Бог после шести(изд.1976) - Страница 40

— Раньше надо было начинать, — буркнул Худо, — вон сколько мест проехали зря.

— Неправ, брат Олег, — ласково ответил Кара, — раньше места были неровные. Околостоличный народ — препустые людишки. Пена, а не человеки. Как нанесло их со всех сторон, так и унесет. Сейчас проезжаем основательных хозяев, у них сохранились традиции и вера. Но вера верой, а хочется чего-нибудь свеженького. Предлагаю использовать опыт наших соперников в духовной области и организовать агитбригаду. Пусть послушают люди о новых делах в этой области.

— Агитбригаду? — Костя почувствовал, как лицо у него вытягивается. — Агитировать? За что?

Кара пронзительно глянул на юношу. “Зырит, как сатана”, — робея, подумал Костя.

— Неужто до сих пор не понял? — фальшиво улыбнулся Кара. — За бога будем пропагандировать. За нашего бога.

— Бог един для всех, — вяло сказал Худо.

— Правильно. Но мы о новейшей вере расскажем, о самом последнем слове в этих делах. Людям всегда интересно, когда бога понимают по-новому.

Притворяшки оживились и ста пи с вниманием слушать своего наставника. Косте показалось, что в последнее время Кара подобрел и перенес внимание на другие цели. Реакция Олега тоже выглядела подозрительной. Он Бел себя так, будто ничего не случилось: ни драки, ни взаимных обвинений, ни угроз. Короче — и он ничего, и они ничего. Костя только пожал плечами.

Кара задумал осуществить нечто вроде религиозного ревю. На первом же привале были разработаны программа и роли, а в ближайшей захудалой деревушке состоялось и представление.

Остановились они на краю деревеньки, которая произвела на Костю очень невыгодное впечатление. Впервые за время путешествия он решил прогуляться и оглядеться. Старые, видавшие виды избы сидели глубоко в снегу. Встречавшиеся ему колхозницы были одеты однообразно: валенки, стеганка, ушанка. Похоже, данный колхоз не блистал особыми трудовыми успехами, кругом не разглядеть видимых признаков изобилия. Сколько Костя ни вглядывался и ни вслушивался, он не заметил во дворах холеных лошадей, тучных коров, откормленных свиней. Дома по обе стороны заснеженной улицы были молчаливы, неприютно темнели черными пятнами окон. Было много явно нежилых зданий — старые доски крест-накрест некрасиво перечеркивали фасады изб. Костя прошелся до конца улицы, на душе у него стало совсем муторно, он решил вернуться назад, в теплую избу бабки Ядвиги, к которой у Кары было особое рекомендательное письмо. Все же умел Кара выбирать постой! Такая глушь, да еще в глуши этой заповедно глухое место!

А вечером состоялось представление. Народ пришел на сборище невзрачный, тот же, что попадался Косте утром на улице. Невзрачный и в то же время очень хорошо ему знакомый, особенно за последние дни. Пришли бабки, пришла девочка лет тринадцати и малышок лет четырех… Пришли две молодки в черных ажурных платках поверх обычных шерстяных и, усевшись у входа, тотчас принялись лузгать семечки. Они были разочарованы: думали, что похороны, а оказалась лекция. Пришел непременный член подобных собраний дед в ушанке с отвисшим ухом на манер дворняги, за которой плохо ходили в щенячьем возрасте. Пришел еще один благообразный старик с постным лицом и холодным взглядом маленьких глаз. Рот у него, по мнению Кости, напоминал лезвие ножа, плотно сжатые губы точно боялись выронить золотое слово, прятавшееся в гортани. “Жадюга, должно быть, неимоверный”, — решил Костя. Хозяйка относилась к жадюге с особым почтением. Шептала что-то на ушко, поспешно и невпопад кивала, будто соглашаясь с еще не высказанными указаниями гостя. Были на представлении еще какие-то люди, но Костя устал их рассматривать, да и смотреть там, по правде, было не на кого. Всё девчонки, да бабки, да несмышленые малыши.

Представление ставилось по репетиции наставника. Гости сидели на почетном месте за деревянным столом. Перед ними положили буханку хлеба и солонку с крупной солью. Питья никакого, кроме бутылки с квасом.

“Как на собрании, — думал Костя, — президиум, выступающие”.

Первым выступил Олег. Был бледен, с синью под глазами. Говорил глухо и даже невнятно, но что-то трогало в его речах. Точно просил или извинялся за притворяшек. Подкупал слушателей мягкостью, ненавязчивостью. Вот смотрите, мол, как у нас получилось. Случайно как-то, а все же есть в наших поступках что-то нужное людям. Ловко гнул свою линию, незаметно. И слушали его внимательно, с любопытством.

Худо сказал, между прочим, что они уже много лет ищут истину, испробовали разные пути, заблуждались и грешили, но сейчас на верном пути.

Костя хмыкнул про себя. На верном пути! Конечно, зимняя дорога всегда верный путь. Тверда, пряма, далека, катись по ней и катись, было б верное направление.

Костя слушал своих спутников с раздражением. Сам он участвовать в этих представлениях отказался.

— Пока мы работали на себя, был смысл, — сказал он грозно нахмурившему брови Каре, — а сейчас мы даем спектакли для публики, и мне неинтересно. Я буду выполнять обязанности технической прислуги: уход за машиной, поднести, отнести. А выступать не хочу.

— Смотри, — заметил Кара, — отстанешь — пожалеешь. Мы большое дело зачинаем, надо шагать в ногу.

— Вот я и посмотрю, а потом шагну.

Кара стрельнул злобными глазами, ничего не сказал. Было решено, что Костя в их действиях не участвует. Ему выпали обязанности служки: готовить встречу, раскладывать книги, подносить квасок охрипшему оратору или просто сидеть сложа руки, наблюдая за реакцией слушателей. Позиция стороннего наблюдателя потом оказалась неожиданно полезной — Кара дотошно выпытывал, какие моменты были наиболее впечатляющими. Костя без утайки рассказывал, как охнула бабка и в каком месте выступления Кары все девчонки смолкли и пооткрывали рты. Наставник брал на заметку такие места и в следующей встрече развивал и дополнял их красочными подробностями.

Первое выступление притворяшек было чуть истеричным. Жалобная и одновременно чуть хвастливая интонация художника не понравилась Косте.

— Мы потерялись во тьме нашей жизни, — говорил Олег, разводя руками. — Что делать? Как спасаться? Куда ни кинь, везде грех и погибель. Пробовали по-разному, и молиться и грешить. Но душа не знала покоя. Все было не то! Слепые котята, тычемсч, тычемся, а правды найти не можем. И только через смерть познали направление, путь. Ушла от нас Людмила, святая душа, оставила за собой золотой след, по тому следу идем и уверены — так правильно!

“Неужто, — думал Костя, — клюнут на эту муть? Ведь и младенцу ясно: липа и туман”.

Однако клевали. Костя явственно отмечал все признаки полного эмоционального согласия с оратором. Бабки печалились, вытирали глаза концами платков. Дед вздыхал и лез за “Беломором”, но его попытку закурить тут же пресекала яростным шипением хозяйка дома.

После Олега Маримонда рассказывала о том, какой она была раньше и что с ней сталось после приобщения к благодати новой жизни. С точки зрения Кости, женщина возводила на себя напраслину, приписывая себе явно чужие грехи. Он знал Мари как большую фантазерку, сочинительницу, но пьяницей и дебоширкой она никогда не была. Очень забавно было слушать это вранье. Впрочем, слушатели только ахали, когда Мари описывала свое буйство в коммунальной кухне. Ее новеллы были стандартны, а потому правдоподобны.

Как всегда, отличился Пуф, расписывая свою особу темными красками. И рецидивист-де он, и бандит, и такой-сякой. А после того как попал к людмильцам, стал пай-мальчиком, только молится, никого не обижает.

“Неужели и это съедят?” — раздумывал Костя, вглядываясь в сочувственные лица слушателей. Но те ничего, будто так и надо. Выходит, и эти байки они тоже съели.

А Пуф распалялся все больше, пришел в остервенение, точно ударить хотел сидевших перед ним людей.

Костя решил, что Пуф в истерике и презирает сейчас всех на свете, а больше всего себя. Самоистязается бесстыдно и открыто. И еще подумал Костя, что на его глазах совершается таинственный поражающий процесс: из ничего рождается нечто. Какая секта? Что за святая Людмила? Чушь, бред, болтовня! Нет этого, ничего нет! Учения нет, мыслей нет, сплошные многозначительные разговорчики. А на деле выходит, если долго и важно говорить ни о чем, будто бы кое-что и проявится. И не только обнаружит себя, но еще и подействует.