Богатство души (СИ) - Страница 6

Азъен не говорил об этом братьям, зная, что это послужит лишним поводом для насмешек. Несмотря на все, он любил их, хотя иногда это и тяжело давалось, но он верил, что братья тоже его любят, пусть и выражают это в своеобразной форме.

Той ночью сон не шел к Азъену. Он долго крутил в руке неизвестную монету, обнаруженную на дне мешочка. Она оказалась без изъянов и царапин, что само по себе почти невозможно. Каждая из девяти граней абсолютно одинакового размера — над ней работал искусный мастер, но вряд ли она была именно монетой, чтобы ею платить. На ней не имелось никаких узоров или обозначений, и сделана она из какого-то металла, всегда остававшимся холодным.

Из окон своих покоев он слышал лишь пение ночных птиц и шум ветра. Город засыпал на ночь, или Азъену только так казалось, потому что он никогда не выходил в это время. Из своих окон он мог наблюдать редкие далекие огни города, а над ними — целая россыпь ярких звезд. Сейчас они казались ещё ярче в безлунную ночь. Азъен сел на край подоконника, начав играть на флейте. Он и сам не знал, что играл, просто позволял музыке течь. Ветер тут же подхватывал мелодию, унося куда-то далеко за пределы замка.

Рассвет встретил юношу спящим на подоконнике. Как он умудрился уснуть, да ещё и не свалиться, он не понял. Хотя он гораздо сильнее переживал, если бы упала его флейта. Но, похоже, за годы у него выработался стойкий рефлекс никогда не выпускать инструмент из рук, даже во сне.

В тот день Азъен переборол себя и отсидел на занятиях положенное время, но, как бы он ни старался, мыслями он находился не здесь, а всё время возвращался к бродячим музыкантам. Он ещё не решил, будет ли играть с ними, но увидеть их точно хотел. Видимо сегодня не самой благоприятный день для этой встречи — казалось, что все за ним следили, а братья находились буквально везде, куда бы он не пошел вплоть до самого вечера. Последним уроком у него оказалась стрельба из лука – единственное, на чем настоял отец. Он считал, что луком должен уметь пользоваться каждый, потому что не известно, как повернется жизнь и что может пригодиться. Азъен каждый раз, целясь в мишень, старался не представлять перед собой какое-нибудь дикое животное, но усилиями его братьев это становилось невозможно. Оттого он и не мог научиться стрелять.

— Азъен, ты стреляешь, как девчонка, — смеялся Мартирас, когда очередная стрела упала на землю, не долетев до мишени. — Я давно говорил отцу, что тебя следовало поменять с Катариной. Тебе гораздо ближе уроки танцев и шитья, — он натянул свой лук, выпуская стрелу сразу же, почти не глядя. Та попала вблизи от центра мишени. – Если бы это был человек, то он бы был мертв.

Азъен глубоко вздохнул, стараясь не думать о жестокости брата и снова натянул тетиву. Он понимал, что всё делает правильно, но всякий раз за мгновение до того, как отпустить стрелу, его рука либо ослабевала, либо начинала дрожать. Вот и сейчас — тонкая стрела полетела в неизвестном направлении выше мишени. Сзади он услышал смех Гавриила. Обернувшись, он встретился со светлыми карими глазами брата. И так всегда — он промахивался, они смеялись, и только отец, иногда наблюдающий за ними, снисходительно качал головой. Возможно, он жалел неспособного сына, который не умел ничего, кроме игры на флейте. Ему становилось стыдно перед отцом, но что он мог сделать, если таким родился?

Когда учитель, наконец, сжалился над своим учеником, Азъен с благодарностью и облегчением вернулся в свои покои. Несмотря на возможность улизнуть прямо сейчас отсюда, он не мог себе этого позволить — если братья взялись следить за ним, то быстро обнаружат его отсутствие, а потом и потайные ходы. Из окон Азъен видел центральную площадь и, казавшуюся игрушечной, повозку музыкантов. Они снова выступали, и снова не находили отклика у людей. Общий шум города заглушал звучание музыки, донося лишь короткие обрывки, но и этого ему оказалось достаточно, чтобы уловить мотив. Схватив флейту, Азъен начал играть, руководствуясь лишь музыке, звучавшей в его сердце.

Толпа на площади начала сгущаться, окружая повозку и почти скрыла самих музыкантов. Азъену так хотелось оказаться сейчас там — рядом с ними. Закрывая глаза, он переносился туда, мысленно минуя разделяющее их расстояние. Музыка стихла, и он открыл глаза, всматриваясь в площадь. Он сразу же нашёл среди людей Йенса и мог поклясться, что тот смотрит на него и улыбается. Мужчина прикоснулся губами к мундштуку кларнета, а ветер моментально подхватил его мелодию, донося до адресата.

Азъен отпрянул от окна, отказываясь верить своим глазам и ушам — он просто не мог с такого расстояния разглядеть одного единственного человека, а уж услышать послание, донесённое ветром… Он будет ждать его завтра. И либо это воображение сыграло с ним злую шутку, либо это какая-то магия. Выглянув из окна еще раз, он больше не различал лиц и не мог найти там Йенса. Успокоив себя тем, что это лишь его воображение, воспаленное от голода и недостатка сна, Азъен спустился вниз, где заставил себя поесть в кругу семьи.

— Азъен, ты знаешь, что в наш город недавно прибыли иностранные музыканты? — спросил отец, когда обед закончился. Азъен с трудом сдержался, чтобы не залиться краской, но щеки всё же начали гореть.

— Да, отец, я видел их из окна на площади.

— Они должно быть хорошо играют, раз уже второй день собирают вокруг себя так много людей.

— Они, между прочим, до сих пор не заплатили нам налог на то, что зарабатывают на нашей земле, — возмутился Гавриил.

— Да ничего они не заплатят, — поддержал брата Мартирас. — Они лентяи, которые не хотят работать. Я не удивлюсь, если они еще и воры.

Азъен опустил голову ниже чувствуя, как кровь всё сильнее приливает к щекам.

— Если они воры, то это скоро выяснится — люди молчать не станут, — Фредерик прервал своих сыновей спокойным рассудительным голосом. — В таком случае они лишатся своих рук. А развлекать людей — это тоже работа, тяжёлая и зачастую неблагодарная. Прошу запомнить это и отнестись к ним с уважением, когда они будут выступать у нас.

— Отец, ты пригласил этих бродяг во дворец? — Мартирас не сдержал своего возмущения, приподнимаясь со стула.

— Ещё нет. Но, надеюсь, они порадуют нас своей музыкой через пару дней. Азъен, тебе должно быть интересно познакомиться с иностранными гостями?

— Да… Наверное… — промямлил тот, не поднимая головы. Эта новость выбила почву у него из-под ног. Странно, как ему ещё удавалось сидеть ровно.

— Азъен, ты почему такой бледный? Ты не заболел? — поинтересовалась Ретрия — мать Азъена.

— Всё хорошо, матушка.

— Это от счастья, я полагаю? — заметил Мартирас. — Не каждый день во дворце выступают бродячие музыканты. Может, они даже позволят тебе сыграть с ними.

— Выступать с уличными музыкантами? Какой ужас! — ахнула Ретрия. — Сыну короля не пристало опускаться до их уровня.

— Бродягам их уровня не пристало выступать перед королем, — поддержал её Мартирас.

— Достаточно! — прервал их Фредерик. — Я так решил. Если они примут моё приглашение, то будут выступать! — он встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен.

Азъен тоже решил отправиться к себе, стараясь идти, как и всегда, только ноги его не слушались, став словно деревянными. Он не знал, чего боится больше — того, что о его тайных «вылазках» узнают отец и братья, или того, что музыканты узнают о его вранье. Ведь он соврал им, представившись вымышленным именем. Можно, конечно, попробовать отговорить отца, но у него язык не повернется к нему подойти. Единственный выход, который он видел — признаться своим новым знакомым в своём обмане… Завтра.

Придётся рисковать и бежать к ним.

========== Глава 3 ==========

Следующие сутки стали для Азъена настоящей пыткой. Ночью он метался по комнате, как раненый зверь в клетке, а утром не мог усидеть на месте. Время тянулось невыносимо долго, учителя словно сговорились, пытаясь усыпить его на уроках. Последнего учителя он не стал дожидаться, рискуя сорваться с места прямо в середине урока, как у него это уже происходило неоднократно.