Большая нефть - Страница 36

— Ну, ты на наших-то поваров не наговаривай, — сказал Ильич, явно думая о своем.

— А я и не наговариваю! — парировал староста. — Повар, хоть и самый наилучший, хоть из самого главного ресторана, все же готовит на всех… А моя хозяйка стряпает — это же штучная работа, соображай. Разница большая.

— Да уж, разница есть, — вздохнул Ильич. — А сигнал, между прочим, и ваших, и наших касается. Кто-то, чрезмерно бдительный, отмечает, что мы, мол, даем трактора макеевцам для обработки их личных участков. А? Ну как тебе такая клевета нравится?

— Никак не нравится… Наши такого написать не могли, — прибавил староста. — У нас ведь одна страна, государство рабочих и крестьян, все помогать друг другу обязаны. Не будем оказывать дружеской поддержки — пропадем к чертовой матери. Нет, не стали бы наши бумагу такой ерундой марать…

— Уверен? — уточнил Авдеев.

Староста кивнул.

— Не сомневайся, Илья Ильич. Зачем нам могилу себе рыть? А вы нам как отцы родные…

Авдеев поморщился.

— Отцы не отцы, а комиссия в Макеевку едет. Расспрашивать начнут, что да как…

— И что делать? — озаботился староста.

— Что? — Авдеев пожал плечами. — Говорить правду, что еще.

Староста приложил ладонь к груди.

— А может, договоримся, Ильич? Вы ведь никому ничего не давали, а мы у вас ничего не брали…

Авдеев прищурился из-под кепки, совершенно как Ленин на портрете: с доброй лукавинкой:

— Уверен?

— Абсолютно.

— Ну тогда… давай, что ли, сало ваше попробую, — решил Авдеев.

Возвращался домой слегка навеселе, но крайне удовлетворенный тем, как прошли переговоры. Впрочем, за обедом толковали преимущественно о погоде: Авдеева чрезвычайно интересовали приметы, по которым макеевцы поняли, что зима будет ранняя и суровая.

Работа комиссии была, можно сказать, сорвана, едва начавшись. Михеев с Федотовым прибыли в Макеевку на завтрашнее утро, после всех этих напряженных переговоров. Главный инженер Федотов был человек не слишком молодой, сухой, сердитый. «Отрицательная величина», называл его Дорошин. За глаза, конечно. Сам он объяснял подобную характеристику таким образом:

— Карьерист он. Я, кстати, не против того, чтобы человек строил свою карьеру. Это, кстати, совершенно нормально — расти. От рядового сотрудника до руководителя. Но обратите внимание! Один человек растет за счет своих достижений. Вот это — «положительная величина». А другой — напротив, растет за счет чужих промахов. И Федотов наш такой…

Едва комиссия вышла из автомобиля и направилась к дому старосты, дабы задать вопросы (заветное «письмецо» лежало у Михеева в нагрудном кармане), как набежала толпа крестьян. Деревенские жители недоброжелательными глазами следили за тем, как начальство выходит из автомобиля. Шум в толпе нарастал.

— Что это? — спросил Федотов у Михеева. — Откуда они взялись? Им бы сейчас в поле находиться или у себя на огороде урожай собирать… Вишь, набежали. Что им не сидится-то?

— Позвал небось кто-нибудь, — высказал предположение Михеев.

— Ну что за люди… Как будто враги к ним приехали, — поморщился Федотов и возвысил голос: — Тише, товарищи, тише! Мы просто пытаемся разобраться в ситуации!

— Ситуация ему! — послышался женский выкрик. — Явился! Иди-иди, откудова пришел!

— Това-ри-щи! — напирал Федотов.

— Волк тебе товарищ! — кричали деревенские. — Чего притащился? Заняться нечем? Ревизий у нас проводить не дадим!

— Поехали, — сквозь зубы обратился к Федотову Михеев. — Поехали, скорей… Пока они за колья не взялись!..

Федотов не верил собственным глазам. Но Михеев был прав: люди выглядели разъяренными. А здесь — Сибирь, далекое, затерянное в лесах село. И на много километров кругом — ни-че-го. Если намнут им сейчас бока — никто и не почешется. Междуреченская милиция не станет интересоваться несчастьями нефтяников. Она всегда на стороне местных. В Москву жаловаться? Засмеют в Москве.

— Черт знает что такое, — сказал Федотов, запрыгивая обратно в автомобиль.

— Конечно, их предупредили, — говорил Михеев на обратном пути. Вслед уезжающей комиссии летели смешки, улюлюканье, даже комки земли. — Иначе откуда бы они узнали? Но каковы гуси… Это все Векавищев. Это он нарушает дисциплину, мутит воду… Невозможно работать.

Федотов, поразмыслив, произнес:

— Делу ход давать нельзя. Будем выглядеть в неприглядном свете. Но припугнуть Векавищева, я считаю, необходимо. Мне он вообще не нравится. Если бы Григорий Александрович не покровительствовал ему самым возмутительным образом, я бы вообще давно турнул его с работы.

— Яков Петрович, — Михеев чуть улыбнулся Федотову, — нам нужно только за веревочку потянуть… и дело само решится. Едем к Векавищеву. Пусть ответит на некоторые наши вопросы.

Не заезжая в управление, они поставили машину возле вагончика бурового мастера.

В вагончике было чисто, светло. За столом вместо Векавищева сидел незнакомый молодой человек, одетый чисто, причесанный аккуратно. Руки у него были тоже чистые, с ровно подстриженными ногтями. Наверное, новый помбур, сообразил Федотов. Неприятное лицо — неподвижное, как будто нарисованное. И еще — плакатное. Такими и изображают молодых производственников на наглядной агитации. До черточки совпадает.

— Здравствуйте, товарищ, — поздоровался Михеев.

— Елисеев. — Он оторвался от журнала, привстал, поздоровался с вошедшими, после чего снова уселся. — По какому делу?

— Где Векавищев? — резко спросил Федотов.

Молодой человек опять поднял голову, демонстративно удивился:

— Как «где»? На работе. Где же еще ему быть?

Объяснение прозвучало упреком, и Михеев мгновенно ощутил себя тунеядцем. Ему не понравилось это чувство. И не понравилось, что новичок вроде как указывает ему.

— Ну так позовите его, — приказал Федотов. Смутить главного инженера было гораздо труднее.

— Он на вахте, — повторил Елисеев. — Я готов ответить на ваши вопросы. Прошу.

— Мы приехали получить объяснения, — срывающимся голосом начал Михеев, — по поводу использования транспорта не по назначению.

— Какого транспорта? — осведомился Елисеев.

— Тракторов. Два трактора были сданы в аренду, если можно так выразиться, жителям Макеевки для их персональных нужд. Мы только что из села, там подтвердили этот факт. Теперь нам необходимо выслушать вашу версию.

— Я вас правильно понял? — переспросил Елисеев. — Вы потратили государственный бензин и целый рабочий день для того, чтобы узнать, что мастер Векавищев помог труженикам села? Вам что, товарищи, больше заняться нечем?

— Вы хоть понимаете, — после короткой паузы поинтересовался Михеев, — с кем сейчас разговариваете?

Федотов поджал губы, предоставив младшему товарищу вести переговоры с нахалом. Сам он только запоминал и наблюдал. Пригодится — впоследствии.

— Да я прекрасно все понимаю, — воскликнул Елисеев (его лицо даже не дрогнуло). — Вот вы — главный инженер управления, товарищ Федотов. — Федотов вздрогнул. Он не ожидал, что Елисеев нанесет ему удар первым. — У вас душа должна болеть за производство.

Федотов сухо осведомился:

— А кто вам сказал, что она у меня не болит?

— Да вы и сказали, только что, — объяснил Елисеев. — А если вам нужны факты — то пожалуйста. Наша служба снабжения работает из рук вон плохо. Все требования по поставкам выполняются с опозданием или же не выполняются вовсе. По-вашему, мы просто так пишем заявки, для собственного удовольствия? Ради тренировки чистописания? Отнюдь нет! А почему такое происходит? Молчите? Я вам объясню. Потому что вы не занимаетесь своей работой. Другого объяснения не имеется.

Федотов побагровел.

— Позвольте, разве контроль моей деятельности входит в вашу компетенцию?..

Елисеев пропустил это мимо ушей.

— Разве я невнятно выразился? Или, может быть, я тихо говорю? Ладно, попробую громче. Хотя вообще-то я не имею обыкновения повышать голос, но для вас сделаю исключение. — И он действительно повысил голос. Ваша прямая обязанность — заниматься бытом буровиков. Вы готовы посмотреть наши бытовые условия? Приезжал корреспондент из «Комсомольской правды» — мы его едва не уморили. Уезжал отсюда похудевший, с синими конечностями. Не наблюдали? Ничего, в «Комсомольской правде» почитаете…