Богословие личности - Страница 27

2. Однако никто в этом мире не может быть абсолютно свободен и морален. Вот характерное высказывание из Критики практического разума: «Полное же соответствие воли с моральным законом есть святость – совершенство, недоступное ни одному разумному существу в чувственно воспринимаемом мире ни в какой момент его существования»[233]. Реальный человек есть в большей мере природное, чем свободное существо. Поэтому следование категорическому императиву составляет скорее интенцию, нежели описание настоящего положения дел. Можно лишь надеяться на доминирование моральных принципов в человеческом обществе. Однако в исторической перспективе мы не находим оснований для подобной надежды. Она может быть связана лишь с религией и подразумевает веру в Бога и бессмертие души.

Ни одно разумное существо, живущее в чувственно воспринимаемом мире, не сможет достичь той прозрачности моральных принципов, которую Декарт нашел для начал познания. Установление моральных правил на основании категорического императива предполагает сослагательное наклонение (знаменитое als ob). Я должен действовать так, как если бы жил в мире, где осуществлен моральный порядок. В «Религии в пределах только разума» Кант предлагает «представить себе человека, который уважает моральный закон и которому приходит на ум мысль (он вряд ли сможет ее избежать), какой мир, руководствуясь практическим разумом, он создал бы, если бы это было в его силах, и притом так, чтобы он и сам оставался в нем как его часть»[234]. Но такого мира нет, и неизвестно, когда он будет. Не означает ли попытка представить его себе серьезный риск? Ведь это – умопостигаемый мир, лежащий вне пределов возможного опыта. И дело здесь не только в том, что такой мир нельзя создать человеческими силами. Я не могу всерьез претендовать на способность его сконструировать даже в мыслях. Если это так, то и мое представление о моральном законе также оказывается весьма рискованным. Наделяя найденное мной моральное правило универсальностью, я, с другой стороны, должен понимать, что могу ошибаться. Это лишь мое субъективное пожелание относительно морального порядка, которое я рискую предложить всему человечеству.

Идеал Просвещения оказывается поколеблен в XIX в., поскольку в природе человека открываются совершенно иные черты. Выясняется, что человек едва ли может быть охарактеризован как существо разумное и свободное. Он подвержен воздействию иррациональных сил, доминирующих над его личностью.

Существуют различные теории, высвечивающие разные аспекты этих сил. Они описываются и как неумолимый ход истории, и как психологическое бессознательное, и как стихия общественных отношений. Каким бы ни было описание, место человека оказывается примерно тем же: он становится игрушкой мощной имперсональной стихии. Мы не можем подробно рассматривать разные варианты указанного подхода. В качестве примера я остановлюсь на идеях, развитых К. Марксом в его социальных теориях. Выбор обусловлен тем, что, хотя сам Маркс ограничил свое рассмотрение сферой экономических отношений, эти наблюдения справедливы для иных областей человеческой жизни и, как я попробую далее показать, для любой ситуации общения людей. Это обстоятельство позволяет использовать идеи Маркса для анализа коммуникации. Поскольку общение является сущностной характеристикой человека, то для философского обсуждения темы личности важнее обратить внимание на социальные, а не биологические или психологические факторы.

С точки зрения Маркса, картезианское ego или кантовский моральный субъект суть абстрактные описания реального человека, упускающие существенные черты человеческой природы. Согласно Марксу, человек есть прежде всего телесный индивид, вовлеченный в коллективный труд. Этот индивид не может рассматриваться изолированно, поскольку процесс труда связывает его с другими индивидами. Связи формируются спонтанно. Они не зависят от чьей-либо персональной воли или осознанного намерения. Однако каждый индивид существенно зависит от характера этих связей. Система отношений производства и распределения образует плотную сеть, опутывающую все общество и определяющую деятельность всех его членов. Эти отношения, как мы отмечали, складываются спонтанно, более того, характер их влияния ускользает от индивида. Последний, оказавшись в такой ситуации, не свободен и не разумен, потому что каждое его действие детерминировано стихией социальных связей. Заметим, что нейтральный термин «индивид» более релевантен описанной ситуации, чем «личность». В контексте Просвещения понятие личности как раз подразумевает свободное и рациональное действие. Личность автономна и ответственна. Маркс описывает положение человека так, что понятие личности едва ли имеет смысл.

Именно такое положение по существу тождественно отчуждению. В текстах Маркса можно найти три аспекта отчуждения: 1) отчуждение продукта труда; 2) отчуждение индивидуальной деятельности; 3) отчуждение природы человека[235]. Первый аспект есть прямое следствие частной собственности: тот, кто производит продукт, не имеет возможности им распорядиться. Маркс полагал этот аспект отчуждения исходным, а два других – его следствиями. Отчуждение деятельности связано с ее овеществлением в производимом продукте. Само человеческое действие превращается в некую чужеродную стихию, поскольку направлено на постоянное воссоздание отчужденного мира вещей. Этот мир существует по законам экономической системы, поскольку произведенные вещи суть товар. Я думаю, впрочем, человеческая деятельность отчуждается не только через произведенный продукт. Действие индивида объективировано не только в продукте, но также и в тех общественных связях, которые формируются в ходе производства и распределения. Отчуждается не только созданная вещь, но любой результат деятельности. Любой акт индивида двойствен. С одной стороны, он приводит к созданию материального продукта, а с другой – к воспроизводству экономической системы. Существующие в рамках этой системы связи поддерживаются исключительно благодаря действиям индивида. Но с другой стороны, они (связи) полностью детерминируют индивидуальную деятельность. Получается, что каждым своим шагом индивид воссоздает ту систему, которая его угнетает. Поэтому каждое его действие не является в собственном смысле его действием. Он действует от имени экономической системы.

В результате человек отчуждается сам от себя. Труд требует всего человека. Он вкладывает в свою деятельность свое время, физические силы, интеллект, здоровье, моральные качества и т. д. Все это отчуждается вместе с результатом труда. Человек не располагает даже самим собой, он весь экспроприирован системой. Отчуждена и сама сущность человека, которая, по мнению Маркса, состоит в совместном и осознанном труде. Это несчастное существо, которое не вольно распоряжаться даже собственным телом, едва ли, как мы уже говорили, может быть названо личностью. Разговоры о свободе и разумности выглядят здесь как насмешка или утешительный обман.

Маркс, впрочем, полагал, что такое положение можно изменить. Он, как известно, искал пути к эмансипации индивида и видел их в упразднении частной собственности. Здесь не место анализировать социальную утопию Маркса. Стоит, впрочем, упомянуть, что в тех экономических системах, где частная собственность отсутствовала, отчуждение оказалось более явным и более жестоким. Далее мы попробует расширить понятие отчуждения, а затем обсудим возможность эмансипации. Наше рассуждение будет сосредоточено на обосновании трех тезисов: 1) отчуждение является неизбежным фактом социальной жизни и не вызвано одними лишь экономическими факторами; 2) эмансипация (т. е. устранение отчуждения) превращает социального индивида в личность и является в большей мере результатом экзистенциального выбора, нежели социальных реформ или революций; 3) сущностными чертами эмансипации являются рациональность и универсальность. Здесь мы отчасти следуем Хабермасу, однако, как будет видно из дальнейшего, наши выводы не тождественны идеям этого мыслителя.