Бои в застое (СИ) - Страница 4

В общем, как когда-то говорили – велика Россия, а отступать некуда. Народу много, а как воевать, он один на всю страну. М-да.

Прочитал полученную газету от корки до корки. Что поделать, информационный голод. Конкретики очень мало. Хотя, похоже, содержание для советской газеты типичное, ему в свое время как-то скачали на флэшку целую годовую подшивку второй половины 1960 годов. Познакомился с особенностями страны тех лет, но, в общем, четкого материала не достаточно. К тому же, надо обращать внимание на идеологическую базу. Очень уж приукрашивают. Там построили, там изобрели, там порадовались чьим-то успехам. А ведь стране жить осталось полтора десятка лет с копейками! На ходу разваливаются, чему там радоваться.

Отложил газету, задумался. Радикальная неудача требует кардинально пересмотреть концепцию хронопутешествия. И чем раньше, тем лучше Там, в ХХII веке, товарищи генералы предусматривали постепенное внедрение. Здесь, в ХХ веке, придется действовать в ускоренном темпе.

Надо в кратчайший срок разработать продуманный план по приближению к генсеку и налаживанию с ним сотрудничества с учетом всех существующих задач.

Работать с ним, лучше всего, необходимо, как специалисту нетрадиционной медицины. Это позволит быстро приблизиться с Брежневу, а с другой стороны, – подлечить генсека, укрепить его расшатанное здоровье и не дать агентам НАТО навредить. Задач много, возможностей мало. Рук только две, да и то не свои. И иметь виду – консервативная часть общества, в первую очередь, медики, будут выступать против тебя. Будет трудно, особенно на первых шагах, пока не получил защиту высокого начальства.

Да и надо обязательно сменить свои ФИО. Так полагается. Теперь он Михаил Гаврилович…, - он посмотрел в лежащий в изголовье паспорт, – Ивашин. Никакого Кости! Все, извини, но старшего лейтенанта Константина Ярцеулова здесь больше нет. Он остался в ХХII веку и больше с ним встретиться не возможно. Миру его праху в будущем времени!

Зашевелился на полу Митрич, застонал в пьяном бреду, видимо, употребленная водка уже не радует, хочется добавить. Хотя куда еще больше. Ну и здоровье у человека на седьмом десятке жизни! Как говорится, в его портвейне крови не обнаружено.

Миша насмешливо посмотрел на старика, копошащего в поисках водки. Ничем не могу помочь. Все уже выпито и съедено. А деньги оставили только на новый год. Все остальное из полученной зарплаты израсходовано на ту же водку. И отдали спрятанное на праздник ему, а он с пьяных глаз пообещал (зуб вырву!), что никому не даст, лучше не просите, целее будете. Его слово крепче железа. А это значит, что целых два дня – сегодня и завтра – они будут хорошими и трезвыми.

Митрич в обозримом будущем будет поскуливать, прося денег или спиртного, но Миша станет железно непреклонен. К тому дорогой Ич на новый год дежурил в кочегарке, и в связи с этим (во время рабочей смены пить нельзя!) мог бы закрыться и ныть под одеялом. Зато деньги и здоровье сэкономит.

Миша еще раз насмешливо посмотрел на напарника и занялся своими немалыми проблемами. Постепенно то, что было понятно теоретически, стало проникать в мозговую подкорку в практическом аспекте. В эти последние дни уходящего года он помаленьку стремился адаптироваться в этом, страшно далеком для его поколении времени. Веселого было чуть-чуть. Мало того, что здесь все оказалось совершенно для него чуждое, мало еще, что здоровье у него оказалось подкошенным, так еще он оказался на самых нижних слоях жизни. Когда он думал, что уже фактически бомж, он немного ошибся. Увы, Михаил и его напарник Митрич уже были практически, как это тогда называлось, бомжами. То есть не имели никакого жилья и жили в городе по милости местных властей и еще их работодателя.

Нет, прописка у них наличествовала, иначе бы просто выгнали из столицы, но из собственных квартир их обоих вытурили свои же родственники – из-за пьянки. Михаила – старшая сестра, Митрича – жена. Это ж как надо было достать родственников, если на их стороне оказалась общественность и государство с его могучей бюрократией. Суд постановил, а общественные и советские органы подтвердили, что они решаются права на жилье и им запрещается там проживать. Только другой Ич – Иванович – третий их напарник еще кое-как держался, но и тот все чаще ночевал в кочегарке, а не в семье.

В общем, жилье у Михаила было так сказать производственное, одежда – лохмотье из выданных комплектов одежды на работе, ели они, что найдут, к счастью, еще не в мусорных баках, хотя к этому постепенно шли, а в основном пили – от водки и портвейна до различных спиртосодержащих жидкостей.

Только девушка у Михаила еще была, но, похоже, временно, до очередной ссоры. И останется он один-одиношенек. Даже хоронить будет некому.

Впрочем, новый Миша все это еще мог исправить. Пить он не любил, не хотел и не понимал этих алкоголиков. А, значит, шансы у него были, лишь бы Брежнев дал ему немного времени.

И требовалось наладить психику. Полевой хроноагент из будущего времени таких алкоголиков людей знал только теоретически, поскольку в XXII веке подобные асоциальные личности уже совершенно исчезли. Такой категории людей не существовало по медицинским показателям. И, тем более, удар был сильнее, когда он понимал, что теперь это именно он – бомж и алкоголик, практически потерянный для общества и для себя человек. Практически, живой мертвец.

После таких черных мыслей пить ему хотелось еще меньше и реже. Какой там Брежнев, до этого нового себя надо спасать и немедленно! А затем перейти к восстановлению главы партии и государства.

Для начала он решил облагодетельствовать Митрича. Его напарники уже спланировали празднование нового года и Михаил решил внести свой вклад. Иваныч, дежуривший последнюю перед новым годом смену, решил остаться здесь и весело провести с ними праздник (многозначительный щелчок по горлу). И, поскольку Митрич должен был нести новогоднюю смену и уже горевал по этому поводу, Михаил великодушно поменялся с ним дежурствами. Так сказать, все для народу.

Митрич, очнувшись после трехдневной пьянки, поначалу даже не поверил, протерев для верности уши грязными пальцами. Товарищ по совместной работе и веселому застолью отказался от долгожданной пьянки в новый год! Что с ним стало? Заболел, бедолага? Но потом обрадовался и поклялся выполнить за это любое желание своего товарища.

Михаил этим словам полупьяного напарника не очень-то поверил. Пройдет новый год, хрен выжмешь из него это обещание. Хотя от сказанного обещания не отказался, поскольку это на законной основе позволяло не пить. Не каждый же раз ссылаться на слабый желудок.

Его неожиданная для всех трезвая смена пошла на пользу и его самому, и кочегарке в целом, в том числе и самим Ичам. Так как моральный (а точнее, слабоморальный) облик кочегаров был окружающим хорошо известен, а батареи водяного отопления, промороженные и вышедшие из строя, стоят заменить не дешево, а, самое главное, достать их в СССР было очень сложно, то проверять ненадежных работников в пьяное новогоднее время приходили многие. Ибо рабочих в стране было мало, а вот проверяющих очень много. Таковы национальные особенности. Как всегда, один с плошкой, семеро с ложкой.

Первым пришел знакомый по прошлому визиту солидный мужчина, на этот раз опознанный полупьяным, а значит почти все понимающим Митричом, как их горячо любимый директор.

Впрочем, лучше директор, опознанный трудящимися, к кочегарам относиться не стал. Едва перешагнув порог, он презрительно сощурился при виде пьяных кочегаров, обеспокоено глянул на работающую (пока еще!) топку. Миша ситуацию быстренько переиграл, отодвинул напарников в сторону и явил себя – трезвого и вменяемого. На этот раз от него не пахло.

Директор практически перекрестился, хотя был активным атеистом и не верил в бога. Но подобное чудо – трезвый кочегар в новый год – было сравнимо с христианским явлением и педагога можно было понять.

Немного поговорив, чтобы убедится, что трезвый кочегар не иллюзия, а реальное явление и на него можно положиться, директор ушел – к семье и новогоднему столу.