Бойня 1993 года. Как расстреляли Россию - Страница 5

Как деревенщики пришли к власти в некоторых республиках, так некоторые московские либералы стали «при власти» после переворота 1991 года. Но еще раз подчеркну – это были очень советские люди, которые очень по-разному понимали коммунистическую идею, но с самой идеей или вообще не спорили, или хотели заменить ее другой сверхидеей.

Вокруг многих членов ЦК группировались то писатели-деревенщики, то истеричные «разоблачители Сталина», то местные националисты… прекрасный показатель того, что номенклатура и интеллигенция далеко не во всем противостояли друг другу. Дети идеологического общества, они и объединялись по главному критерию – по разделяемым идеям.

И сами по себе «красные коммунисты», ездящие в красных трамваях, рвущие в очередях друг у друга красную колбасу, тоже разбивались на клубы по интересам, в том числе по политическим интересам.

В годы правления Брежнева важнейшей цементирующей идеей стали споры вокруг личности Сталина и оценки всего его правления.

Для либералов и всех «передовых» людей Сталин был мерзким чудовищем. Для очень многих других – великим человеком, чьи замечательные дела оболганы политическими пигмеями. Отношение к Сталину во многих кругах становилось лакмусовой бумажкой: «свой» или «не свой».

Интеллигентский обер-зубоскал, певец и бард Юлий Ким пел забавные такие песенки про смешного и глупого Брежнева, который хочет подражать отвратительному кровавому Сталину. Песенки пелись для кухонного употребления в компаниях «своих». Стать открытым «диссидентом» Ким боялся. Потом, в «перестройку», «протесты интеллигенции» выплеснулись на страницы прессы, на радио и телевидение, но песенки Кима уже никому не были интересны.

Споры о Сталине и его наследии (и в ЦК, и на кухнях) стали ярким явлением всех 1980-х годов.

Советские люди всегда разбредались в группы и группочки «по интересам»… чем дальше, тем разбредались активнее. Темами споров становились и экономика, и отношение к Западу и теории Льва Гумилева, и паранормальные явления… Считалось глубоко интеллигентным признавать, что «что-то есть» и что теория Гумилева – не марксистская. Сплотившись на сей могучей идейной базе, советские люди удовлетворенно напивались на кухне, на даче или в туристическом походе под бренчание скверной гитары. И все были счастливы, все жили ценной до полного одурения общественной жизнью.

Глупо представлять это сообщество подсоветских людей второго-четвертого поколений и врагами советской власти, и убежденными коммунистами. 99 % не были ни теми, ни другими. Люди осмысливали себя и жизнь в навязанных им идеологических формулах – других-то ни у кого не было. Деревенский дед, доивший корову, тем самым «выполнял продовольственную программу». Крепкий дядя, доставлявший в милицию хулигана, «сотрудничал с органами». Даже молодая женщина, родившая второго или третьего ребенка, «давала стране новых работников». Советский человек поневоле мыслил идеологическими штампами, но это не делало его ни марксистом, ни коммунистом.

Было все, что угодно. Были национал-социалисты и фашисты, были истовые либералы, арийцы, неоязычники и евразийцы, социал-демократы и анархисты, эсеры и еврокоммунисты… Кого только не было в числе советских интеллигентов, кто только не собирался на кухнях, не пил водки со вскрикиваниями и невнятными угрозами Бог знает кому.

Вот кого почти не было – это трезвомыслящих людей.

Тут надо оговорить очень важную вещь: чаще всего политическими партиями в позднем СССР называли не столько политические движения, сколько субкультуры.

Партия имеет свою политическую платформу: представления о том, какая модель экономики и общественного устройства лучше других. При этом на образ жизни членов партии и вообще членов общества партии глубоко наплевать. Тори и вигов в Британии интересовали способы сбора и распределения налогов, но совершенно не волновало, что говорят о разных системах налогообложения отцы Церкви и соответствуют ли их системы налогообложения космическим законам эволюции Вселенной. Поэтому консерваторы-тори и либералы-виги и были политическими партиями, а не идеологическими группировками.

Еще меньше тори и вигов волновало, спят ли после обеда их приверженцы, совершают ли они прогулки на берег моря и используют ли в пищу свежие помидоры (или соленые грибы… неважно что). То есть их не волновало, какой образ жизни ведут их сторонники и противники. А вот «советские партии» очень волновались по этому поводу.

«Свои» должны тусоваться со «своими»! Они должны быть все время на виду! Они должны поддерживать «своих» и ритуально ненавидеть «чужих»! Они должны говорить ритуальными формулами, из самих произнесенных слов становится ясно, «свои» они или «чужие». Для либерала «свой» не может называть Сталина великим государственным деятелем. Для «патриота» советского разлива «свой» не может говорить о «жестоких сталинских репрессиях».

Фактически в СССР формировались не политические партии, а субкультуры – сообщества людей, похожих психологически и мировоззренчески, ведущих похожий образ жизни и имеющих сходное отношение к событиям и деятелям отечественной истории.

В том числе и поэтому революция 1986–1993 годов была до такой степени бесплодна. Крику много, идейная борьба по всем фронтам, все больше и больше критики советского строя, самой советской идеи… До 1988 года критиковали по большей части злодея Сталина, клянясь в верности заветам Ленина и ленинским принципам. С 1988 года начали критику и Ленина. До 1989 года в открытой печати практически не обсуждалась перспектива распада СССР. К концу 1989 года центральные средства печати с недоумением констатировали: «Литва «уходит»…

За 3–4 года, с 1986 по 1989-й, СССР прошел путь от скованной дикими ограничениями партийной деспотии, где запрещено почти все… до государства практически без цензуры, анархического до предела, где не запрещено почти ничего. Но важно уточнить – в какой именно области жизни и что именно не запрещено?

Самым заметным и самым важным следствием революционных событий 1986–1991 годов стал распад СССР. На протяжении всех революционных лет связи между регионами огромной страны только ослабевали. Очень часто из этого делают вывод – иначе и не могло быть, распад СССР глубоко закономерен.

Но посудите сами: связи между республиками СССР и вообще всеми регионами уменьшались и ослабевали по двум причинам.

1. Местные «элиты», а попросту говоря, местный партхозактив почуял в национализме способ прийти к власти. Уже не в роли исполнителей воли «центра», а в роли глав независимого государства… Для них это было то же самое, что для средневекового рыцаря или максимум барона превратиться в короля или императора.

2. Ослабевали, источались, вообще рушились скрепы, держащие СССР, а другие скрепы не появлялись. Разрушение в политике многократно превосходило созидание.

Сейчас многие не могут простить Борису Ельцину знаменитое: «берите суверенитета, кто сколько сможет». Но это ведь – только политический лозунг в уже происходящем, уже идущем вовсю разрушении.

…22 августа 1453 года мусульмане ворвались в осажденный Константинополь. Они бежали по трупам своих, карабкались по развалинам стен Второго Рима не с именем Аллаха и Магомеда… Их лозунгом было «Ягма! Ягма!» – что означает всего-навсего – «Грабьте! Грабьте!» Виноват ли в грабеже и во всех совершенных преступлениях воин или офицер, орущий это «грабьте!», спрыгивая со стен внутрь осажденного города? Или действительность несколько сложнее?

Никак не оправдываю никаких подонков: ни взбесившегося мусульманина, поднявшего кривую саблю на город Святого Константина, ни пьяного партийного деятеля, гавкающего с экрана про «берите суверенитет». Но не они же сделали так, что становится выгодным грабить чужую страну или разваливать свою собственную. Их вина в том, что они включаются в подоночное действие и пытаются на нем нажиться, не более.