Бой вечен - Страница 12
Танжер был главным центром доставки и распределения кокаина на всю Европу и на Российскую Империю, точно так же, как героин распространялся из Гонконга и Могадишо. Кокаин считался этаким аристократическим наркотиком, менее опасным, чем героин, – исключительно потому, что его надо было вдыхать, а не вкалывать в вену. До двадцатых годов он и вовсе был разрешен: бонбоньерку с кокаином брали, отправляясь в высшее общество[14]. Кокаин производился в Южной Америке и перебрасывался сюда по воде и по воздуху, перехватывали хорошо, если пятую часть наркопотока. В самом Танжере располагались штаб-квартиры крупнейших преступных организаций европейского континента – прежде всего французских, итальянских и сицилийских, были и русские, и германцы. Они – твердо держали в своих руках розничную торговлю – конечное распространение, наиболее выгодный кусок. В аристократической и богатой Европе кокаин стоил три, пять, а то и десять цен нью-йоркской улицы, латиноамериканские кланы не раз и не два пытались прорваться на европейский рынок самостоятельно – но это никогда не заканчивалось чем-либо иным, кроме большой крови. Латиноамериканцы просто не знали местных правил и не могли играть по ним: бывшие и действующие сотрудники спецслужб на твоей стороне и работающие как часы машины гестапо и русского МВД – против тебя глобальные системы слежения и идентификации, применявшиеся ранее против террористов, но теперь работающие и против наркоторговцев, многолетние, выстраивающиеся поколениями связи. Торговец в Марселе, крупном центре наркораспространения на континенте, не купит у незнакомого человека, предложи он хоть какую цену – потому что продавец может быть тайным сотрудником гестапо. Торговец в Кельне не продаст незнакомому человеку, потому что и он может быть агентом гестапо. Латиноамериканцы просто привыкли к другой игре… более открытой и бесшабашной, они пытались диктовать условия здесь и налаживать контакты – но были схвачены гестапо так быстро, что не успели даже понять, что происходит. И схватили с санкции танжерских кланов, которые просто сдали лезущих не в свое дело чужаков – до единого. Полиции тоже было в какой-то мере выгодно существование status-quo… всех наркотиков, которые идут сюда, не перехватишь, но наличие кланов, устанавливающих монопольно высокую цену, имеет многие преимущества. Высокая цена ограничивает наркоманию среди бедных… у бедняка просто не хватит денег на дозу, и вовлекать его не будут, потому что не окупится – денег нет. Употреблять будут только люди с деньгами, те, которые не пойдут на улицу с ножом добывать деньги на дозу. Да и то в небольшом количестве – потому что высокая цена ограничивает объем потребления. Кланы самостоятельно регулируют проблемы между собой, не допускают эксцессов, бандитских стычек и перестрелок на улицах. Они стараются выглядеть добропорядочными бюргерами или месье, создавая банки, вкладывая деньги в недвижимость, в другие легальные предприятия, – и тем самым они способствуют оживлению и развитию экономики. Согласитесь: это куда лучше, чем бандитские игрища колумбийцев и мексиканцев на улицах с перестрелками средь бела дня и несовершеннолетними наемными убийцами: вот почему на мексиканцев, пытавшихся проникнуть в Европу, местный преступный мир и гестапо обрушились, как тонна кирпичей с десятого этажа строящегося дома.
Вот таким был город Танжер, стоящий во главе всего. Гнездо организованной преступности, порт и одновременно – один из лучших курортов региона. Тебя здесь не ограбят местные подростки на улице и не обсчитает официант в таверне – потому что мелких жуликов могут вывезти в пустыню и бросить там связанными. Или вывезти в Атлантику на катере – в качестве приманки для акул. Там, где гнездовье орлов, – воробьям делать нечего…
Подали ужин на серебряных, а не пластиковых подносах, не так, как в самолете. За дижестивом мы собрались компанией: двое высокопоставленных приказчиков из Русско-Азиатского банка, товарищ управляющего из Донского, еще несколько человек из разных товариществ и обществ, трое военных, включая меня, – хотя я не совсем военный, я – флотский. Разговор – конечно же, о делах, о восстановлении после Второй мировой, о проникновении русского капитала в Африку и Латинскую Америку, о возможности торговли и открытия производств. Правильный капитал – всегда идет рука об руку с военной мощью, а правильное государство – всеми силами поддерживает экспансию своего капитала. Теперь, с наличием военных баз в Африке и перспективами в Латинской Америке – настала пора трогаться в путь и капиталу. Без экономического завоевания – военные победы не имеют никакого смысла…
Так что не зря, ох не зря, нас, военных и флотских, пригласили в свою компанию деловые, и не зря – накрывали стол: за один этот разговор о своих нуждах и чаяниях им у себя премии немалые выпишут…
Потом – погасили свет, и мы устроились в кроватях на верхней палубе, а кто – и в выдаваемых по потребностям гамаках, как на стародавних судах. Летим, как плывем… хорошая все так штука, дирижабль…
В Танжер мы прибыли сразу после завтрака, утром. Дирижабль плыл над танжерским заливом, приближаясь к причальной вышке на холме Монтань. Внизу – безумие белых парусов и солнечные зайчики линз – дирижабль для многих был по-прежнему в диковинку…
В двадцать первом веке живем, господа…
Не выходя из аэропорта, я набрал телефонный номер из общественной кабинки. Собственно говоря, только ради этого я сюда и прилетел – ради одного телефонного звонка и возможной встречи. Генерала Тимура не найти просто так: нужны союзники. Причем – союзники с той стороны баррикад, которые имеют возможности действовать не совсем легальными методами и которых не воспринимают как государственных служащих. Такие союзники у меня были… возможно, были. Возможно…
– Манхэттен-банк, добрый день…
Конечно же, это был секретарь. Глупая кукла, которая сидит в присутствии и всем говорит именно это – добрый день. Телефон я нашел в адресной книге, а название конторы – в документах Отдела специальной документации МИД. У нас здесь есть консульство.
– Добрый день, сударыня. Извольте пригласить месье Микеле Альвари к аппарату.
– Не уверена, что он на месте, месье, возможно, вам будет удобнее поговорить с менеджером, он…
– Ничуть не удобнее. Мне нужен именно месье Микеле Альвари.
– Я посмотрю… как вас представить?
– Никак. Напомните ему про случай в Нью Эйдж Арена. Нью-Йорк, год назад.
– Извольте немного подождать, месье.
Микеле этот случай должен был помнить. Тот случай, когда он схватился с тремя совершенно потерявшими страх неграми, а потом – с ними пришлось разбираться уже мне – должен был заметно повысить его самооценку и самоуважение. А для итальянцев – это очень важно, в отличие от русских, им очень важно, что о них думают другие люди.
Трубку взяли быстро.
– Слушаю вас… – это был Микеле.
– Это я, Микеле…
– Дон Алессандри…
– Не называй имен. Я в аэропорту, можешь заехать? Есть дело.
– Не вопрос, дон Алессандри. У вас все нормально?
– Да, все в порядке. До встречи.
Я повесил трубку первым.
Работая в Нью-Йорке в такой опасной и скользкой сфере деятельности, как оказание частных охранных услуг и торговля оружием, – нельзя не иметь дело с сицилийской мафией, которая пустила корни в этом городе еще в конце позапрошлого века. Сицилия – жестокое место, место, где смерти больше, чем земли, а умереть в постели от старости – невиданная роскошь. Долгие годы сицилийские крестьяне, спасаясь от кровной мести или просто желая лучшей жизни для себя и своих детей, на последние деньги покупали билет на пароход и в трюме, в каюте без окон, третьим классом отправлялись через океан. На той стороне океана – их никто не ждал, они встречали чужое, равнодушно или даже враждебно относящееся к ним общество, говорящее на другом языке: наверх надо было пробиваться зубами и когтями. Но им было не привыкать – ни пробиваться, ни голодать, ни работать на работах, которые не будет делать уважающий себя абориген. Как и у себя на родине, на Сицилии – они сбивались в стаи, селились в одних и тех же домах, потому что вместе выживать было легче. Они не спускали никому оскорблений на Сицилии, поддерживали обычай кровной мести – и не видели оснований к тому, чтобы менять свои привычки здесь. Так в Новом Свете появились люди, которые «отличались сдержанностью и зловещим спокойствием – эти черты отличали каждого члена организации, от князя и до последнего крестьянина – издольщика». Так говорил о мафии человек, который в тридцатых годах побывал на Сицилии и видел все своими глазами.