Большая любовь майора Никитича - Страница 4
Откуда ж их притащили?
Дело-то не легкое.
Явно на машине везли.
У кого в деревне есть машина?
А!
Черт!
Да разве ж меня об этом просили?
Какого черта я тут уже чуть ли не план расследования составляю?
Меня в реке искупали, потом по хребту отходили, да еще и наорали, что я в чаях ничего не понимаю…
Да гори оно все синим пламенем!
И ничего больше не сделаю!
И не поеду туда!
И не скажу ей ничего!
Сажусь в свой внедорожник, раздраженно хлопаю дверью, оглядываюсь…
Машина должна была быть своя. В чужой или в такси такое не увезешь.
Своя! Или, как вариант, служебная!
Довольно хмыкаю, завожусь и трогаюсь в путь.
Вот светофор и там на объездную. Домой. В Москву. В душную квартирку с окнами на шумную улицу…
А какой восход был на реке!
.
Марийка
В городе проторчала сколько могла.
И пообедала, и на набережную сходила.
Когда-то я любила тут гулять, а сейчас вот смотрю и думаю: и что за прелесть – берег реки в дерево забирать! Будто край бассейна, а не речка. Вроде как и не природой сделано.
Но удобно, конечно. И чисто.
С колясками гулять хорошо.
Последняя мысль особенно ранит, и я понимаю, что торчать тут уже нет смысла. Перестал мне нравиться город.
Иду до автостанции, сажусь на автобус в свою сторону.
Наш, деревенский, должен быть только через час, но можно сесть на проходной. Там с трассы дойти-то всего ничего – километра два.
Вот и потряслась в обратную дорогу.
Солнце как раз клонится к закату, и я с усмешкой думаю, что как внуку дед Витиному обещала, на заходящем солнце мазь мешать и буду.
Деревню я люблю.
За тишину, за простор, за то, что все заняты. Никому до тебя дела нет.
Наверное.
Кажется.
Только.
Мне померещилось, или Мирониха мне вслед как-то странно смотрит?
А Егоровна вот косится да шепчет что-то. Того и гляди, сейчас креститься начнет. Ой… И правда крестится!
А Лидка-продавщица глазами вперилась, подбоченилась, будто драться собралась!
– Мань, ты далече ездила?
Ни тебе привет, ни здравствуй.
Та самая Лидка допрос устроила.
– А что, я тебе докладывать должна? – отвечаю ей ее же тоном.
– Мань, ты нам в деревне тут не чуди! – идет в наступление Лидка.
– Что значит “вам”? – вскидываю подбородок. – Я тут живу так же, как и вы!
– Так и живи! А не мертвечину разводи?
– Что? – у меня аж сама собой челюсть упала.
– Что слышала! – и Лидка, гордо развернувшись, удалилась на крыльцо своего магазина.
Мертвечину?
Это она про…
Про…
Опарыши!
Ах ты ж, Андрейка!
Ах ты ж….
Так вот чего ты задержался!
Ты пошел с деревенскими языками почесать!
Я ж сказала!
Я ж просила!
Ну кто еще, если не он?
Никто ж не видел!
Никто не знал!
Только он мог!
Залетаю домой, подхватываю телефон, быстро нахожу нужный мне номер…
Ну, Соколовский, держись!
Ну я тебе покажу!
Глава 5
Марийка
– Але! Костя? Привет!
Звоню парнишке, с которым вместе работали в аптеке. Он у нас был что-то вроде айтишника, слесаря и носильщика в одном лице. Еще иногда за пироженками бегал. А мне, бывало, и цветы приносил. Такие трогательные букетики от бабушек.
Девчонки меня подначивали, что я такого ухажера теряю!
Он-то и правда смотрел на меня всегда щенячьими глазами. Даже когда я попробовала лечиться от бесплодия и расплылась на гормонах.
А я вот всегда к нему относилась как к брату.
Он и младше. Ему еще и тридцати нет. Но, казалось, что это его совсем не смущало. Поэтому я всегда старалась держать дистанцию.
После того как я развелась и уехала из города, это стало делать очень легко. Но сейчас он мне очень нужен! Я почти уверена, что Костя легко достанет нужные мне данные!
– Кость, не в службу, а в дружбу, пробей мне данные одного человечка, – воркую в трубку я. – Клянусь, ничего плохого не задумала, просто поблагодарить хочу за одолжение! Да! Да! Соколовский Андрей Никитич. Тысяч девятьсот *** года рождения. Да, я понимаю, что распространенное имя. На нем должен быть зарегистрирован дом. Тут у нас. В Верхних Долах. Ага! Жду.
Отбиваю звонок и, громко шмыгая, иду домой.
Что ж это получается?
Я тут в деревне себе три года имя зарабатывала. Помогала, чем могла, считай, даром. Была им и психологом, и урологом, и один раз даже повитухой, а теперь! Одного идиотского случая хватило, чтобы у меня за спиной шушукаться начали! Ох, как же я старалась откреститься от колдовства! Всех убеждала, что знахарка я, знахарка! От слова “знать”! Но нет. Деревня есть деревня. За глаза меня звали Ведьмой. А кое-кто и в глаза.
Я еще и до своей калитки дойти не успела, как телефон призывно завибрировал в руке.
Костя!
Быстро он.
– Да! Слушаю, – отзываюсь бодро. – Ни на ком нет дома? – как это так. – Не переоформил с дядьки еще, наверное. Не, инвалид второй группы, это не он! Мой здоровый… Водитель трамвая? Тоже не похож. Кто? Кавалер ордена за отвагу? Лучший следователь центрального округа? – внутри что-то сворачивается в веселую пружинку. – Этот совершенно точно мой! – произношу уверенно. – Ага, телефона мне хватит…
Отбиваю звонок и тут же, не убирая трубку, тыкаю в присланный номер.
Ну ты у меня сейчас получишь, товарищ герой!
Гудок, второй, третий…
– Соколовский слушает! – отзывается телефон бодрым и как будто незнакомым голосом.
– Андрей? – уточняю для верности.
– Марьяшка? – голос сразу становится родным, будто даже веселым. – Откуда мой номер узнала?
– А так же ж разве у нас есть тайны? – восклицаю, ничего не стесняясь. – У нас же все всё про всех знают! – продолжаю радостно. – Даже когда просят помолчать – все равно все всё знают!
– Это ты сейчас о чем? – напряженно уточняет Соколовский.
– Это я о том, что в деревне мне сейчас в спину плюют! Я же для них почти ведьма! А тут история с этой мерзостью! Ты о чем думал, когда языком трепал? Тебе хорошо! В дорогую тачку прыгнул и укатил! А мне тут жить! И больше негде! Ты вообще ничего не понимаешь что ли?
– Так! Стоп!
– Ты себе “Стоп” скажи! Перед тем, как языком трепать.
– Синицына, молчать! – рявкает Андрей так, что я вдруг становлюсь по стойке смирно. – А теперь медленно и разборчиво. Что случилось?
– Что случилось? – отмираю я. – Случилось то, что ты умудрился все-таки сболтнуть в деревне про червей этих!
– Опарышей, – поправляет он спокойно.
– Да плевать! – ору я. – Мне тут уже высказали, что от меня мертвечинкой несет…
– Маш, – тихо, но очень напряженно начинает Андрей, – я тебе гарантирую, что с утра никого из деревенских не видел, и меня тоже никто не видел! Поверь, я умею такие вещи замечать. Я был один на реке.
– Да! И кто же тогда? – возмущенно упираюсь свободной рукой в бок.
– Думай, Марийка, думай! – он сейчас звучит, как мой учитель по физике.
– О них знали только ты да я! – возмущенно взмахиваю рукой.
– Есть еще один человек… – загадочно тянет Соколовский.
– Кто? – совершенно не хочу играть в “Что? Где? Когда?” Сегодня.
– Тот, – Андрей делает странную паузу, – кто принес их в твой дом.
И я замираю…
Внутри вдруг холодеет, а горло перехватывает колючий комок… И сердце бьется так, что я его сама будто слышу…
– Они же не сами завелись на твоей кухне, – все тем же учительским тоном продолжает Соколовский. – Даже если бы ты была первостатейной замарашкой, а это совершенно не так, судя по твоим полотенцам, то такая гадость в твоем доме появилась бы совершенно в другом количестве… Марий, я вынес сегодня шесть ведер опарышей. Это, как если бы у тебя в подвале было бы потайное кладбище… – и вдруг его тон меняется. – У тебя там трупов, случайно, нет?
– Да иди ты! – ору в телефон на всю улицу.