Боги в изгнании, или Утомлённые властью - Страница 2
Тадоль-па снял с полицмента лучемёт и приготовился к бою. Может быть, к последнему, подумал он, разглядывая оружие. Оно было непривычным для его рук: низшим запрещалось иметь даже простые ножи, а также другие «колющие и режущие предметы», как широко извещалось в уставоположениях. Однако Тадоль-па легко разобрался в назначении переключателей, перевёл лучемёт на ближний бой и приготовился к броску из кабины.
Кабина лифта мягко вошла в приёмное устройство, раздвинулись дверцы – в вестибюле пусто, и только на маленьком столике лежала перевёрнутая фуражка, лоснившаяся от жира белым нутром, и витал специфический запах гигиенических кремов.
Выйдя из кабины, Тадоль-па огляделся. Две распахнутые бронированные двери – одна против другой – вели в помещения станции. Слева всё тихо, справа – непонятный гул голосов. Настроясь на биопередатчик мыслей какого-то цензура, Тадольпа его глазами увидел груду денег на большом блюде лендлива. Азартная игра дошла до пика, когда на блюдо бросали всю наличность, чтобы отыграться и сразу разбогатеть или окончательно разориться. На финальный размёт собрались все цензары, оставив свои места за пультами надзора.
«Скоро пересмена. Хватит, – заметил кто-то благоразумно, но его слова потонули в хоре возбуждённых голосов.
«Ставлю своего химика Масли!
«Облезешь, пока дождёшься от него пользы. А то, как с Тадоль-па, провозишься два десятка лет, а он окажется пустым.
«А ты провёл его в утилизатор?
«Куда он денется? Расщепили уже, наверное.
Дальше рисковать было нельзя. Тадоль-па шагнул влево за порог второй двери, и перед тем как захлопнуть её за собой, увидел справа недоумённое испуганное лицо цензура, выглянувшего из-за правой двери. Немо раскрывая рот, он не мог крикнуть. Но уже через несколько мгновений раздались его вопли, посыпались удары в закрытую Тадоль-па дверь.
Не обращая внимания на стук, Тадоль-па лучемётом аккуратно срезал рычаг обратной подачи задвижки и пошёл оглядывать станцию надзора за мыслями, чтобы с её помощью провести дерзко задуманную операцию.
Цензуры были высокопоставленной прослойкой господствующей касты Элитян, порождённой Новым Порядком. Когда-то, в доисторические времена, в цензуры шли презираемые всеми доносчики, служившие любому, захватившему власть. По мере развития цивилизации им доверяли следить за тем, кто что говорил или писал, думал… А после тотального вживления в мозги микропередатчиков мыслей цензуры стали обеспечивать единомыслие общества и безопасность господствующей касты. Они стали высшими из всех элитян земли, самыми властными, уважаемыми и ненавистными.
На множестве экранов станции надзора Тадольпа увидел, как текла обычная жизнь города. После ночных работ брели по улицам и переходам изнурённые скуды, сходились к жилым сотам; от раздаточных автоматов получали свёртки с ужином, вяло съедали их содержимое, дожидаясь, когда транспортёр выдвинет спальный короб, а затем быстро сбрасывали верхнюю одежду, ложились в короб и, прикрытые крышкой, уплывали в чрево спальных сот. Там управляемые автоматикой коробы сортировывались по свободным ячейкам. Какие-то мгновения на экране отражались шевеления рабов и прекращались, когда в короб поступала порция усыпляющего газа.
Инжеры и баянны, в отличие от чернорабочих скудов, пользовались привилегиями: вместо спальных коробов имели комнатки и засыпали не от дурманящего газа, а с помощью трансляторов снов. В этих снах они были свободными и счастливыми. Мужчины совершали путешествия во времени и пространстве, любили красивых женщин, а женщины – крепких мужчин, рисковали жизнью ради спасения элитян, пользовались за это их расположением, прекрасно отдыхали и в определённый час просыпались, чтобы продолжать своё служение высшей касте уже наяву. После торопливого умывания и уборки спален они спешили в питатели, а оттуда, дожёвывая прихваченные с собой куски, расходились по местам службы, и на экранах возникали картины работы транспортных сетей, всевозможных автоматов обеспечения жизнедеятельности города, научных лабораторий Аркадемии.
…Удары в дверь усилились, надсадно заверещал сигнал вызова на связь. Надо было торопиться, и Тадоль-па сел в ближайшее кресло за пульт.
Разобраться в механизме надзора не составило труда. На панелях пультов, на креслах валялись сетчатые металлические шлемы – понятно: надо надеть шлем на голову. Надел…
Перед глазами – десятки экранчиков, по которым транслируется личная жизнь поднадзорных землян, а в уголке экрана светятся их индивидуальные номера. Тадоль-па набрал на клавиатуре пульта номер Кари – и на большом экране перед ним появился пешеходный тоннель, по которому шла молодая женщина, а в уголке экрана светилась непонятная буква «П».
«А что это означает? Почему «П»? – заметался взгляд Тадоль-па по панели пульта. Увидел кнопку с буквой «П», утопил её – и тут же на экране появилось изображение его комнаты с двумя поверженными полицментами.
Изображение продержалось какое-то мгновение, прервалось и вновь стало воспроизводиться… Значит, Кари была у него в комнатке, видела полицментов, а электронный механизм станции надзора отфильтровал опасное для элитян видение и ввёл его в память. Поэтому и светится на её изображении буква «П». И Тадоль-па содрогнулся, понимая, что она бы тоже погибла, не сиди он сейчас за пультом.
На подлокотниках кресла, в том месте, куда ложатся ладони, торчали два подвижных рычажка. Тадоль-па взялся за один из них, и тут же на экране высветилось кольцо с крестиком по центру. Предположение, что эти экран, шлём и ручки на подлокотниках были установкой диктата, подтвердилось после того, как Тадоль-па притронулся ко второй ручке: он как бы переместился в Кари, ощутил приятное тепло, разлившееся по молодому телу от быстрой ходьбы, услышал легкомысленную песенку, которую напевала она с наигранной беспечностью, стараясь скрыть то, к чему возвращались её мысли на самом деле.
«Кари, я взял тебя под надзор, – мысленно произнёс Тадоль-па, и женщина остановилась, замерла, выжидающе уставилась взглядом в стену.
«Не бойся, это я, Тадоль-па.
«Где ты?
«В станции надзора за мыслями.
Кари подняла взгляд под купол города и непонимающе следила за устремившейся туда камерой лифта.
«Как ты оказался там?
«Захватил.
«Как захватил?
«У нас нет времени на рассказы.
«Они решили тебя психотрепанировать. Я прибежала, чтобы тебя увести, а там… Ты герой, Тадоль-па! Я восхищаюсь тобой. Ты…
«Успокойся. Я – смертник.
«Не думай так. Если станция в наших руках, то мы… Я тоже взяла парализатор…
«А записи?.. Я их оставил тебе в лестничном тайнике.
«Взяла.
«Тогда иди во дворец.
«Понимаю, там лифты…
«Тебе ничего больше не надо понимать, – жёстко сказал Тадоль-па.
«Прости меня.
«Обезмыслься. Иди в приёмную ле-Трава. Ты там мне нужна.
Кари кивнула и, привычно склонив голову, направилась в сторону дворца. Разговор больше не возобновлялся. Тадоль-па вёл Кари, боясь думать о том, куда ведёт её и зачем.
У входа во дворец Кари остановил полицмент, оглядел её похотливым взглядом и мысленно проговорил с издевкой:
«К кому? Таких, как ты, недавно выпроводили.
«Есть важное сообщение для Верховного, – ответила Кари, глядя на полицмента скромно, но в то же время строго.
«Говори.
Дальше Тадоль-па не мог рисковать, и, когда лицо полицмента попало в круг на экране, он надавил на рычажок под рукой с надписью «переброс». Раздался щелчок – и на экране появилась Кари, отображённая взглядом полицмента. Она смиренно объясняла, почему не имеет права сказать охраннику то, что положено знать только Верховному элиту ле-Траву. Тадоль-па нашёл рычажок диктата, перебросил его и ощутил, как замер в ожидании полицмент. Подумал, что надо бы отвести его взгляд в сторону, – и полицмент отвернулся от Кари, стал смотреть на проходящих мимо учёных.