Бокал крови и другие невероятные истории о вампирах - Страница 28

— Все закончилось, — с нотками ликования произнес низкий звучный голос. — Давно уже я охотился и продолжал надеяться, а сегодня понял, что из вас получится хорошая приманка. Так что приготовился и пошел следом. — Он достал что-то из кармана. — Кол в сердце и святая вода подошли бы лучше, но крест из боярышника, огонь и вот это растение, — он бросил в огонь пригоршню чеснока — сделают свое дело. Он… Стэнлас или Максим, или как там этот монстр себя еще называл — больше не будет рыскать по свету в поисках добычи.

Я с трудом поднялся. В очаге будто что-то прошмыгнуло. Я посмотрел. Умирающее пламя, которое теперь источало чесночный смрад, полнилось темными, жирными хлопьями пепла — явно не от дерева. Из них выползло что-то маленькое… может, крыса или ящерица. Не успел я рассмотреть это существо получше, как мой спаситель посохом загнал его обратно в огонь. Больше оно не появлялось.

— Возможно, это была его проклятая душа, — пояснил он. — Не бойтесь, вот увидите, все образуется. До русской революции я был в Москве священником и этих тварей изучал. К рассвету в очищающем жаре костра сгинет последняя частица его богомерзкой плоти, последний осколок костей.

Он нагнулся и начал собирать половицы.

— Вы священник? — тупо повторил я. — Еще до вашего прихода, я начал кое-что понимать. В рассказе говорилось, что он хотел быть сожженным.

— Я знал об этих бумагах, но не трогал их из опасения его насторожить. Древние легенды — вовсе не легенды, а быль, которую мы отрицаем из страха. В своем первом воплощении Стэнлас был волколаком… оборотнем. Перед смертью он, наверное, отчаянно надеялся на спасение и потому попросил его сжечь. Знал, что если умрет без мук и тело останется целым, он все равно останется жить упырем, то бишь вампиром, по-вашему.

Он бросил охапку дров в огонь, и тот затрещал, радуя нас своим ярким светом и теплом.

— Сын мой, — сказал священник. — Страх Божий всегда должен быть пред очами нашими[38].

В тот день, когда Пьер Бодру пришел к замку Марниваль, во всех окрестных деревнях звонили в колокол; казалось, все оделось в траур, а на улицах небольшого поселка господствовала торжественная воскресная тишина. Пьер с любопытством обратился к старику, стоявшему у ворот, опершись на палку.

— Что здесь случилось? Почему в будни звонят колокола и куда девались все люди?

— Как? Вы не знаете? Вы, вероятно, не здешний? Сейчас хоронят графиню Марниваль. Муж ее был тоже офицером, капитан, прекрасный человек. Он безумно любил графиню и подарил ей много великолепных бриллиантов. Из них можно было бы устроить целый музей… Если бы вы видели…..

Глаза Пьера горели.

— А кому они достанутся теперь… эти бриллианты?

— Разве вы не знаете? Ах да, ведь вы не здешний. Графиня пожелала, чтобы ее непременно похоронили в ее бриллиантах.

Лицо Пьера Бодру покрылось смертельной бледностью. Он судорожно сжал свою толстую палку, но глаза продолжали смотреть вдаль как будто совершенно равнодушно.

— Да, да, — продолжал словоохотливый старик, — гроб, что теперь опускают в графский склеп, содержит не только останки графини, но и целое состояние.

Теплая августовская ночь. Ясное небо горело бесчисленными звездами. Все погрузилось в сон и только изредка тишина нарушалась хриплым криком ночной птицы.

Тихо и осторожно крался человек к склепу графини Марниваль. По временам он с испугом останавливался, прислушиваясь к неожиданному шуму или шороху, и затем, озираясь по сторонам, продолжал путь, пока не достиг, наконец, цели. Человек этот был Пьер Бодру. Хладнокровно спустился он в склеп и укрепил вокруг гроба веревку, потом вылез и стал тянуть веревку вверх. Пот градом катился с его лба, все мышцы сильного тела были напряжены. Но вот у него вырвался вздох облегчения: гроб показался на поверхности. Он схватил его сильными руками и поставил возле себя. Пьер перевел дыхание и принялся открывать крышку гроб. Наконец, он увидел драгоценности: на груди — жемчужное ожерелье, два громадных бриллианта в ушах, на пальцах кольца… кольца… Стоя на коленях и дрожа, как в лихорадке, преступник прятал эти драгоценности, одну за другой, в свои карманы. Только одно кольцо он никак не мог снять с пальца, и как раз самое лучшее, может быть, самое драгоценное из всех!..

Одно мгновенье он колебался, но потом вытащил из кармана нож и приготовился отрезать палец вместе с кольцом. В эту минуту воздух огласился криком ужаса: мертвая пошевелилась. Вампир в страхе вскочил, думая, что это галлюцинация. Стуча зубами, стоял он, готовый снова броситься на графиню, чтобы водворить ее в мир смерти. Но мертвая медленно поднялась и глаза ее, блеснувшие в темноте, устремились на преступника.

— Стой! — прозвучал голос в тишине ночи, и Пьер, точно преследуемый фуриями, бросился бежать, обезумев от ужаса.

Когда на следующее утро графиня, среди всеобщего ликования, вернулась в свой замок на дороге был пойман вор по имени Пьер Бодру, как гласили найденные при нем бумаги.

Он был сумасшедший.

В округе только о том и судачили. Диво дивное! Каждый ли день случается так, что семидесятилетний старик идет к алтарю с пятнадцатилетней девушкой!

Да, истинная правда! Инесине, племяннице священника Гонделле, едва исполнилось пятнадцать и два месяца, когда собственный дядя, в церкви Нуэстра Сеньора дель Пломо, что в трех лигах от Виламорты, благословил ее брачный союз с доном Фортунато Гайосо, семидесяти семи с половиной лет от роду, согласно записи о крещении. Инесина просила лишь провести церемонию в святилище, ибо она поклонялась Богоматери-дель-Пломо и всегда носила ее ладанку из белой фланели с голубым шелком. А поскольку жених никак не мог — вот беда! — подняться на своих двоих по крутому склону, ведущему к церкви от дороги между Себре и Виламортой, равно как и сесть на лошадь, два здоровых работника Гонделле взяли громадную корзину для сбора винограда, усадили туда дона Фортунато и принесли его в храм прямо на этом королевском троне. Ну и смеху-то было!

Правда, в игральных заведениях, лавках и прочих, скажем так, кругах Виламорты и Себре, а также на папертях и в ризницах прихода, пришли к выводу, что Гонделле очень долго охотился за женихом и что Инесина выиграла главный приз. Ну что можно сказать об Инесине? Давайте-ка на нее посмотрим. Свежая, молодая и жизнерадостная девушка с горящими глазками и щеками, словно розы, а толку с того! таких сколько угодно в Силь-аль-Авейро! Но другого такого богача, как дон Фортунато, не сыскать во всей провинции. Может, он свои деньги честно заработал, а может, и нет — кто знает, какие истории скрываются под крышками чемоданов тех, кто возвращается из Нового Света с тысячами дуро, но только… тсс! кто станет разнюхивать, откуда взялось состояние? Деньги — как погожие деньки: ими наслаждаются и не спрашивают, откуда они взялись.

Богатство сеньора Гайосо подтверждалось крайне достоверными и надежными сведениями. В одном только филиале банка Ауриабелла лежали в ожидании выгодного вложения примерно два миллиона реалов (в Себре и Виламорта еще считают на реалы). Гайосо, не торгуясь, покупал по всей провинции земельные участки; в Виламорте, на площади Конституции, он приобрел три дома, снес их и воздвиг на их месте новое и роскошное здание.

— Разве этому старому дураку мало семи футов земли? — спрашивали в казино насмешники и завистники.

Можете себе представить, что они прибавили, когда начали распространяться странные слухи о свадьбе и все узнали, что дон Фортунато не только щедро одарил племянницу священника, но и сделал ее своей единственной наследницей. Стенания близких и далеких родственников богача вопияли к небесам; поговаривали о судебных исках, о старческом слабоумии, о заключении в сумасшедший дом. Но дон Фортунато, хоть и выглядел очень престарелым и сморщенным, как пересохший изюм, сохранял ясность ума и прекрасно управлялся с делами; оставалось только предоставить его самому себе и надеяться, что должным наказанием старику послужит его собственное безумие.