Большая нефть - Страница 23

С Галиной Марта дружила скорее по необходимости — соседки, соратницы, жены нефтяников. Они были очень не похожи. «Лед и пламень». Впрочем, сердечность Марты искупала все.

— Ой! — испугалась Марта, увидев покрасневшее, мокрое от слез лицо Галины. — Ой, Галя, что это с тобой?

— Ничего… Заходи, Марта. Я тебе сделаю чаю. У меня сегодня и пирог испечен, давай его съедим.

— Не пропадать же добру! — подхватила Марта, пристраиваясь к столу. — А ты чего зареванная?

— Да так, — отмахнулась Галина и сердито обтерла лицо платком. — Просто сегодня годовщина свадьбы. Годовщина. А он… забыл. Я для него. Марта, вообще не человек. Я какой-то аграрно-сырьевой придаток, понимаешь? Так он на меня смотрит.

— Ну что ты такое говоришь, Галка! — возмутилась Марта. — Мужики все такие. Упертые в свою работу. Взять моего Илью. Он ведь на фронте батальоном командовал. Вообще к возражениям не привык. И потом как-то на зоне ведь выжил. Тоже — характер. Железный человек. А дочки из него веревки вьют.

— У тебя хоть дочки есть, — вздохнула Галина.

— А тебе кто мешает? — удивилась Марта.

Галина налила ей чаю, нарезала пирог, подала на блюдце. Марта охотно принялась за пирог.

— Хорошо печешь, Галина, — похвалила она.

— Кто мне мешает? — вернулась к предыдущей теме Галина. — Да я сама себе и мешаю… Не уверена я. Марта, что хочу с Григорием до конца жизни жить.

— Как это? — Марта едва не подавилась пирогом. — Да что ты такое говоришь!

— То и говорю… Я давно уже об этом думаю.

— Жалеешь, что замуж за него вышла?

— Может, и жалею… Не знаю я, Марта. Иной раз надо бы мне и смолчать, иной раз — потерпеть и подождать, вникнуть в его дела. Но я устала. Я хочу жить и для себя тоже, не только для него. Понимаешь?

— Не нравится мне, куда ты клонишь, — нахмурилась Марта. — Эдак и до развода недалеко.

— Эта мысль перестала меня пугать, — сказала Галина. — Не осуждай меня, Марта. Посиди со мной, выпей чаю. Расскажи о детях. Какие книжки они сейчас читают? «Два капитана» ты им уже давала?

Григорий Александрович действительно забыл о годовщине свадьбы. Он вообще плохо помнил даты. Пробовал записывать в календаре, но какое там! В календарь он не заглядывал — некогда было. Дни летели один за другим, как осенние листья под ветром. Только успевай примечать, как мелькают!

Впрочем, в тот день, когда Галина ждала его к праздничному ужину, он действительно ехал домой. Торопился, хотел выспаться. И…

От Междуреченска, с той стороны, где располагался балочный поселок нефтяников, приметил серый, грязный дым. Выругался, развернул «газик».

— Пожар! Опять! Когда это кончится!..

Больше всего Буров боялся, что будут человеческие жертвы. Он понимал: раз за разом их по счастливой случайности проносит мимо большой беды. Но в какой-то момент может и не пронести. Нельзя постоянно надеяться на «авось».

Он остановил «газик» и бросился к горящим домам. Горело сразу четыре дома, точнее — три полыхало и четвертый угрожающе дымился. В наступающих сумерках метались люди, из рук в руки передавали ведра с водой. Рядом с Буровым приплясывал молодой человек в незавязанных ботинках на босу ногу. Спал, наверное, и выскочил как пришлось. Буров передал ему ведро с водой.

Неожиданно рядом с Буровым объявилась Дора Семеновна — в ночной рубашке и толстом платке из козьей шерсти.

— Ой, сгорят, сгорят вещи! Сгорят! — повторяла она. — Григорий Саныч, видишь, что творится? Горим! Как спички, горим! Ой! — вскрикнула она вдруг тонким, пронзительным голосом. — Ой, человек в окне, вон там! Григорий Саныч, человек!..

Буров и сам видел, как в окне, на фоне пылающего пожара, мечется темная человеческая фигура. Затем из окна вывалился, дымя, чемодан, вслед за ним — корзина. Буров кинулся к горящему дому… Балки затрещали и обвалились.

— Ой! — опять вскрикнула Дора Семеновна, а какая-то женщина громко заплакала и закричала:

— Саша!

Взметнулся столб огня — упала крыша. Но Буров успел раньше. Обнимая за плечи по-медвежьи, волок на себе кашляющего человека. На том горел толстый ватник. Буров сбил его с ног, так чтобы он упал на спину и придавил пламя.

— Цел! Цел! — кашлял человек.

— Саша! — вопила в толпе женщина.

С чудовищным треском обрушились дома, погребая под собой все, что не успели вынести.

С визгом затормозила еще одна машина, и оттуда вышел Михеев. Его чистое, не покрытое копотью лицо казалось каким-то чужим, точно принадлежало инопланетянину.

Михеев отчужденно посмотрел на пожар. Буров сунул руки в ведро с водой, которое уже не пригодилось при тушении, плеснул на себя, чтобы хоть немного смыть грязь.

«Принесла нелегкая, — покосился он на Михеева. — Как всегда, к шапочному разбору руководить приехал».

— Григорий Александрович, — отчетливо произнес Михеев, глядя на растрепанного, мокрого Бурова как на напроказившего школьника, — вы отдаете себе отчет в том, что это уже второй пожар за неделю?

Буров молчал.

— Необходимо доложить руководству и принять экстренные меры, поскольку дальше так продолжаться не может, — заключил Михеев.

— Какого лешего ты здесь делаешь? — неожиданно заорал на него Буров. — Что, в теплом управлении не сидится? Начальника изображать прибыл?

— Григорий Александрович, если неотлагательные меры не будут приняты, то я вынужден буду написать докладную записку…

— А людей мне на улицу выгнать жить или как, пока они там будут решать, что делать? — осведомился Буров.

Теперь настал черед Михеева угрюмо отмалчиваться.

— Ну что, нет решения? — наседал Буров. — Лично у тебя — нет? А если нет, то и не лезь ко мне с советами, что и как делать и кому чего докладывать. Я понятно выразился?

— Григорий Александрович, — сказал после паузы Михеев, — в Москве там что-то переиграли. В общем, Косыгин приезжает через три дня. Уже через три.

Буров тихо выругался и бросил:

— Я в управление.

— Вытри лицо, — всполошилась Дора Семеновна. — Ты как черт со сковородки, Григорий Саныч, на тебя глядеть страшно.

— Ничего, в управлении переоденусь, — на ходу бросил Буров. Он спешил к машине.

В управлении его уже ждали. Ждали, надо отметить, терпеливо, пока он умывался и менял замызганную штормовку на костюм умеренной элегантности. Когда Буров вошел в кабинет, от его волос едко пахло дымом.

Он остановился, быстро обвел глазами собравшихся. Дорошин выглядел виноватым — хотя почему бы? Михеев тайно торжествовал. Банников явно уже имел какой-то заранее заготовленный план действий. Жаль только, что невыполнимый. Главный инженер Федотов… Вот кто Бурова терпеть не может. Как говорится, не сработались на сто процентов — сразу и без вариантов.

Буров решил начать первым. А потом пусть высказываются.

— Я только что с пожара.

— Кстати, у нас на объекте работает журналист из Москвы, — вставил Дорошин. — Не то чтобы я сильно беспокоился, как мы выглядим в глазах корреспондента, нас не это должно беспокоить, — но хотелось бы побольше положительных впечатлений.

— Да, журналист там был, — хмыкнул Буров. — В тапочках на босу ногу. Героически таскал ведра. Вникал в суть наших бытовых условий на полную, так сказать, катушку! Но я теперь меньше всего беспокоюсь о журналисте. И о Косыгине, кстати, тоже. Меня волнуют в первую очередь люди. Наши люди. Необходимо навести порядок в балочном поселке. В самое ближайшее время. Какие будут предложения? Высказывайтесь, товарищи.

К удивлению Бурова, первым слово взял не Банников, а главный инженер Федотов.

— Григорий Александрович, лично я считаю, что необходимо немедленно вылетать в Москву и просить о дополнительных лимитах на строительство домов для нефтяников. Пока будут балки — будем гореть.

— Что нам ответит Москва, полагаю, вы знаете? — сказал Буров, сердясь на Федотова за то, что тот прав. Пока будут балки — будут и пожары.

— Я догадываюсь, — с нажимом произнес Федотов. Обтер платком лысину. Видно было, что тема его сильно беспокоит. — Вы напрасно сдаетесь, не начав борьбы, товарищ Буров. Надо обивать пороги. Просить, настаивать. Снова и снова! Без этого — никак.