Богоборцы из НКВД - Страница 14
Патриарх: Хорошо бы огласить это воззвание.
Председатель: Обвинитель, у вас есть документ?
Обвинитель: Нет.
Председатель: Значит, вы приобщить его к делу не можете? Тогда я прошу не ссылаться на этот документ и все вопросы, связанные с ним, устраняю.
Обвинитель: Это может подтвердить священник Ледовский.
Председатель: Тогда вы можете подтвердить вопрос о вызове Ледовского для освещения этого вопроса в качестве свидетеля, если этот момент имеет, с вашей точки зрения, отношение к обвинению, предъявленному к подсудимому, но ссылаться на неизвестный или неприобщённый к делу документ вы не можете.
Обвинитель: Священники, которые были на собрании у архиепископа Никандра, заявляют по очереди, что критиковать и обсуждать воззвание они не имели права. Правда ли это?
Патриарх: Не думаю.
Обвинитель: Значит, они солгали?
Патриарх: Зачем выражаться так резко. Они могут стоять на своей точке зрения.
Обвинитель: Что вы с ними, сговориться не можете? Каким образом оказались священники, которые позволяют себе критиковать? Это как раз те, которые заявили, что боятся быть лишёнными сана. Вы говорили, что у них своя точка зрения. Что же выходит, вы верили в непогрешимость людей?
Патриарх: Я вам скажу: мы даже не верим в непогрешимость папы.
Обвинитель: А можно называть грешных людей святыми?
Патриарх: Это в другом смысле.
Обвинитель: Значит, может быть и грешный и святейший?
Патриарх: Это по моему адресу?
Председатель: Прошу обвинителя держаться ближе к существу дела.
Обвинитель: Я хочу выяснить: разве для патриарха Тихона не было святейших?
Патриарх: Святейший – это титул.
Обвинитель: Что же, никакого смысла не имеет?
Патриарх: Ну как не имеет?
Обвинитель: Что же, он для вас безразличен?
Патриарх: У католиков архиерея зовут «ваше превосходительство».
Председатель: Обвинителя, по-видимому, интересует: из того, что вы носите такой титул, не следует ли, что у священников есть мнение о вас, как о святейшем и непогрешном?
Патриарх: Нет.
Председатель: Ещё имеются вопросы?… Здесь священник Михайловский указывал на то, что не мог огласить у себя в церкви ваше послание до конца, так как боялся, что оно вызовет в храме среди верующих возбуждение, и объяснил это, что слова эти содержали в себе угрозу настолько большую для верующих, что её было рискованно прочитать. Так оценил ваше послание священник уже старый, работающий несколько десятков лет. Вы считаете оценку необоснованной?
Патриарх: Не знаю, если не хотел – ну и не прочитал. Я даже удивляюсь, что он здесь, на скамье подсудимых. Я издал и поручил, чтобы архиерей разослал, а заставлял и принуждал ли он читать – не знаю. Вот Михайловский не прочёл.
Председатель: Вы говорите, что удивляетесь, что он на скамье подсудимых?
Патриарх: Да.
Председатель: Хотя он не прочёл, но только часть. А вам известно, что подавляющее большинство священников здесь потому, что они исполняли вашу волю – читали послание и делали всё, что из него проистекает?
Патриарх: Я думал, что они здесь, на скамье подсудимых, по недоразумению.
Председатель: По вашим инструкциям и директивам они вели всю кампанию против изъятия ценностей в духе вашего послания и развивали его дальше, произносили проповеди и теперь вот обвиняются по обвинительному акту в контрреволюционных действиях.
Патриарх: От меня они никаких инструкций не получали.
Председатель: Но получали через другие, подведомственные вам органы, через управляющего епархией, через Епархиальный совет, через благочинных и т. д.
Патриарх: Ведь благочинные были у Никандра, почему же не заявили о несогласии?
Председатель: Вы откуда знаете, что было собрание у архиепископа Никандра?
Патриарх: Да из ваших же газет.
Председатель: И вы считаете, что они могли заявить о том, что они против?
Патриарх: Я не знаю, что они против, но если они боялись, то могли заявить.
Председатель: Так что это собственная вина, что не заявили?
Патриарх: Я думаю.
Обвинитель: Вам известно, что не так давно в Карловицах в Сербии был Собор?
Патриарх: Да, известно.
Обвинитель: Вы имели на нём место?
Патриарх: Я не знаю, какое это имеет отношение к этому вопросу.
Председатель: На предмет установления чего вы задаёте этот вопрос?
Обвинитель: Я не хотел бы сейчас говорить, но я хочу установить. Может быть, свидетель…
Председатель: Но трибунал интересует, чтобы этот вопрос не был отвлечённым.
Обвинитель: Это не отвлечённый вопрос.
Председатель свидетелю: Отвечайте.
Обвинитель: Вы приглашение получили на этот Собор?
Патриарх: Нет, не получил.
Обвинитель: Был ли случай когда-нибудь, что Епархиальный совет аннулировал постановление или распоряжение, принятое вами?
Патриарх: Не припоминаю.
Обвинитель: Или заявлял бы протест. Например, вы наложили резолюцию, а вас принудили бы её снять или уничтожить?
Патриарх: Епархиальный совет занимается в том же доме, где я живу. Иногда председатель или члены придут и скажут: «Мы посмотрим». Это то, что на вашем языке называется «дискуссия».
Председатель: Значит, перед изданием посланий у вас бывает стадия некоторой дискуссии?
Патриарх: Нет, это не то, что называется стадией дискуссии.
Председатель: Но кто дискутирует?
Патриарх: Предположим, Совет со мной.
Председатель: Значит, это у вас частная дискуссия. Вы сказали, что живёте в одном доме. У вас канцелярия какая-нибудь есть?
Патриарх: У нас живут: я, управляющий епархией, затем Совет, и есть ещё тринадцать комнат, которые числятся, что я занимаю.
Председатель: Значит, вы занимаетесь все в одном помещении?
Патриарх: В общем помещении. В этом, кажется, нет ничего преступного.
Председатель: Епархиальный совет, управляющий епархией были там же? Кажется, и Синод? Вы не помните, чтобы после такой дискуссии отменялась какая-нибудь из ваших резолюций? Не было таких случаев?
Патриарх: Я такого случая не припомню. Впрочем, вы, вероятно, разумеете…
Председатель: Что?
Патриарх: Насчёт новшества богослужений – раскрытия церковных ворот?
Председатель: На эту тему вы и дискуссировали? Кто говорил вам на эту тему? Речь шла, вероятно, о священнике, который ввёл эти новшества?
Патриарх: Да, говорили члены Епархиального совета.
Председатель: А архиепископ Никандр говорил с вами на эту тему?
Патриарх: На эту тему, я думаю, не говорил, потому что это было при покойном митрополите Евсевии.
Председатель: Кто же вам доказал, что нельзя допускать новшеств?
Патриарх: Нельзя сказать, что доказали, так как отец Борисов ссылался на такое основание и делал вывод, который был неправилен, поэтому я и взял назад резолюцию, которую раньше дал по поводу вводимых им новшеств.
Председатель: Значит, такой случай был, и из того факта, что вы живёте вместе, можно сделать предположение, что он был не единственный?
Патриарх: Это не преступление, а их долг. Они ближе стоят к народу и к Никандру и могли заявить мне, что это неудобно – такое воззвание.
Председатель: К вам никто из обвиняемых не обращался по этому поводу? Вот о Борисове?
Патриарх: Не помню, кажется, Добролюбов обращался.
Председатель: А через кого вы дали ваше первое распоряжение служить при открытых дверях и через кого оно было отменено?
Патриарх: Мною самим было взято обратно.
Председатель: Вот по вопросу о послании такой предварительный обмен мнений, который вы называете дискуссией, не происходил?
Патриарх: Не происходил, и я сожалею, что батюшки высказались только здесь.
Председатель: Значит, у вас на квартире происходило управление всей иерархией в целом и московской в частности?
Патриарх: Кажется, я для того и поставлен Собором, чтобы управлять.
Председатель: В чём выражается это управление? Чем, собственно говоря, и кем вы управляете?