Богоборцы из НКВД - Страница 13

Патриарх: Фамилии тех, кто совершил, я не могу сказать, потому что это для меня совершенно безразлично, я следствия производить не могу. Из священников же были священник от церкви Василия Кесарийского и протодиакон Валаамского подворья.

Обвинитель: Первое ваше заявление было, что вам об этом рассказывали священники церкви Василия Кесарийского. Вы не отказываетесь от этого показания?

Патриарх: Нет, не отказываюсь.

Обвинитель: Я задаю вопрос: почему в своём воззвании вместо выражения «кощунство» вы сознательно, как заявляете сами, поставили слово «святотатство»? Было у вас желание сбить с толку вашу паству и направить по другому пути?

Патриарх: У меня нет в воззвании слова «кощунство». Я не знаю, почему вы об этом говорили.

Обвинитель: Значит, надо говорить только о грабеже? Я удовлетворён. Скажите, на какие места в канонах вы ссылались, квалифицируя акты об изъятии как преступления, как святотатства?

Патриарх: Кажется, на семьдесят третье правило апостольское. Главным образом, на Двукратный Собор, а в последнем приведено…

Обвинитель: А как вы понимаете: там сказано, что если кто похитит сосуд, присвоит его и употребит небогослужебные цели… Правильно это или нет?

Патриарх: Так говорится: для личных и вообще священных.

Обвинитель: Да, если кто-нибудь возьмёт сосуд, похитит, значит, это связано с актом кражи? Вы помните это?

Патриарх: Я помню, что сказано: что если кто возьмёт и употребит на недолжные цели.

Обвинитель: Значит, для вас ясно, что ваша ссылка на каноны неосновательна?

Патриарх: Почему?

Обвинитель: Потому что никакой кражи…

Патриарх: С точки зрения канона то же присвоение.

Обвинитель: Это есть кража. Кому принадлежат ценности?

Патриарх: По канону – Богу и Церкви и распорядителю-епископу. По канону, но не по советскому закону.

Обвинитель: Вы показали здесь, ваши послания писались с ведома других. Вы являетесь выразителем всего иерархического начала – это правильно?

Патриарх: Какие?

Обвинитель: Я не знаю, какие вы пишите.

Патриарх: В ПОМГОЛ.

Обвинитель: Значит, одни были законные, другие без согласия властей?

Патриарх: Какие?

Обвинитель: Вы признаёте незаконными?

Патриарх: Нет.

Обвинитель: Почему?

Патриарх: Потому что ничего такого нет.

Обвинитель: А позвольте вас спросить: что вы называете контрреволюционным актом?

Патриарх: По толкованию вашему, действия, направленные к низвержению советской власти.

Обвинитель: А для вас такой смысл тоже приемлем?

Патриарх: Приемлем.

Обвинитель: Значит, всякое действие, направленное против советской власти?

Патриарх: Нет, к свержению советской власти.

Обвинитель: Непременно к свержению?

Патриарх: И в этом мы не повинны.

Обвинитель: А вы находите, что агитация является попыткой подготовить настроение, чтобы в будущем подготовить и свержение? Агитация может быть контрреволюционной.

Патриарх: Вы считаете её контрреволюционным действием, а я не считаю.

Обвинитель: С точки зрения евангельской, как считаете вы, какая добродетель выше – милосердие или жертвоприношение?

Патриарх: Это вы приводите вопросы, которые задавались экспертизе. И то, и другое нужно.

Обвинитель: Что выше, вам неизвестно?

Патриарх: Первая заповедь говорит: «Возлюби Господа Бога».

Обвинитель: А это означает: «Милости хочу, а не жертвы». Вот этой заповеди вам не следовало бы забывать.

Патриарх: Нет, я не забыл. Это в известном случае сказано, а к данному случаю это не касается. Если на вашей точке зрения стоять, то как объяснить, что женщина вылила миро, а Иуда сказал: «Отдать лучше нищим»?

Обвинитель: С точки зрения христианской и не изувера, что лучше – оставить стоять сосуд на том месте, где он находится, и дать тринадцати миллионам человек умереть от голода, или наоборот? Я спрашиваю вас, что с точки зрения христианской морали было бы приемлемей?

Патриарх: Да я думаю, что такого вопроса не может быть.

Председатель: Почему же не может быть?

Патриарх: Потому что в такой плоскости его не нужно ставить. Конечно, выше, чтобы сосуды не были пустые, но при каких условиях.

Обвинитель: Так вы считаете, что советская власть может спасти эти тринадцать миллионов голодающих только на те средства, какие есть?

Патриарх: Очень желал бы, но не знаю, чем располагает советская власть.

Обвинитель: А что, Цветков не говорил вам, что двенадцать миллионов обречены на верную смерть?

Патриарх: Но ведь я читал в ваших газетах, что советская власть справится.

Председатель: Вы всё время говорите: «в ваших газетах», «ваши постановления», «ваша власть». Создаётся впечатление, что вы этим подчёркиваете, «этим постановлением» и «этой властью» противопоставляете какие-то другие постановления и другую власть. Что вы имеете в виду?

Патриарх: Это не о контрреволюционном я говорю, а о ваших правительственных газетах. И я прошу занести в протокол, когда я посылал своё первое обращение за границу, я даже не понимал, что, невзирая на существующий образ правления, который, может быть, не всем нравится за границей, вы всё-таки должны нам помогать, какая власть стоит у нас. Это известно было.

Обвинитель: А вы думаете как? Если авторитетом патриарха подчёркивается то обстоятельство, что существующая власть грабит.

Патриарх: А если патриарх заявляет, что не взирайте на то, какая власть, ей вы помогайте?

Председатель: Тут большая разница. Значит, за границей – это одно, а дать самим – это другое? Вот когда нужно было, вы сочли возможным заявить за границей, а когда коснулся вопрос о немедленной близкой помощи, то вы выступили против.

Патриарх: Нет, прошу обратить внимание на то воззвание, которое прошло раньше.

Председатель: Это старое воззвание?

Патриарх: На протяжении пяти дней сделанное мной предложение было отвергнуто на том основании, что с иностранными лицами, которых кто-то предлагал, не следует входить в отношения, т. е. вести переговоры с иностранцами может вести только сама власть.

Председатель: Имеются ещё вопросы?

Обвинитель: К вам обращался кто-нибудь с просьбой подписать воззвание о помощи голодающим?

Патриарх: Нет.

Обвинитель: А протоиерей Ледовский?

Патриарх: Вообще ко мне приходило много народа. Если Ледовский был вместе с Русановым, то я знаю, что вы имеете в виду. Но того, что Ледовский миссионер или эксперт – этого я не знаю.

Обвинитель: Как это могло случиться, что вы на одной и той же неделе за одно и то же и проклинали и благословляли? Вы проклинали всех, кто будет изымать ценности, а когда священник Ледовский предоставил вам послание обратного значения, вы собственноручно подписали, что с ним согласны?

Патриарх: Но оно не прошло.

Обвинитель: Как?

Патриарх: Оно не прошло. Я обращался в ПОМГОЛ, и оно не прошло.

Председатель: Значит, то ваше послание, которое вы послали для утверждения, не прошло, а прошло то, которое вы не послали на утверждение?

Патриарх: Мы и теперь ждём ответа.

Обвинитель: К нам в комитет приходили ходоки, крестьяне из Саратовской губернии, и заявляли, что патриарх от своей точки зрения отказался, перестал упираться и благословил изъятие.

Патриарх: Я это говорю не с целью агитации.

Обвинитель: Какие обстоятельства заставили вас отступить от старой точки зрения и вместо проклятия дать благословение? Это так, и в подтверждение этого у меня имеется документ, исходящий от вас.

Председатель: О каком документе вы говорите?

Обвинитель: Священник Ледовский, Русанов и другие представили воззвание, которое в «Известиях ВЦИК» было напечатано. Это воззвание собственноручно было подписано патриархом.

Председатель: Что за воззвание?

Обвинитель: Об изъятии ценностей?

Председатель: Вы поняли, о каком воззвании идёт речь?

Патриарх: Да, но о чём оно говорило, я не знаю.

Председатель: В этом воззвании говорилось о необходимости пойти на изъятие церковных ценностей, и вы написали «согласен» и не возражаете. Вот обвинитель и спрашивает, как случилось: подписавши это воззвание, вы потом высказались против изъятия?