А главное, считала Маша, Вере просто необходимо поскорее обзавестись собственной семьей и уйти из дома, где заправляет Глеб. Вот кто действительно был Маше не по сердцу, так это Глеб Царев.

Глеб был сильно старше обеих сестер, и Веры, и Вари. Здоровенный дядька, всегда в подпитии, грубый и, что называется, со связишками. В магазине знакомый завхоз, в отделении милиции — лейтенант, на автобазе — знакомый механик. Куда ни придешь — везде у Глеба какие-то приятели, вынимается из кармана обернутая в газету бутылка самогона и обговариваются какие-то дела-делишки… Неприятный человек. И, как говорит Вера, любит поставить в разговоре точку кулаком. В общем, уходить Вере из дома надо. И Варю, когда подрастет, забирать.

Маша поцеловала подругу в щеку. Вот так, подумала она, за другого человека я очень хорошо решаю, а за себя саму решить так и не смогла.

Эти размышления были прерваны появлением киномеханика Егора. Егор закончил показывать хронику, и ему уже успели немножко налить. Самую малость — для запаха и «сугрева». Ну и для настроения, само собой. А настроение в связи с праздником, ясным деньком и прочими обстоятельствами было лучше некуда. Егор обхватил обеих девушек за плечи и прижал к себе.

— Девчонки, может, у вас и про любовь книжки имеются?

— Может, и имеются, — ответила Маша, мягко высвобождаясь.

— Маша, — повернулся к ней Егор, — прошу учесть: я, между прочим, человек абсолютно неженатый.

— Надо же! — не без иронии проговорила Маша. — Кто бы мог подумать?

Вера весело засмеялась. Осеннее солнце золотило ее волосы, ветер щипал за щеки… И казалось: что-то хорошее, светлое ожидает ее в самом ближайшем будущем.

Издалека уже доносилась музыка — скоро начнется праздничный концерт, а потом будут танцы…

— Эй, — раздался хрипловатый голос.

Егор повернулся. К нему вразвалку подходил Василий Болото. На библиотекарш не смотрел, на книги — тем более. Исследовал пытливым взором улыбающегося Егора.

— Иди сюда, — повторил Болото.

— Чего? — не понял Егор.

— Пойдем поговорим, — вполне дружеским тоном предложил Василий и, приобняв товарища, увел его.

Девушки переглянулись и, не сговариваясь, прыснули от смеха, как две школьницы.

Ласково доведя Егора до угла, так чтобы от библиотечной машины было не видать, Василий аккуратно впечатал своего спутника в стену.

— Ты что трешься у нее? — вопросил Василий скорбно. — У тебя же три класса образования.

— Ну так а что, нельзя? — затрепыхался Егор. — Может, у меня любовь! — предположил он.

Болото молча созерцал его. Это был как раз тот самый случай, когда один собеседник совершенно не слышал, что говорит ему другой. Поэтому Болото, очевидно, искал слова более доходчивые. А пока слова искались, безмолвствовал.

Между тем Егор перешел в наступление и нанес Василию сокрушительный удар:

— Нашел за кого заступаться! Да она с Векавищева глаз не сводит. Не заметил? Первый муж-то, Кобенко, — он же ее бросил… Видать, голодная на мужиков. Ну что ты, в самом деле, Вася… Руки убери!

— Да пожалуйста, — пожав плечами, ответил Василий и без всякого предупреждения всадил кулак бедному Егору в живот.

Пока жертва корчилась у стены, Василий сказал очень просто:

— Еще раз рядом с Машей увижу — убью. Это ты понял?

Егор не ответил. Ему было и больно, и обидно. Девчонка не стоила ни разговора этого, ни мук.

— Ну тебя, Васька… — прохрипел Егор. — Дурак, и чего ты ко мне привязался?

— Да ладно тебе ныть, мы ведь просто поговорили, — сказал Василий.

И, нахлобучив Егору шапку на лицо, неспешно удалился.