Болотный Тигр - Страница 1

Розамунде Морли снился сон: будто она скрепляет своей подписью документ, по которому становится владелицей Герон-Милл – мельницы и дома с небольшим подворьем, где она и жила сейчас с отцом и старшей сестрой Дженнифер. Причем документ этот – не купчая, а дарственная она получает мельницу в дар от дяди Эдварда. В других случаях в роли щедрого дарителя выступал ее кузен Клиффорд – он преподносил ей мельницу и себя впридачу в качестве мужа. Этого эпизода девушка ждала с огромным нетерпением.

Сон стал привычным, обжитым, как ее спаленка. Как правило, знакомый сюжет начинал раскручиваться на ранней стадии сна. И если бы однажды утром Розамунда проснулась и осознала, что этой ночью он не снился, она была бы удивлена и встревожена.

Нынче все шло своим чередом – до определенного момента Она поставила свою подпись, поцеловала дядю (сегодня была его очередь дарить ей мельницу), а затем, повернувшись к нему спиной, выбежала из гостиной, пересекла коридор и добежала до лестницы, ведущей вниз, к входной двери. За дверью до самой реки простирался сад. Река в этом месте была довольно узкой – в сущности, даже не река, а неширокий рукав, отходящий от Брендона, – но все равно приходилось переправляться через нее на пароме. Паромом служила выкрашенная в красный цвет плоскодонка. С крыльца ее не было видно – только поблескивала на солнце цепь, соединившая берега.

Сон все еще развивался по знакомому сценарию: Розамунда на минутку задержалась на крыльце, а затем сбежала вниз и вскарабкалась на башню старой ветряной мельницы. Там она выскочила на шаткий балкон и, стоя на расстоянии вытянутой руки от подгнивших крыльев деревянного ветряка, запрокинула голову и звонко рассмеялась. Отсюда во все стороны – если не считать небольшого леска близ Торнби – насколько хватало глаз, простиралась равнина с чередованием желтых, красных, коричневых и черных пятен такого насыщенного цвета, что ни один художник не передал бы на холсте это сочное буйство красок Они, эти пятна, перемежались серебряными ленточками рек. Слева от Розамунды в отдалении виднелись заросли камыша – то было устье Брендона. Правее – гораздо, гораздо правее – серебро тускнело, пропадая в зарослях камыша, а то и подлеска на высоких берегах реки Уисси. Если же смотреть прямо перед собой, взгляд упирался в блестевшую на солнце полоску Большого Уза. Если идти вдоль извилистого берега Брендона, путь туда занимал целых два часа, зато напрямик, мимо Торнби-Хауза, до него было каких-то шесть миль. Уз величаво катил свои воды в море, встречая на пути одну-единственную преграду в виде Денверского шлюза.

Обычно в этом месте сна Розамунда отрывала взор от пейзажа и, независимо от того, видела она его или нет, выкликала: "Эндрю! Эй, Эндрю! Привет!" И он появлялся, сидя на тракторе, посреди одного из своих полей, и кричал в ответ: "Привет, Рози!"

Хотя близлежащие угодья Эндрю Гордона располагались всего в миле от мельницы, в той же стороне, что и Торнби, Эндрю с трактором почему-то оказывался ниже, и она улыбалась ему, облокотившись на подгнившие перила. В этот момент подле Эндрю, как правило, появлялась сестра Розамунды, Дженнифер – она восседала рядом с ним на тракторе. Розамунда махала им обоим, а затем сбегала вниз по расшатанной лестнице, невероятно счастливая от того, что у Дженнифер есть Эндрю, а у нее – Герон-Милл.

Сойдя вниз, Розамунда знала: здесь ее поджидает отец с добродушной улыбкой на лице. Она радостно помашет ему дарственной. Так случилось и на этот раз, однако дальше привычный ход сновидения был нарушен. Дарственная каким-то образом оказалась в руках у отца; он поднес к уголку зажженную спичку. Плотный, сухой лист бумаги начал потрескивать; дым заслонил от Розамунды лицо отца. Она закричала: "Нет! Нет, папа, не надо! Ты сам не понимаешь, что делаешь!" – и вцепилась в него, пытаясь отобрать документ, спасти хотя бы остатки.

– Рози! Проснись! Ты меня слышишь?

Она резким движением села на кровати.

– Что? Что случилось?

– Проснись! – взывала Дженнифер. – Скорее вставай, Рози! Дом вот-вот вспыхнет!

Розамунда подхватилась.

– Где? Где горит?

– Папа… от его кровати идет дым. Я пыталась растолкать его, но едва не задохнулась.

В два прыжка оставив сестру позади, Розамунда выбежала в коридор. Навстречу хлынули едкие клубы дыма, вырывавшиеся из-под двери спальни в другом конце коридора.

Всего лишь несколько секунд назад, во сне, Розамунда ощупью искала отца в клубах дыма, и вдруг это стало явью. Девушка ворвалась в спальню.

– Папа! Про… – она закашлялась, поперхнувшись дымом, и повернулась к Дженнифер.

– Потащили!

Вдвоем они стянули безвольное, отяжелевшее тело отца на пол и, пятясь, поволокли к двери и дальше, на лестничную площадку.

Там Розамунда опустилась на колени и, держа в ладонях взъерошенную седую голову, взмолилась:

– Папа, очнись! Просыпайся, дорогой! Внезапно ее лицо озарилось радостью.

– Дженнифер, он почти нормально дышит. Закрой ту дверь… Нет, погоди… – она бережно опустила на пол голову отца. – Нужно срочно выбросить матрас!

Вдвоем они сняли с кровати дымящийся матрас и понесли к окну. Розамунда подивилась: огонь повредил только наволочку. Они с трудом протолкнули матрас через узкое окно. Когда от первого же порыва ветра он целиком воспламенился, у сестер одновременно вырвался возглас ужаса.

– Боже! Ведь он мог… – Розамунда на мгновение прикрыла глаза и вдруг устремилась обратно, на лестничную площадку.

Генри Морли лежал все в том же положении. Девушки беспомощно смотрели на него.

– Не дай Бог, умрет, – молвила Дженнифер.

– Замолчи!

– Но что же делать? У нас не хватит сил поднять его.

– Попробуем. Берись за ноги.

Дженнифер послушно взяла отца за ноги, а Розамунда ухватила под мышки. В следующее мгновение стало ясно, что им остается только одно: тащить его по полу.

– Так не пойдет, – вздохнула Розамунда. – Нам одним не справиться. Сбегаю-ка я за Эндрю. Кстати, оттуда позвоню доктору. Только бы Эндрю уже вернулся с выставки! Только б вернулся!

– Гори оно синим пламенем!

Это была обычная формула, к которой Дженнифер прибегала в минуты сильного душевного волнения, однако в данной ситуации она приобрела зловещий смысл. Розамунда прикрикнула на сестру:

– Прекрати сейчас же! – словно не она была на два года моложе Дженнифер, а наоборот. Но так было всегда: именно она, Розамунда, вот уже много лет являлась главой семьи. Даже если бы Дженнифер не хромала… По правде говоря, эта хромота была почти незаметна… Но все равно сестра ни за что на свете не отважилась бы пробираться ночью по болотам – даже в полнолуние. Поэтому Розамунда скомандовала:

– Достань из комода несколько одеял. Сейчас тепло, но вдруг к утру похолодает? Я возьму фонарь.

Они давно ввели в обычай оставлять зажженным ночник – на всякий случай. Временами Розамунда испытывала сильное искушение сэкономить масло, но теперь радовалась, что не поддалась ему, не совершила опрометчивого поступка. Она поднялась в свою комнату и прямо на пижаму натянула широкие брюки; сунула ноги в сапоги. Потом вернулась за фонарем, но спохватилась: ведь тогда Дженнифер останется в кромешной тьме, а для нее это так же страшно, как идти ночью по болоту. Зажигать же керосиновую лампу было некогда, поэтому Розамунда заключила:

– Обойдусь без фонаря. На улице светло, как днем.

Дженнифер явно испытала облегчение.

– К твоему приходу зажгу все лампы. Только, пожалуйста, Рози, не задерживайся!

Не говоря больше ни слова, Розамунда спустилась по лестнице в темную прихожую, ощупью миновала стол с латунными украшениями, открыла шкаф и вынула короткое пальто. Просунув одну руку в рукав, отперла входную дверь.

Столь любимый ею ландшафт был залит лунным светом, но на этот раз он не тронул ее сердца, переполненного горечью и раздражением. На память пришло вечное хныканье Дженнифер. Ну в самом деле – кому нужны сельские красоты, если приходится жить без телефона, электричества и водопровода? Даже ни одной полноводной реки поблизости. Поэтому они вынуждены пить воду с подозрительным привкусом из колодца, а для купания таскать ее ведрами из реки в старенькую, с поросшими осокой стенами, баню позади дома… Права Дженнифер, ох, как права!