Боги Бал-Сагота (сборник) - Страница 26

– Но ни крохи добычи… – повторил викинг.

И вновь Турлох покачал головой.

– Я забрал с собой самое ценное на целом острове украшение, за которое гибли мужчины и женщины, наполняя кровью сточные канавы.

Он вытащил из-за пояса небольшой предмет – необычный резной символ из нефрита.

– Символ королевской власти! – воскликнул Этельстан.

– Да, пока Брюнхильда боролась со мной, не желая отпустить следом за тобой по коридору, эта штука зацепилась за мою кольчугу и сорвалась с золотой цепи.

– Тот, кто носит его, считается королем Бал-Сагота, – задумчиво произнес могучий сакс. – Как я и говорил, ты, Турлох, стал королем!

Гэл с горечью рассмеялся и указал на громадную колонну дыма, колыхавшуюся вдали над самым краем моря.

– Да, в королевстве мертвых, в империи привидений и дыма. Я – Ард-Ри[33] призрачного города, король Турлох Бал-саготский, и мое королевство растворяется в утреннем небе. И в этом оно сродни любой другой империи мира – одни лишь мечтания, призраки и дым.

Страх? Пардон, мсье, но вы и не знаете, что такое настоящий страх. Да, я настаиваю на своем утверждении. Вы – солдаты, искатели приключений. Вы знаете, что такое атака драгунского полка, знаете ярость бурных морей. Но страх – подлинный страх, от которого встают дыбом волосы, а тело покрывается гусиной кожей – он вам неведом. Мне довелось познать этот страх, но больше никто не узнает его, пока легионы тьмы не выйдут из адских врат и мир не сгорит дотла.

Слушайте же. Я поведаю вам обо всем; все это было много лет назад, на другом краю света, и ни один из вас никогда не встретит человека, о котором пойдет речь, а если и встретит, то не узнает.

Ступайте же за мной назад, сквозь годы, в тот день, когда я, беспечный юный шевалье, покинул борт крохотной шлюпки, доставившей меня на берег с большого корабля, вставшего на якорь в гавани, и, проклиная топкую грязь захолустного порта, зашагал вверх по лестнице в сторону замка, куда прибыл в ответ на приглашение старого друга, дона Винсенте да Лушту.

Дон Винсенте был человеком удивительной силы и дальновидности – из тех, кто способен увидеть будущее, заглянув за горизонты настоящего. Вероятно, в венах его текла кровь тех самых древних финикийцев, что, как учат священники, правили морями и возводили города в далеких краях в эпоху мрачного язычества. Его план сколотить состояние был крайне необычен, однако ж он преуспел, а ведь, должен вам сказать, такое немногим пришло в голову, а преуспели и вовсе считаные единицы. Имение его находилось на западном побережье темного таинственного континента, неодолимой преграды для путешественников и исследователей – Африки.

Здесь, на берегу небольшой бухты, он вырубил зловещие джунгли, построил себе замок и склады и принялся безжалостной рукой извлекать из окрестных земель их богатства. Четырьмя кораблями владел он: огромным галеоном и тремя судами поменьше. И все они без устали курсировали между его владениями и испанскими, португальскими, французскими и даже английскими городами, груженные деревом ценных пород, слоновой костью, рабами и тысячами прочих богатств, что добывал дон Винсенте торговлей или войной.

Да-да, отчаянное предприятие, отчаяннейшая коммерция! Однако ему вполне удалось бы превратить эти мрачные земли в настоящую империю, если бы не этот крысомордый Карлуш, его племянник, который… Однако я забегаю вперед.

Взгляните, мсье, я нарисую вам карту прямо на столе, обмакнув палец в вино. Вот здесь – небольшая мелкая гавань, здесь – длинные, просторные причалы. Вот так, вверх по пологому склону, ведет лестница, по обе стороны от нее – склады, мало чем отличающиеся от обычных хижин. Заканчивается лестница здесь, у широкого, но неглубокого крепостного рва. Через ров переброшен узкий подъемный мост, а, перейдя его, оказываешься перед высоким частоколом из вкопанных в землю бревен. Частокол полностью окружает замок. Сам же замок выстроен в старинной манере, по образцу древних эпох, и предназначен не столько для красоты, сколько для обороны. Выстроили его из камня, доставленного издалека. Строительство отняло годы труда. Тысячи негров возводили стены замка, подгоняемые плетьми, и теперь, завершенный, он выглядел совершенно неприступным. Таков и был замысел строителей – берберийские пираты частенько устраивали набеги на эти берега, а угроза туземного мятежа таилась еще ближе.

Пространство на полмили вокруг замка держали расчищенным, по болотистой земле проложены были дороги. Все это требовало невероятных трудов, но рабочая сила имелась в избытке. Скромный подарок вождю – и он предоставит все, что требуется, а уж португальцы-то знали, как заставить людей работать!

Менее чем в трех сотнях ярдов к востоку от замка текла широкая, мелкая река, впадавшая в бухту. Название ее совершенно выскользнуло из памяти – какое-то варварское слово, которое я так и не научился выговаривать.

Обнаружилось, что из друзей дона Винсенте в замок был приглашен не один я. Раз в год – или что-то около этого – дон Винсенте собирал в своем одиноком поместье шумную компанию и устраивал веселье на несколько недель, готовясь к новому году трудов и одиночества.

В замок я вошел уже к ночи и обнаружил грандиозный банкет в самом разгаре. Принят я был с великой радостью, друзья шумно приветствовали меня и представили тем, с кем я оказался не знаком.

Слишком усталый для гульбы, я поел и немного выпил, слушая тосты и песни и изучая пирующих.

Дона Винсенте я, конечно же, знал и был близко знаком с ним многие годы, как и с его прекрасной племянницей Изабель – не в последнюю очередь из-за нее я и принял его приглашение посетить эту мерзкую глушь. Ее двоюродного брата Карлуша – скрытного жеманного парня с лицом, точно у крысы, я тоже знал и не любил. Далее, был там мой старый друг, итальянец Луиджи Ференца, и его сестра, кокетка Марчита, как всегда, строившая глазки всем мужчинам вокруг. Был еще невысокий коренастый немец, назвавшийся бароном фон Шиллером, обнищавший гасконский дворянин Жан Десмарт и дон Флоренцо де Севилья – худощавый, смуглый, немногословный человек, по его собственным словам, испанец, носивший при себе рапиру длиною едва ли не в собственный рост.

Были там и прочие – мужчины и женщины, чьих имен или хотя бы лиц я за давностью лет не припомню. Но был среди них человек, чье лицо отчего-то привлекло мой взгляд, как магнит алхимика притягивает к себе сталь. То был мужчина сухощавого сложения, чуть выше среднего роста, в простом – можно сказать, строгом – платье, при шпаге, почти такой же длинной, как у испанца.

Но не одежда его и не шпага привлекли мое внимание. Дело было в его лице. Утонченное, породистое, оно было изборождено морщинами, придававшими ему усталый, изнуренный вид. Подбородок и лоб его сплошь усеивали тонкие шрамы, будто оставленными когтями дикого зверя, и я мог бы поклясться, что во взгляде его узких серых глаз то и дело мелькала странная обреченность.

Склонившись к кокетке Марчите, я спросил, кто это – нас представили друг другу, но имя этого человека тут же выскользнуло из моей памяти.

– Де Монтур, из Нормандии, – отвечала она. – Странный человек. Пожалуй, он мне не нравится.

– Значит, он не попался в твои силки, моя маленькая чаровница? – промурлыкал я, в силу давней дружбы не подверженный ни ее гневу, ни лукавству.

Но Марчита предпочла не гневаться и ответила на шутку лишь хитрым взглядом из-под скромно опущенных ресниц.

Я понаблюдал за де Монтуром еще, и чем дальше, тем сильнее он привлекал мое внимание. Он почти не ел, необычайно много пил, а говорил очень мало, да и то – лишь отвечая на вопросы.

Тут начались тосты, и я заметил, что соседи просят нормандца встать и поднять здравицу. Поначалу он отказался, но, подчиняясь настойчивым просьбам, встал, поднял кубок и немного постоял молча. Казалось, он внушает гулякам благоговейный страх. С диким, насмешливым хохотом он воздел кубок над головой.