Бог непокорных (СИ) - Страница 95

сходило надменное выражение, приблизился к алтарю.

– Ну, и как ими пользоваться? – Пренебрежительно поинтересовался он, разглядывая

фигурки.

– Когда мы войдем в миры Безумия – просто прикоснись к ним, и ты ощутишь связь с

нами, – объяснил Кукловод.

Истязатель еще раз оглядел алтарь и фигурки, после чего произнес:

– Я готов.

Теперь каменная маска повернулась ко мне. Я подошел к алтарю, вытянул вперед левую,

теневую руку и потер друг о друга кончики пальцев. Единственная темная капля, появившаяся в

месте соприкосновения, набухла и упала вниз – и как только она коснулась губ лежащего на

алтаре человека, он задергался и застонал, забормотал бессвязными голосами; звуки, которые он

выдавливал из себя, по большей части ничего не значили – но среди них были и слова, некоторые

из которых образовывали абсурдные, противоестественные связки. Мой яд свел Малта Асуна

Дебрая с ума, и дорога в миры безумия оказалась открыта – можно было уже не рыскать по

глубинам его подсознания, отыскивая сокровенную дверь: теперь любая из дверей вела туда, куда

нам было нужно.

Я вошел через врата противоречий – не лучший, как вскоре выяснилось, выбор, но на тот

момент, когда я его совершал, все прочие альтернативы казались еще худшими. Лицемер проник

сквозь врата абсурда; Палач и Кукловод выбрали врата распада и повторения: каждый из них, как

и я, счел лучшим выбрать то, что в силе Безумца было максимально приближено к его

собственной силе – и каждый, как и я, ошибся, потому что в итоге Безумец, обратил наши

собственные силы против нас.

За гранью бытия, там, где начинался хаос и бред, высилась исполинская цитадель,

внешний вид которой беспрестанно менялся: одни элементы здания превращались в другие, цвета

сменяли друг друга, фактура варьировалась от привычного камня и дерева до стекла, железа, земли, кожи, полотна и более экзотических материалов; внизу бурлил океан, шел косой дождь, а

небо расцветало фантастическими узорами. Я произнес Имя Пути, и тотчас возник призрачный

мост, ведущий к вратам цитадели; врата казались единственным входом в нее, однако каждый

входящий видел свой мост и свои врата. Я двинулся вперед, но сколько бы я не шел, мост не

становился короче – казалось, каждый мой шаг увеличивает его длину на ровно такое же

расстояние. Цитадель сопротивлялась любым попыткам навязать ей внешний порядок; созданная

из силы Князя, она отталкивала или поглощала все постороннее, что было ей чуждо. Любопытства

ради я оглянулся, желая узнать, как выглядит отсюда то место, через которое я проник в безумие.

Оказалось, что вход представляет собой огромную, похожую на остров, голову Малта: голова

шевелилась и, кажется, что-то говорила, но слышно было плохо, поскольку мост выходил из

затылочной ее части.

Когда я повернулся обратно – цитадели не было, передо мной снова была огромная голова

и упиравшийся в нее мост; еще один поворот, и еще, и еще: картинка оставалась прежней: Безумец

раз за разом отталкивал меня, разворачивал в обратном направлении. Тогда, не отводя взгляда от

выхода из этого абсурдного царства, я сделал шаг назад, другой и третий; чувство опасности

кричало, что таким образом я легко попаду в любую ловушку, расставленную силой

Сумасшедшего Короля, но я продолжал идти спиной вперед. Временами ощущение угрозы

становилось непереносимым, и я знал, что рискую, соглашаясь – пусть и на время – играть по

правилам Безумца, но я не хотел применять ни Имена, ни собственную силу для того, чтобы

пробивать себе путь уже на этом, самом раннем этапе; позже, несомненно, придется это сделать, иначе Цитадель попросту растворит меня в себе.

Пятясь, я выпустил из своей спины несколько отростков, которые должны были

ощупывать путь, однако, отростки ощутили только пустоту – при том, что каждый раз, когда я

делал шаг назад, вместо пустоты моя нога опускалась на камень моста. Безумец играл с моим

восприятием, а ведь я даже еще не вошел в Цитадель. Здесь концентрация его силы была еще

слаба, но чем больше пройдет времени, тем в большей степени эта сила сумеет на меня повлиять –

а это означало, что моя идея не пробиваться в глубь Цитадели за счет грубой мощи – по крайней

мере, на раннем этапе – не так уж хороша, как мне поначалу показалась.

В этот момент моей фигурки на алтаре коснулся Истязатель, я ощутил его так, как будто

бы он стоял рядом и одновременно – находился где-то внутри моей головы: отчасти, теперь он мог

видеть и чувствовать то же, что и я. И я в какой-то мере также ощутил его мысли и настроение –

отчего мне еще труднее стало воспринимать его как самого старшего из нас, как того, кто некогда

выполнял роль наместника Темного Светила и нашего лидера – сейчас он скорее казался юнцом и

человеком по большей части своего мысленного и духовного строя, чем первенцем Горгелойга.

«Что у остальных?» – Поинстересовался я.

«Лицемер и Кукловод еще на мосту,  – ответил юноша. –  Палач пробился к воротам.»

Как и следовало ожидать: Палач не захотел играть с Сумасшедшим Королем в его

странные игры и стал продвигаться к цели за счет одной только своей силы. Может быть, стоит

последовать его примеру? Иначе монотонному движению по мосту не будет конца.

«Я собираюсь применить яд, искажающий восприятие,  – сообщил я Заль-Ваару. –  Не 

знаю, что ты ощутишь, находясь со мной в эмпатической связи, но лучше не рисковать. Не 

трогай мою куклу какое-то время.»

«Хорошо.» – Ощущение связи пропало.

Тонкие энергии моего естества пришли в движение: моя магическая сущность

представляла собой лучшую алхимическую лабораторию в Сальбраве. Было выделено несколько

ядов, затем я смешал их в гремучий коктейль, выделил эту смесь в собственном рту и проглотил.

По телу прошли спазмы, окружающий мир исказился: одна половина мира резко задралась наверх, другая опустилась вниз; моста, острова и цитадели больше не было; я падал вниз, в темную

воронку, медленно вращавшуюся в океане бескрайнего всецветного хаоса, и когда я достиг ее, темнота поглотила меня и ощущение штормящего океана сменилось беззвучием; затем из темноты

стали возникать образы. Образов становилось все больше, каждый из них звал и отвлекал и я

понял, что хотя успешно и сделал один шаг к своей цели, но сопротивление Цитадели также

усилилось: безумие немедленно вкралось в мое изменившееся восприятие и стало влиять и на него

тоже. Тогда я использовал новый состав ядов; образы отяжелели, а темноту разрезали две

пересекающиеся светлые линии. Затем, словно кто-то отгибал края разорванной ткани, четыре

темных лоскута отодвинулись на периферию восприятия, где и пропали; а свет за «разрезанной»

темнотой сложился в образ серебристого сада. Я шел по саду, и там, где я касался деревьев или

земли, оставались темные пятна; пятна разрастались, выедая материю этого места; деревья и земля

растворялись в источаемой мной отраве; от беспрестанно расширяющихся луж поднимался пар. Я

выел немалую часть этого места, прежде чем понял, что серебристый сад разрастается

пропорционально моим усилиям по его уничтожению. Любое мое действие вызывало

противодействие Цитадели, и в то же время не действовать было нельзя: в этом случае безумие

разъело бы меня медленно, но верно.

Я создал третий состав, и тогда весь сад, разом, покрылся темнотой; возникла

двустворчатая дверь, полыхающая алым светом; и я понял, что преодолел мост, и кажется, все-

таки добрался до врат Цитадели. Положив ладонь к створкам, я направил в них всю свою силу, но

не смог ни открыть врата, ни разрушить их. Чем больше я прикладывал усилий, тем больше слабел