Бог непокорных (СИ) - Страница 98

– многомерное, неизмеримое, охватывающее одновременно великое множество вещей и видящее

их так, как иное существо не может и представить – сконцентрировалось на Центарне, на Долине

Казненных, на алтаре и фигурке на нем, и путь, вернее – след пути – был найден. Я скользнул по

этому следу, снова сжимаясь до единственной формы – также, как человек, способный охватить

взглядом некое пространство, сосредотачивается, при необходимости, на единственной детали или

на действии, совершаемом в этом пространстве.

В виде потока теней я проскользнул по извилистому пути в безумие – пути, подобному

тому, через который немногим ранее Истязатель протащил меня самого. Времени прошло совсем

мало, но часть резервов энергии и тонких защит я успел восстановить. Я не собирался рисковать и

задерживаться в Цитадели более, чем это было необходимо: нет, на этот раз – никаких попыток

укротить силу Безумца и пробиться к ее сердцевине. Я найду брата и тотчас же покину это место.

Я оказался в комнате, стены которой состояли из темноты. В комнате плавало несколько

горящий свечей, летали феи, безголовые птицы и длинные, похожие на червей, мотыльки. Почему

я здесь? Где Лицемер?.. Одна из свечей привлекла мое внимание – ощущение личности брата,

совсем слабое и неверное, связывалось почему-то с ней. Я подплыл ближе и сменил облик тени на

тот, который после воскрешения стал моим царственным обликом Князя – после чего протянул к

свече одновременно обе руки. Даже не к самой свече – она была лишь декорацией – а к ее

золотистому огоньку, казавшемуся неуловимо знакомым, ибо таким же сияющим, чарующим и

восхитительным был изначальный текучий царственный облик Лицемера, похожий на поток

золотистого пламени: по праву мой брат в те далекие времена считался одним из самых

прекраснейших созданий Сальбравы.

***

…высокий зал, повсюду – статуэтки и изображения Мольвири и ее праведной свиты, запах

благовоний, звенящая тишина, которая бывает только в храмах и которую не нарушает негромкий

разговор пожилого жреца с остановившимся взглядом и пришедшего в храм путника – горбуна в

рваной хламиде.

– Мне нужна кукла, – сказал Лицемер. – Хорошая и умная кукла, которую я мог бы

оставить на острове вместо себя. Эн-Тике отнимает слишком много времени; а у меня этого

времени нет.

– Чем же ты собираешься заняться? – Спросил Кукловод устами старого жреца; слова

звучали так, как будто бы некто, не понимающий ни значения произносимых слов, ни интонации, с которой их следовало выговаривать, механически, заучено повторял то, что некогда услышал и

запомнил.

– Тебя это не должно беспокоить, – ответил Лицемер. – Я даю тебе шанс доказать на деле,

что ты не предатель и не шпион. Не заставляй меня жалеть о своем решении…

– О, конечно, брат мой! Конечно…

***

Сомкнув пальцы, я окутал золотистый огонек сохраняющей и защитной силой

соответствующих Имен – рассудив, что от контакта с моей собственной магией, неразрывно

связанной с отравой и порчей, ничего хорошего не выйдет – по крайней мере здесь, в месте, законы которого постоянно менялись. Любое смещение баланса в ту или иную сторону – и моя

сила может непроизвольно повредить частицу личности и памяти Лицемера – которую, напротив, хотел бы уберечь от дальнейшего распада.

Не оставляло сомнений, что упорство Князя Лжи сыграло с ним дурную шутку: в то время

как Кукловод бежал из страха, а я отступил, трезво оценив свои возможности – Лицемер и Палач

задержались в Цитадели больше, чем это было допустимо. При том Лицемер, чья сила и сущность

некогда были непоправимо повреждены, был уязвим для разрушительных энергий Цитадели в

значительно большей степени, чем кто-либо из нас. Мой брат полагался на Имена, но безумие со

временем разъедало даже их – и, вероятно, он и сам не заметил, как его индивидуальность стала

распадаться на части. Возможно, он боролся, но проиграл; возможно, сам пошел на поводу тех

иллюзий, которые сотворила для него Цитадель, поскольку уже не был в силах адекватно оценить

происходящее. Так или иначе, Цитадель его поглотила – и теперь мне предстояло отыскать

частицы его индивидуальности и собрать ее заново.

Я сотворил несколько заклятий, вновь прибегнув к Истинной Речи – одни стабилизировали

мое собственное состояние, другие – окружающий мир, третьи обеспечивали защитой золотистый

огонек, четвертые искали подобные ему частицы, пятые – формировали к ним путь.

Из комнаты со свечами и темными стенами я переместился в коридор, стены которого

состояли из терновника; стебли шевелились, словно вялые змеи; иглы раскрывались, словно рты,

показывая языки и ряды аккуратных ровных зубов. Один из шипов проглотил золотой огонек, мне

пришлось вскрыть его, чтобы извлечь частицу Лицемера и присоединить ее к той, которую я

забрал в комнате со свечами.

Следующая частица пряталась в комнате с безумными лестницами; еще одна – в

пространстве, перекрытом огромным количеством веревок с развешанными на них полотнами.

Кроме самой первой, ни одна из этих частиц не содержала каких-либо воспоминаний; это были

всего лишь элементы расщепленной и разбросанной по Цитадели души. Но последующая частица

такое воспоминание содержала – это была память о том, как мы подготавливали воскрешение

Истязателя: поскольку я был одним из ее участников, то знал ее содержание – но теперь, забирая

огонек из желудка двухголовой рыбы, плавающей в водяном пузыре над раскаленной радугой, я

мог взглянуть на те же события глазами своего брата.

***

…в мире серого ветра, на островке земли в центре бушующего вихря, трое Князей заняли

свои места вокруг обнаженного молодого человека, распростертого на камне – человек не дышал, но и не казался мертвым… возможно, потому что человек этот никогда еще не жил: его тело было

произведением магического искусства, особенным сосудом, предназначенным вместить дух

четвертого Князя, незримо присутствовавшего здесь же – ибо иначе воплотить Истязателя было

невозможно.

Отравитель медленно провел теневой рукой над телом и сказал:

– Я не ощущаю в нем ничего, что могло бы предать Хозяина Боли.

Тогда, в обратном направлении, над телом провел рукой Лицемер и сказал:

– Я не ощущаю в нем никакой явной или скрытой лжи.

Кукловод – а красивое и сильное тело было творением именно его рук – рассмеялся:

– Поразительно! – С издевкой в голосе воскликнул он. – Предательство и Ложь

подозревают меня в предательстве и лжи! Я тронут до глубины души, мои дорогие братья! Как же

приятно вновь ощутить себя в теплом, дружном, семейном кругу!

Каменная маска молча повернулась к Кукловоду – как всегда, равнодушное выражение на

ней осталось неизменным. Отравитель усмехнулся правой, мертвенной половиной своего лица.

– Я принимаю твой дар, брат, – прошептал серый ветер. – Принимаю не глядя и не ища

подвоха. Любая перемена будет лучше состояния, в котором я пребываю так долго…

– Мы не можем дать тебе обычное воплощение, – сказал ветру Лицемер. – Не можем

вывести твою силу через твои бисуриты. Не можем произвольно обратить поток твоей силы в

прежнее течение. Не можем подняться в Эмпирей и убить Бога Гнева для того, чтобы сила,

которая насыщает его, снова вернулась к тебе. Все, что мы можем – дать тебе эту куклу, в которую

твоя сила будет просачиваться по капле; ты будешь с нами, но тем, кем ты был прежде, ты уже не

будешь.

– Я знаю, – произнес ветер. – И я это принимаю.

– Это хорошая кукла, – заявил Кукловод. – Я долго над ней трудился. Я раздобыл частицы

твоей силы и использовал их, создавая Холок, Шэ, Тэннак и Келат. Его Тобх чист и открыт для

тебя, а Анк подобен зародышу, что скорее свойственно смертным, чем бессмертным. Я бы не